— Опять твой сынок с этой… — Марта Степановна поджала губы, подбирая слово поприличнее, — парикмахершей где-то шляется. Ни звонка, ни ответа. В мой магазин третий день не является!
— Мам, да я же говорил — мы с Лерой к врачу ходили, — Антон устало потер переносицу. В свои двадцать три он выглядел как загнанный жизнью сорокалетний мужик.
— К какому еще врачу? — прищурилась Марта Степановна. — Что, уже и заболеть успели? Небось эта твоя… подцепила что-нибудь в своей забегаловке!
Антон побледнел. Он знал — сейчас или никогда. Все равно придется сказать.
— Мам, Лера беременна. Три месяца уже.
В просторной гостиной их двухэтажного особняка повисла звенящая тишина. Марта Степановна медленно опустилась в кожаное кресло, не сводя тяжелого взгляда с сына.
— Что ты сказал? — голос ее стал обманчиво тихим.
— Мы ждем ребенка, — Антон попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой. — Ты же всегда хотела внуков…
— Внуков? — Марта Степановна резко встала. — Внуков я хотела от нормальной невестки! От девушки из приличной семьи! А не от этой… этой… — она задохнулась от возмущения. — Ты понимаешь, что ты натворил? Весь город будет судачить! Все мои знакомые, все клиенты! Сын Кравцовой спутался с простой парикмахершей!
— Мама, но я люблю ее…
— Любовь? — Марта Степановна горько рассмеялась. — А на что вы жить собираетесь, на твою любовь? Ты кто без меня? Менеджер в моем магазине! А она? Стрижет пенсионерок за копейки! Какого ребенка, о чем ты вообще думал?
В этот момент в гостиную вошел Олег Петрович — отец Антона. Высокий, седой, в дорогом костюме, он казался случайным гостем в этой семейной сцене.
— Что случилось? — спросил он, переводя взгляд с жены на сына.
— Что случилось? — Марта Степановна всплеснула руками. — Твой сын умудрился заделать ребенка этой вертихвостке из парикмахерской! Вот что случилось!
Олег Петрович тяжело опустился в кресло.
— Антон, это правда?
— Да, пап. Мы с Лерой…
— Никаких «мы с Лерой»! — перебила Марта Степановна. — Завтра же пойдешь и решишь эту проблему! Я договорюсь с нужными людьми. Деньги ей заплатим, и пусть катится на все четыре стороны!
— Что значит «решишь проблему»? — Антон побледнел еще сильнее. — Ты о чем, мама?
— О том, что никакого ребенка не будет! Я не позволю разрушить репутацию нашей семьи! Двадцать лет строила бизнес, уважение заработала! И что теперь? Чтобы какая-то шалава все разрушила?
Антон почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он смотрел на мать и не узнавал ее. Куда делась та добрая женщина, которая пекла ему пироги в детстве? Которая целовала разбитые коленки и читала сказки перед сном?
— Пап, скажи что-нибудь! — взмолился он.
Олег Петрович поморщился и отвел взгляд.
— Мама права, сынок. Вы еще молоды, не готовы к такой ответственности. Подумай о своем будущем.
«О каком будущем?» — хотел крикнуть Антон, но слова застряли в горле. Он молча развернулся и вышел из дома.
Лера ждала его в их съемной квартире на окраине города. Маленькая однушка казалась уютной после холодного великолепия родительского особняка.
— Ну что? — спросила она, заглядывая ему в глаза. — Как они отреагировали?
Антон молча покачал головой. Лера опустилась на диван и заплакала.
— Я так и знала… Знала, что твоя мать меня ненавидит! Для нее я всегда была никем!
— Мы справимся, — Антон сел рядом, обнял ее за плечи. — Я найду другую работу. Мы сможем…
— Какую работу? — Лера отстранилась. — Ты ничего не умеешь! Только в магазине матери торговать! А я? Много на мои стрижки накопишь?
В ее голосе звучала та же практичность, что и в словах матери. Антон почувствовал, как что-то обрывается внутри.
— Значит, ты тоже считаешь, что нам нужно… — он не смог договорить.
Лера вытерла слезы.
— А что ты предлагаешь? Жить в нищете? Побираться? Клянчить деньги у твоей мамаши? — она горько усмехнулась. — Нет уж, спасибо!
Следующие недели превратились в кошмар. Марта Степановна развернула настоящую войну. Сначала она уволила Антона, потом через своих знакомых устроила проверку в парикмахерской, где работала Лера. А когда это не помогло, начала распускать слухи.
Маленький город гудел, как растревоженный улей. За спиной у Леры шептались клиентки, косо смотрели соседи. Кто-то жалел, кто-то злорадствовал, но равнодушных не было.
А потом случилось то, чего Антон боялся больше всего. Лера сломалась.
— Я не могу так больше! — кричала она, швыряя вещи в сумку. — Эти взгляды, шепотки за спиной! Я задыхаюсь здесь! И ты… ты даже защитить меня не можешь!
— Лера, прошу тебя…
— Нет! Хватит! Я сделаю эту чертову операцию! Твоя мать права — нам не нужен этот ребенок! Мы не готовы!
Она хлопнула дверью и ушла. А через неделю Антон узнал, что она уехала к родственникам в другой город.
Он не пошел домой. Не мог видеть торжествующий взгляд матери. Бродил по улицам до глубокой ночи, а потом оказался около старой заброшенной дачи на окраине города.
Здесь когда-то жил его дед — отец Марты Степановны. Простой человек, он так и не принял новый статус дочери, предпочитая возиться в огороде. После его смерти участок забросили — Марте Степановне было стыдно за старый домик с покосившимся забором.
Антон толкнул скрипучую калитку. В темноте дом казался призраком прошлой, простой жизни. Он зашел внутрь, лег на старый диван и впервые за долгое время заплакал.
А в это время в соседнем доме не спал еще один человек. Андрей Петрович Костенко, бывший военный, последние пять лет жил здесь отшельником. После гибели жены и дочери в автокатастрофе он не смог оставаться в городе, купил участок на окраине и почти не общался с людьми.
Только молодая женщина-врач из местной больницы, София Ромашина, иногда заходила проведать его. Она недавно приехала по распределению и, в отличие от других, не боялась угрюмого отшельника.
— Вы же военный врач, Андрей Петрович, — говорила она. — А я тут одна на весь район. Мало ли что случится — поможете?
Он ворчал, но не прогонял. А она приносила ему домашние пироги и рассказывала про больницу, про пациентов, про город. С ней становилось легче.
Этой ночью Андрей Петрович не мог уснуть. Что-то беспокоило его, какое-то предчувствие. А под утро он услышал крик.
Крик доносился со стороны заброшенной дачи. Андрей Петрович схватил фонарик и поспешил туда. В предрассветных сумерках он увидел странную картину: на крыльце старого дома сидел молодой парень и раскачивался, обхватив голову руками.
— Эй, что случилось? — окликнул его Андрей Петрович.
Парень поднял голову. Лицо его было искажено ужасом.
— Там… там… — он показал на дверь дома.
Андрей Петрович посветил фонариком внутрь и замер. На старом диване лежала молодая женщина. Она не двигалась. А рядом с ней, завернутый в окровавленную простыню, лежал младенец.
Первым порывом было позвонить в полицию. Но что-то остановило его. Может быть, взгляд этого парня — затравленный, полный отчаяния. А может, собственная память о дочери, которую он не смог спасти.
— Иди домой, — хрипло сказал он парню. — Иди и не возвращайся сюда.
Тот поднялся на нетвердых ногах.
— Она умерла? — прошептал он.
— Иди, — повторил Андрей Петрович. — Я все сделаю сам.
Парень, шатаясь, побрел прочь. А Андрей Петрович достал телефон и набрал номер.
— София? Прости за ранний звонок. Мне нужна твоя помощь. Срочно.
София приехала через двадцать минут. Увидев младенца, она ахнула.
— Это же… Боже мой, это ребенок Леры Тихоновой? Я слышала, что она беременна, но…
— Поможешь? — перебил ее Андрей Петрович.
Она решительно кивнула.
— Конечно. Но нужно в больницу. Срочно.
— Нельзя в больницу, — покачал головой он. — Ты же знаешь, какие тут все… Весь город будет судачить. А там Кравцова со своими связями…
— Но ребенку нужна помощь!
— Ты же врач. Справишься?
София закусила губу.
— Хорошо. Но мне нужно оборудование, лекарства…
— Список. Быстро.
Следующие сутки превратились в борьбу за жизнь. София не отходила от младенца, а Андрей Петрович доставал все необходимое. Благо, старые связи еще действовали.
А город тем временем гудел. Исчезновение Леры, странное поведение Антона, его разрыв с семьей — все это обсуждалось на каждом углу. Кто-то говорил, что видел Леру в другом городе. Кто-то утверждал, что она сделала аборт и уехала за границу.
Марта Степановна ходила с высоко поднятой головой, но глаза ее потухли. Олег Петрович все чаще засиживался в баре. А Антон… Антон просто исчез. Говорили, что уехал в столицу искать работу.
Через месяц в дом Андрея Петровича пришли из опеки. Кто-то донес, что у него живет младенец.
— Вы не имеете права, — строго говорила полная женщина в сером костюме. — Ребенок должен быть оформлен…
— Я бывший военный врач, — перебил ее Андрей Петрович. — У меня есть все необходимые документы. И я подаю на усыновление. София поможет — она наблюдает ребенка с рождения.
Женщина поджала губы:
— У нас есть информация, что ребенок имеет родственников. Семья Кравцовых…
— Которые от него отказались? — жестко спросил Андрей Петрович. — Которые довели мать до отчаяния? Вы это хотите сказать?
В этот момент в дверь постучали. На пороге стояла София с медицинской сумкой.
— Я все слышала, — она решительно прошла в комнату. — Я как лечащий врач ребенка могу подтвердить, что Андрей Петрович обеспечивает малышу идеальный уход. У меня есть все необходимые документы и заключения.
Через несколько дней грянул скандал. Кто-то из соседей все-таки разболтал историю, и она попала в местную газету. «Известная бизнес-леди пыталась избавиться от внука!» — кричали заголовки.
Марта Степановна немедленно подала иск об опеке. Она появилась на пороге дома Андрея Петровича с адвокатом и пачкой бумаг.
— Это мой внук, — заявила она. — И он будет жить в нормальной семье, а не у какого-то отшельника!
— В нормальной семье? — тихо переспросил Андрей Петрович. — Это в той, которая довела его мать до отчаяния? Которая готова была заплатить за аборт?
— Не смейте! — побледнела Марта Степановна. — Вы не знаете…
— Я знаю достаточно. И у меня есть свидетели. Врачи, соседи… Хотите, чтобы вся эта история всплыла в суде?
Марта Степановна смотрела на него, и в глазах ее была не злость, а что-то похожее на отчаяние.
— Вы не понимаете, — тихо сказала она. — Я всю жизнь строила будущее для сына. Чтобы у него было все, чего не было у меня. Чтобы он не знал нужды, унижений…
— И как, получилось? — спросил Андрей Петрович. — Где сейчас ваш сын?
Она молча развернулась и ушла. А через неделю отозвала иск.
Прошло полгода. Андрей Петрович получил официальное разрешение на усыновление. София все чаще оставалась у них ночевать — малыш часто болел, и она не хотела оставлять их одних.
Однажды вечером, когда ребенок уже спал, а они сидели на веранде и пили чай, София вдруг спросила:
— Как вы его назвали?
— Петр, — ответил Андрей Петрович. — Петр Андреевич Костенко.
— Красивое имя, — улыбнулась она. — Знаете, я тут подумала… Может, мне тоже подать документы? Ну, на усыновление. Все-таки ребенку нужна мама.
Андрей Петрович долго молчал, глядя в темноту сада.
— Необязательно проходить бюрократию, — наконец сказал он. — Можно просто пожениться.
София поперхнулась чаем.
— Это что, предложение такое?
— А что, плохое? — он впервые за долгое время улыбнулся.
В этот момент в доме заплакал Петя. Они переглянулись и одновременно встали.
А в городе жизнь шла своим чередом. Магазины Кравцовых постепенно закрывались один за другим — люди не хотели иметь дела с семьей, у которой «такая история». Марта Степановна постарела и осунулась. Олег Петрович все чаще пропадал в командировках.
Антон объявился через год. Он работал в строительной фирме в соседнем городе, жил в общежитии. Узнав о судьбе сына, он пришел к дому Андрея Петровича, долго стоял у калитки. Но войти не решился.
Говорят, его видели потом несколько раз — он приезжал, сидел на лавочке напротив дома, смотрел, как Петя играет во дворе с новой мамой. Но ни разу не подошел.
А Петя рос счастливым ребенком. У него были любящие родители, свой дом, сад с яблонями. Он не знал всей этой истории — Андрей Петрович и София решили, что расскажут ему правду, когда он будет готов.
Каждый год в день рождения Пети Марта Степановна присылала открытку без подписи и конверт с деньгами. Андрей Петрович складывал деньги на счет для Пети, а открытки прятал в ящик стола — может быть, когда-нибудь они пригодятся для разговора о прошлом.