Я всегда знала, что свекровь у меня особенная.
Зоя Петровна — женщина-оркестр, Женщина-хоровод , женщина-ураган. Она везде и всюду. Она всё знает, всё видит, обо всём имеет мнение. И главное — всем этим мнением непременно поделится. Несколько раз.
Если я готовлю — она обязательно заглянет в кастрюлю, понюхает, прокомментирует, сколько нужно томата, когда чего класть и что капусту надо класть в самом конце.
Если делаю ремонт — придёт, походит по комнатам, потрогает обои, поцокает языком и расскажет, как правильно клеить углы и почему именно эти обои не подходят для спальни и как бы она выбрала совершенно другие.
Если мы с Лешей собираемся в отпуск — позвонит раз десять уточнить, взяли ли мы аптечку, тёплые вещи, даже зонтик и крем от загара. Даже если мы едем зимой на Байкал.
Её много. Слишком много. Она не просто говорит — она вещает. Не просто советует — поучает. Не просто интересуется — допытывается. И всё это сопровождается невероятной суетой, движением, жестикуляцией.
Она может одновременно резать салат, давать указания по телефону внучатой племяннице и рассказывать мне, как правильно хранить свёклу.
Поэтому я свела общение к минимуму. Видимся раз в месяц, на её дне рождения и праздниках. Созваниваемся раз в неделю. Коротко. По делу. «Как здоровье?» — «Нормально». — «Ну и хорошо». Всё.
Алексей это понимает. Он любит мать, но тоже устаёт от её напора. Мы нашли баланс — живём отдельно, в городе, в своей квартире. У нас своя жизнь. Я работаю в банке, он — в строительной компании. Оба заняты, оба устаём. Выходные стараемся проводить спокойно.
У нас есть дача — хороший двухэтажный дом в тридцати километрах от города. Купили пять лет назад. Дом добротный, тёплый, с печкой и электрическим отоплением. Можно жить круглый год — всё есть: горячая вода, канализация, даже интернет провели. Но мы используем его только летом. С мая по сентябрь. Приезжаем на выходные, иногда я беру отпуск и живу там неделю-другую.
Люблю нашу дачу. Люблю летние вечера на веранде с книжкой и бокалом. Люблю возиться в огороде — у меня там клубника, помидоры, зелень. Люблю утреннюю тишину, когда только птицы поют и роса на траве. Люблю запах сосен и свежескошенной травы.
Зимой дом консервируем. Отключаем отопление, сливаем воду, закрываем ставни. До следующего сезона. Открытие и закрытие дачного сезона.
В этом году весна пришла рано. Уже в конце марта снег почти сошёл, пригревало солнышко. Я начала планировать — в майские праздники надо съездить, подготовить дом к лету. Включить систему, прогреть, проветрить, убраться после зимы. Работы много — нужно сгрести прошлогодние листья, подрезать деревья, вскопать грядки. Но я люблю эти весенние хлопоты. Это как ритуал пробуждения.
Тот день начался как обычно. Вторник, начало апреля. Я собиралась на работу, Алексей завтракал. Непривычно молчал, смотрел в тарелку. Я заварила кофе, села напротив.
— Что-то случилось? — спросила я.
Он поднял глаза, потом снова опустил:
— Мама звонила.
Внутри у меня всё как-то сжалось. Звонки Зои Петровны редко сулили что-то хорошее. То ей срочно нужна помощь с компьютером, то она затеяла генеральную уборку и ей нужны «сильные мужские руки», то записалась к врачу и ей нужен сопровождающий.
— И что на этот раз?
Алексей отложил вилку:
— Мама с тётей у нас на даче пока заселятся.
Я застыла:
— Что? Как?
— Ну, мама хочет с тётей Таней на дачу переехать. На весну. Пожить там.
Я медленно поставила чашку на стол. В голове пронеслись картины: Зоя Петровна на моей кухне, в моём огороде, на моей веранде. Везде. Всюду. Со всей своей энергичностью и всезнанием. И это не на день-два. Это на всю весну.
— Пусть они где-то ещё поживут, а здесь не пансионат, — выпалила я.
Алексей вздохнул:
— Оль, ну мы же там не живём сейчас…
— Нет! — я почувствовала, как закипаю. — Ты что, не понимаешь? Это же надо дом расконсервировать! Отопление включить, систему запустить. Там воды нет после зимы, всё пересохло. Батареи продуть надо, фильтры проверить.
Я встала, начала ходить по кухне:
— А участок? Там же бардак после зимы! Листья прошлогодние, ветки старые, всё подчищать надо. Кто это делать будет?
— Мама сказала, они сами…
— Сами? — я остановилась. — Твоя мама сама? Да она же только командовать умеет! Она же всё переделает по-своему. Мои грядки перекопает, цветы пересадит, в доме всё переставит.
Алексей молчал. Я продолжала:
— И потом — продукты. Кто им возить будет? Там же магазина рядом нет. Каждые выходные мотаться? Я не такси!
— Оля…
— Нет, погоди. Я туда ни ногой. Пусть они где хотят, там и живут. Пусть сами с отоплением разбираются, сами воду включают, сами дрова колют. И продукты пусть сами возят. Я не нанималась!
Я села обратно за стол, скрестила руки на груди. Алексей смотрел на меня внимательно:
— Всё сказала? Все твои требования?
— Да, сказала. И ты туда не поедешь!
— Хорошо. Значит, пусть живут?
— Да! Пусть!
Он кивнул, встал, поставил тарелку в мойку и вышел из кухни. Я осталась сидеть, злая на весь мир.
Прошла неделя. Мы почти не разговаривали. Я злилась — на Алексея за то, что поставил меня перед фактом, на свекровь за её наглость, на себя за резкость. Но отступать не собиралась.
Я знала, что стоит дать слабину — и Зоя Петровна оккупирует дачу навсегда. Будет командовать и переделывать всё по-своему.
Через неделю в пятницу вечером я застала Алексея собирающимся.
— Куда это ты?
— Поеду навестить маму с тётей.
Я скептически хмыкнула:
— Ты же обещал, что не поедешь! А что, они уже что-то развалили?
Он промолчал, застегнул куртку.
— Может, все таки чего передать?
— Нет, спасибо. Сами справляются.
И ушёл. А я осталась одна в квартире. Села на диван, включила телевизор. Но не смотрела. Думала. Как они там? Справились с отоплением? А воду включили? А если что-то сломалось? Мой дом, мало ли что может случиться.
Потом стало любопытно. Что там натворила Зоя Петровна? Небось уже всё переставила. Мои занавески небось сняла. На кухне всё по полочкам разложила по-своему.
И тётя Таня… Я её почти не знала. Сестра свекрови. Тихая женщина, незаметная. На семейных праздниках всегда сидела в уголке, молчала.
Час спустя я уже не выдержала. Надо съездить, проверить. Просто посмотреть, что они там устроили. Заодно проверю, не сломали ли чего.
Дорога заняла больше часа — пятничные пробки. Свернула на просёлок, проехала через деревню. Наш участок — в самом конце улицы, возле леса. Подъехала к воротам и замерла.
Участок был… прибран. Аккуратно. Старые листья собраны в кучи у забора. Дорожки подметены. Сухая трава сгребена. Даже кусты смородины подвязаны.
На веранде стояла Зоя Петровна. В моём фартуке. С моей скалкой. Раскатывала тесто на старой двери, которую Алексей приспособил как летний стол.
— Ой, Оленька! — увидев меня, она всплеснула руками. — Ты приехала! Как хорошо! А я как раз ватрушки пеку. Ты же любишь? Или это Алёшка любит? Ой, неважно. Сейчас чай поставлю. У нас тут такой чай душистый — с мятой. Я в шкафу нашла, прошлогодняя, но ароматная. А ты похудела что-то. Работа, наверное? Я всегда говорю — надо больше отдыхать. И витамины пить. Весна же, авитаминоз…
Она говорила без остановки. Я вышла из машины, огляделась. Чисто. Даже слишком. Как они успели? Прошла к дому — дверь открыта, изнутри тянет теплом.
— Где Алексей?
— В магазин поехал. За мукой. У меня кончилась, а я ещё блинов хотела напечь. Тётя Таня блины любит. Да и вообще надо запасы пополнить. Мы тут уже неделю. Знаешь, как воздух хорош! Не то что в городе. Дышать легко. И тихо. Я даже спать стала лучше. А то в городе вечно машины, шум…
Я слушала вполуха. Смотрела по сторонам. Окна вымыты. Ставни открыты. Из трубы идёт дымок — печку растопили.
— А как вы с отоплением справились?
— Ой, это целая история! — Зоя Петровна отложила скалку. — Сначала я никак не могла разобраться. Инструкцию нашла, читаю — ничего не понятно. Потом сосед ваш помог — Николай Петрович. Хороший мужик. Оказывается, надо сначала насос включить, потом котёл. И температуру правильно выставить. А я всё наоборот делала. Зато теперь знаю! Могу научить, если хочешь.
Из дома вышла тётя Таня. Я обернулась и замерла. Она сильно изменилась с нашей последней встречи. Похудела. Осунулась. На голове платок. В руках — коробка с рассадой.
— Здравствуй, Оля, — улыбнулась она. Улыбка слабая, но искренняя.
— Здравствуйте, тётя Таня.
— Приехала проведать нас? Хорошо. Зоя всё утро хлопочет. ватрушки, чай. Как к празднику.
Она медленно спустилась с крыльца. Я заметила, как тяжело ей даются эти несколько ступенек.
— Пойду рассаду проверю. На солнышко выставила — пусть привыкает.
И пошла к теплице. Медленно, осторожно.
Зоя Петровна вдруг притихла. Посмотрела вслед сестре, потом на меня:
— Пойдём в дом. Покажу, как мы устроились. Только тихо. Таня не любит, когда о ней говорят.
Мы зашли внутрь. Тепло. Чисто. Пахнет выпечкой и дымом. На кухне всё на своих местах. Даже мои занавески не тронуты.
— Мы в гостевой комнате расположились. Твою спальню не трогали. Только пыль протёрла. А то пыли-то сколько за зиму накопилось! Я сначала хотела генеральную уборку устроить, но Таня сказала — не надо. Говорит, всё хорошо и так. Только самое необходимое.
Она налила воду в чайник, поставила на плиту:
— Знаешь, Оля, я ведь… я не просто так сюда приехала. С Таней-то…
Она замолчала. Посмотрела в окно, где тётя Таня копошилась возле теплицы.
— Что с ней? — спросила я, хотя уже догадывалась.
— Рак у неё. Последняя стадия. Врачи сказали… несколько месяцев. Может, меньше.
У меня перехватило дыхание. Зоя Петровна продолжала:
— Она всю жизнь с дочкой прожила. Светкой. Знаешь её? Замуж вышла неудачно. Муж пьёт. Детей двое. А квартира — двушка маленькая. На пятерых. У Тани даже комнаты своей не было. На раскладушке в зале спала. Пятнадцать лет так. А она всегда мечтала — свой дом, свой сад. Цветы выращивать, огород. Внуков овощами своими кормить.
Зоя Петровна вытерла глаза фартуком:
— Вот я и подумала… Пусть поживёт напоследок как хочется. На воздухе. В тишине. С огородом своим. Вы же всё равно только летом приезжаете. А ей так хочется… Хоть перед смертью, хоть немножечко…
Я стояла, не зная, что сказать. Вспомнились мои слова — «не пансионат», «пусть где-то ещё поживут», «я не такси». Стыдно стало так, что хоть сквозь землю провались.
— Я не знала…
— Да кто ж знал. Она молчала. Гордая. Не хотела никого беспокоить. Только мне призналась. Сестра всё-таки. Говорит — хочу перед смертью землю покопать. Своё что-нибудь вырастить. Клубнику хотя бы. Внуков угостить.
Мы вышли на веранду. Тётя Таня сидела на скамейке возле теплицы. В руках — пакетики с семенами. Перебирала, раскладывала.
— Она уже план составила, — тихо сказала Зоя Петровна. — Где что сажать будет. Тут клубнику, там помидоры, здесь цветы. Говорит — успею до лета. Хоть всходы увижу.
Я смотрела на тётю Таню. На её худые руки, перебирающие семена. На сосредоточенное лицо. На коробки с рассадой.
— Вы… вы тут надолго? — спросила я.
— Пока Таня может. Пока силы есть. Врачи сказали — пусть делает, что хочет. Может, и правда подольше… протянет. На свежем воздухе-то.
В этот момент подъехал Алексей. Вышел из машины с пакетами:
— О, ты приехала.
— Приехала, — кивнула я.
Он посмотрел на меня внимательно:
— Мама рассказала?
— Да.
— И что думаешь?
Я пожала плечами. Что я могла сказать? Что стыдно? Что готова всё исправить?
— Нормально всё, — сказала я. — Хорошо тут у вас.
Тётя Таня подняла голову, помахала нам:
— Алёша! Оля! Идите сюда! Я тут семена разбираю. Помогите выбрать, что сначала сажать.
Мы подошли. Она улыбнулась:
— Вот, смотрите. Огурцы, помидоры, перец. И цветы — астры, бархатцы, циннии. Как думаете, что раньше взойдёт?
— Редиска быстро всходит, — сказала я. — И салат. Недели через две уже есть можно.
— Правда? — обрадовалась она. — Тогда с них и начнём. А клубнику когда сажать?
— В мае. Когда потеплеет.
— В мае — так в мае, значит, — кивнула она. — Обязательно.
И тут я поняла, что должна сделать:
— Тётя Таня, а давайте я вам помогу? У меня опыт есть. Я тут каждый год сажаю. Знаю, где что лучше растёт.
Она посмотрела на меня с надеждой:
— Правда? Ты не против?
— Конечно, нет. Завтра приеду с утра. И инструмент привезу. У меня новые грабли есть, и лейка удобная.
— А тяпка у вас есть? — спросила она. — Тяпка очень нужна.
— Есть, конечно есть. И тяпка есть. Всё привезу.
Вечером, когда стемнело, мы сидели на веранде. Пили чай. Тётя Таня рассказывала о своих планах на огород. Глаза у неё горели. Она была счастлива.
А я смотрела на неё и думала — как мало, оказывается, нужно человеку для счастья. Всего-то клочок земли. Возможность что-то вырастить своими руками. И немного человеческого участия.
— Оль, ты правда завтра приедешь? — спросил Леша, когда мы прощались.
— Приеду, — твёрдо сказала я. — С утра приеду. И послезавтра. И через неделю.
— А работа?
— Отгулы возьму. Отпуск. Что-нибудь придумаю.
Тётя Таня взяла меня за руку:
— Спасибо, Оленька. Спасибо, что… что позволили тут пожить.
У меня ком встал в горле:
— Это вам спасибо. Что… приехали. Что оживили наш дом.
Когда я уезжала, Зоя Петровна сунула мне в машину пакет с ватрушками:
— Возьми. На завтрак. И… спасибо тебе, Оленька. За Таню.
Я кивнула. Не могла говорить. Боялась расплакаться.
Всю дорогу домой я думала об одном — как же я была слепа. Как же была глупа и эгоистична. И как хорошо, что ещё не поздно всё исправить.
На следующее утро я приехала к восьми. С граблями, лейкой и новой тяпкой. Тётя Таня уже ждала меня у калитки.
— Не рано? — улыбнулась я.
— В самый раз, — ответила она. — Пойдём. Покажу, где хочу клубнику посадить.
И мы пошли. К новой грядке. К новой жизни. К последней весне тёти Тани.
Я знала — эта весна будет особенной. Для всех нас.
