Лена сидела за кухонным столом и смотрела на мужа так, словно он только что предложил ей прыгнуть с крыши. Роман стоял у окна, почесывал затылок и явно готовился к длительной осаде.
— Ты что, совсем уже о….? — выдохнула она. — Какую еще ипотеку?
— Мама нашла квартиру. Хорошую, двушку на Парковой. Но у нее кредитная история так себе, возраст уже… В общем, банк не даст. А тебе дадут.
Лена медленно поставила чашку с остывшим кофе и прикрыла глаза. Двадцать лет брака, и до сих пор каждый разговор о Галине Петровне превращался в минное поле.
— Роман, мы же договаривались. Копим на дачу. Я уже и участок присмотрела, и проект дома…
— Ну там сырость, первый этаж, батареи еле греют. Она же старая уже, ей семьдесят скоро.
— А мне что, тридцать? Мне тоже скоро пятьдесят, если ты забыл. И я тоже хочу нормально жить, а не всю зарплату отдавать за чужую квартиру.
Роман развернулся от окна. Крупный мужчина сорока восьми лет, с добрыми глазами и мягким характером, который становился железным только когда речь заходила о матери.
— Не чужую. Мамину. Она мне все равно завещает потом.
— Потом! — Лена вскочила, стул заскрипел. — А сейчас что? Сейчас я буду тянуть две ипотеки? Нашу и ее?
— Какие две? Нашу мы почти выплатили, осталось года два.
— Года два — это двадцать четыре месяца по тридцать восемь тысяч! Почти миллион! А новая ипотека — это еще тысяч сорок в месяц минимум!
Роман сел напротив, протянул руку к ее ладони, но Лена отдернула.
— Ленуся, ну подумай сама. Мама всю жизнь на нас работала. Тебе помогала, когда Димка маленький был. Сидела с ним, пока ты защищалась. Нянчилась, кормила…
— За что я ей до сих пор благодарна! Но это не значит, что я должна всю оставшуюся жизнь расплачиваться!
— Это не расплата. Это… забота о близком человеке.
Лена рассмеялась, но смех получился злой.
— Близком? Роман, твоя мама за двадцать лет ни разу не назвала меня по имени. Для нее я до сих пор «Романова жена». А когда Димка поступил в институт, она всем рассказывала, что это ее заслуга, потому что она с ним математику учила в третьем классе!
— Елки, ну что ты вспоминаешь старое…
— Старое? — Лена встала и принялась ходить по кухне. — А прошлогодний Новый год? Когда она при всех сказала, что я Димку распустила, потому что он в двадцать два года еще не женился? А когда узнала, что я права на машину получила, спросила: «А зачем женщине машина, если есть муж?»
Роман тяжело вздохнул. Этот разговор они вели уже сотни раз, с вариациями и без, но суть оставалась неизменной.
— Она уже не изменится. Характер такой. Но она же мама…
— Твоя мама! — отрезала Лена. — И пусть твоя мама живет на твои деньги!
— Ленуся, но у меня зарплата меньше. И потом… — он замялся.
— Потом что?
— Потом она на тебя оформила уже. В банке. Сказала, что ты согласна.
Лена остановилась как вкопанная. В ушах зазвенело.
— Что… она… сделала?
— Ну, подала предварительную заявку. Там еще ничего не подписано, конечно. Но менеджер уже посчитал, тебе одобрят. У тебя же доходы хорошие, кредитная история чистая…
Лена села обратно за стол. Медленно. Очень медленно.
— Роман. Скажи мне, что я сплю. Скажи, что мне снится кошмар.
— Ну не драматизируй…
— НЕ ДРАМАТИЗИРУЙ?! — Лена заорала так, что в соседней квартире заскулила собака. — Твоя мать подала заявку на ипотеку от моего имени, не спросив меня, а ты говоришь «не драматизируй»?!
— Она же не подписывала ничего! Просто узнала условия!
— А ты? Ты знал?
Роман покраснел и отвел взгляд. Этого было достаточно.
— Понятно, — тихо сказала Лена. — Вы с мамочкой уже все решили. Осталось только поставить жену в известность.
— Лена, это не так…
— А как? Как это, Роман?
Он молчал, вертел в руках телефон, на экране которого высвечивались непрочитанные сообщения от мамы.
— Она сказала, что если мы не поможем, то продаст дачу в Подольске, — наконец выдавил он.
Лена усмехнулась.
— Ну вот. А дача в Подольске — это наследство твоего отца. Которое по закону должно было достаться нам с тобой. Но мама его переписала на себя, когда папа болел. Помнишь такое?
— При чем тут это…
— При том! При том, что дача стоит как минимум восемь миллионов. А ипотека на ее новую квартиру — четыре с половиной. И вместо того чтобы продать дачу, купить себе жилье и еще нам с тобой оставить, она решила, что лучше повесить долги на нас!
Роман встал и подошел к холодильнику, достал пиво. Лена заметила, что руки у него дрожат.
— Может, она не хочет продавать дачу, потому что там папа…
— Роман, твой отец умер пять лет назад. Твоя мама за эти пять лет ни разу там не была. Дача зарастает крапивой, крыша течет, забор покосился. Но продавать не хочет. Знаешь почему?
Он молчал, делал маленькие глотки пива.
— Потому что это власть. Пока у нее есть дача, она может нами манипулировать. «Если будете плохо себя вести, продам, и ничего не получите». А теперь еще и ипотека добавилась к рычагам давления.
— Ты преувеличиваешь…
— Преувеличиваю?! — Лена схватила со стола листок бумаги и ручку. — Давай посчитаем. Твоя зарплата — семьдесят тысяч. Моя — сто двадцать. Наша ипотека — тридцать восемь. Коммуналка — двенадцать. Машина — восемь. Димкина учеба — двадцать пять. Продукты, одежда, лекарства — ну, тысяч тридцать минимум. Итого сто тридцать три. У нас остается пятьдесят семь тысяч. Добавляем мамину ипотеку — сорок тысяч. Остается семнадцать! На всю семью! Ты в своем уме?!
Роман допил пиво и поставил банку в раковину.
— А если мама будет доплачивать? У нее же пенсия…
— Восемнадцать тысяч пенсия! И ты хочешь, чтобы она на восемнадцать тысяч жила, а остальные двадцать две доплачивала за ипотеку?
— Ну, мы же тоже будем помогать продуктами…
— Мы И ТАК помогаем! Каждую неделю я покупаю ей продуктов на три тысячи! Каждый месяц Димка ездит к ней что-то чинить, таскать, убирать! Ты ей технику покупаешь, лекарства, одежду! Мы и без ипотеки на нее тратим тысяч пятнадцать в месяц!
Роман сел обратно, положил голову на руки.
— Лена, я понимаю, что тебе тяжело. Но она же скоро… Ну, в смысле, она же не вечная. Лет пять поплатим, и…
— И что?! — Лена не поверила своим ушам. — Ты сейчас сказал «поплатим пять лет, пока мама не умрет»?!
— Я не то хотел сказать…
— А что ты хотел сказать?! Что мы будем ЖДАТЬ, когда твоя мама умрет, чтобы перестать платить за ее квартиру?!
— Лена, ну зачем ты так…
— А как?! Как надо?! Роман, мне сорок семь лет! Через три года Димка закончит институт, мы наконец-то сможем пожить для себя! Я хочу путешествовать, хочу дачу, хочу машину получше! А ты предлагаешь мне еще двадцать лет горбатиться на твою маму!
— Двадцать лет — это если она до девяноста доживет…
— РОМАН!
Он замолчал, понимая, что сказал что-то совсем уж неуместное.
Лена встала, подошла к окну. На улице начинало темнеть, зажигались фонари. Обычный ноябрьский вечер в обычном спальном районе. Но жизнь больше никогда не будет обычной.
— Знаешь, что самое противное? — сказала она, не оборачиваясь. — Не то, что ты хочешь навесить на меня ипотеку. И не то, что твоя мама опять все решила за нас. А то, что ты думаешь, будто я обязана это стерпеть.
— Я не думаю, что ты обязана…
— Думаешь. Потому что я жена. Потому что должна быть благодарной за то, что Галина Петровна когда-то с внуком сидела. Потому что «семья — это святое».
Лена повернулась к мужу. На лице у него было виновато-несчастное выражение, которое она знала наизусть.
— А вот что я тебе скажу, Роман. Я эту ипотеку оформлять не буду. И если твоя мама такая самостоятельная, что сама за нас решает, пусть сама и выкручивается.
— Лена, но куда она денется? Квартиру-то продать надо, а покупать нечего…
— Пусть покупает на дачные деньги. Продаст дачу — купит квартиру.
— Но дача же…
— Дача — это недвижимость. Недвижимость — это деньги. Деньги — это возможность купить другую недвижимость. Что тут сложного?
Роман задумался. В его глазах Лена увидела борьбу: здравый смысл против сыновнего долга.
— А если мама не согласится продавать?
— Тогда пусть живет в своей хрущевке дальше. Она же там сорок лет прожила, чем хуже стало?
— Ну, дом старый, ремонта давно не было…
— Роман, у твоей мамы есть ДАЧА стоимостью восемь миллионов рублей! При чем тут ремонт в хрущевке?!
Он молчал, перекладывал с места на место солонку.
— А знаешь, что еще забавно? — продолжила Лена. — Когда мы женились, Галина Петровна мне прямо сказала: «Я сына не отдам, он у меня один». Двадцать лет прошло. Димка вырос, институт заканчивает. А я до сих пор не жена, а временная арендаторша твоего внимания.
— Лена, это глупости…
— Глупости? А кто принял решение об ипотеке? Ты с женой посоветовался или с мамой?
Роман покраснел еще сильнее.
— Мама сказала, что времени мало, что квартиру могут продать другим…
— Конечно, мама сказала. А жене зачем говорить? Жена все стерпит, жена поймет.
В коридоре зазвонил домашний телефон, потом смолк. Через минуту зазвонил снова.
— Это мама, — сказал Роман, глядя на телефон. — Наверное, про банк звонит.
— Не сомневаюсь.
Роман пошел к телефону, Лена слышала обрывки разговора:
— Да, мам, я сказал… Нет, она пока не согласилась… Ну как не понимает? Понимает, но… Мам, дай ей время подумать…
Лена усмехнулась. Галина Петровна, видимо, уже требовала конкретных дат и подписей.
Роман вернулся в кухню с виноватым лицом.
— Мама говорит, что завтра надо идти в банк. Документы собирать.
— Пусть идет. Без меня.
— Лена, но без тебя же смысла нет…
— Вот именно. Без меня смысла нет. Без моих доходов, без моей кредитной истории, без моей подписи. Потому что это я буду платить, а не вы с мамочкой.
Роман сел за стол, тяжело вздохнул.
— Ты меня ставишь в очень сложное положение.
— Я? — Лена рассмеялась. — Это я тебя ставлю в сложное положение? Не ты меня, а я тебя?
— Ну да. Мама рассчитывает…
— А на что рассчитывает твоя жена? На что рассчитывает женщина, которая двадцать лет живет с мужчиной и рожает ему детей?
— Лена, ну это же разные вещи…
— Разные? Чем разные? Тем, что мама — это святое, а жена — так, приложение к быту?
Роман молчал, но молчание было красноречивее любых слов.
Лена подошла к холодильнику, достала йогурт, села за стол. Ела медленно, обдумывая ситуацию.
— Знаешь, Роман, а ведь твоя мама — умная женщина.
— Ну да, — осторожно согласился он.
— Она же понимает, что если я откажусь от ипотеки, то вы с ней останетесь ни с чем. Значит, она уверена, что я не откажусь.
— Может быть…
— А почему она уверена? Потому что двадцать лет я все терпела. Все ее колкости, все ее вмешательства, все ее попытки руководить нашей семьей. Терпела и молчала.
— Лена, ну зачем ворошить старое…
— А затем, что старое имеет свойство повторяться! И если я сейчас соглашусь на ипотеку, то через год она придумает что-нибудь еще. Машину себе захочет на мои деньги купить. Или в санаторий поехать. Или еще что-нибудь.
Роман допивал пиво мелкими глотками. Лена видела, что он пытается найти аргументы, но понимает, что их нет.
— А может, мы все-таки попробуем? — наконец сказал он. — Ну вот оформим ипотеку, а потом посмотрим. Если будет совсем тяжело, мама поймет…
— Поймет? — Лена отложила ложку. — Роман, когда твоя мама хоть раз что-то поняла? Когда она хоть раз пошла нашей семье навстречу?
— Она же помогала с Димкой…
— За что я ей благодарна! Но, Роман, она помогала не бескорыстно. Она помогала, чтобы контролировать. Чтобы Димка рос по ее правилам, чтобы мы жили по ее представлениям о правильной семье.
— Может, и так. Но Димка же вырос хорошим…
— Димка вырос хорошим, потому что у него умная мама и добрый папа. А не потому, что бабушка его воспитывала.
Роман встал, начал мыть посуду. Занятие бессмысленное — посуды было два предмета, — но ему нужно было время подумать.
— Лена, а если мы возьмем ипотеку, но на меня оформим?
— На тебя не дадут. Возраст, доходы… Ты же сам сказал.
— А если… а если мы оформим на тебя, но я буду доплачивать? Из премий, подработок…
— Роман, ты же не можешь гарантировать премии и подработки. А ипотека — это ежемесячный платеж. Неважно, есть премия или нет.
— Тогда мама будет доплачивать.
— Восемнадцать тысяч пенсии? Роман, ты сам посчитай: сорок тысяч ипотека минус восемнадцать тысяч пенсия равно двадцать две тысячи, которые все равно платить мне.
Он поставил чашку в сушилку, вытер руки.
— Лена, но выход-то какой-то должен быть?
— Выход есть. Твоя мама продает дачу и на эти деньги покупает квартиру. Какую хочет и где хочет.
— А если не хочет продавать дачу?
— Тогда живет в своей хрущевке. В конце концов, там же не пещера. Комнаты две, кухня, санузел. Для одного человека вполне достаточно.
— Но там же холодно зимой…
— Роман, за сорок тысяч в месяц можно натопить дворец! Пусть платит за отопление, ставит обогреватели, утепляет окна. На дачные деньги.
Он сел обратно за стол, положил голову на руки.
— Мне так тяжело между вами…
— А мне легко? — Лена встала, начала убирать со стола. — Мне легко двадцать лет жить с ощущением, что я лишняя в этой семье? Что все важные решения принимаются без меня?
— Ты не лишняя…
— Лишняя, Роман. Потому что когда надо было решать, покупать ли Димке компьютер, ты советовался с мамой. Когда выбирали, в какую школу его отдать, — с мамой. Когда он болел и надо было решать, класть ли в больницу, — с мамой. А я узнавала постфактум.
— Ну это же мелочи…
— Мелочи? А воспитание сына — это мелочи? А решения о его будущем — мелочи?
Роман молчал, понимая, что спорить бесполезно.
— И теперь ипотека. Тоже мелочь? Решение, которое определит нашу жизнь на ближайшие двадцать лет, — мелочь?
В коридоре снова зазвонил телефон. Роман посмотрел на часы — половина одиннадцатого вечера.
— Мама, наверное, волнуется, — сказал он.
— Пусть волнуется. Может, наконец поймет, что не все в этом мире делается по ее хотению.
Роман пошел к телефону. Лена слышала его тихий голос:
— Да, мам… Нет, пока не решили… Завтра не получится, Лена на работе… Мам, ну дай время…
Лена пошла в ванную, приняла душ, почистила зубы. В зеркале отражалось усталое лицо женщины, которая провела день как обычно, а вечером узнала, что ее жизнь опять должна измениться по чужой воле.
Когда она вернулась в спальню, Роман уже лежал в кровати, читал что-то в телефоне.
— Мама прислала адрес банка, — сказал он, не поднимая глаз. — И время встречи. Завтра в два часа дня.
— Передай маме, что я завтра работаю.
— А когда ты свободна?
— Никогда. Для этого дела — никогда.
Роман отложил телефон, повернулся к жене.
— Лена, ну мы же семья. Семьи друг другу помогают.
— Семьи, Роман, — это когда все решения принимаются сообща. А не когда один человек решает, а другой должен платить.
— Но мама же рассчитывала на нас…
— А я рассчитывала на мужа, который будет на моей стороне. Который защитит меня от чужих претензий. Даже если эти претензии исходят от его матери.
Роман лежал на спине, смотрел в потолок.
— Я не знаю, как быть.
— А я знаю. Завтра ты позвонишь маме и скажешь, что ипотеку мы брать не будем. Что если она хочет улучшить жилищные условия, то должна продать дачу.
— А если она обидится?
— Обидится — переживет. Взрослая женщина.
— А если скажет, что тогда дачу вообще чужим людям продаст?
— Ее право. Это ее собственность.
Роман повернулся на бок, лицом к жене.
— Лена, но ты же понимаешь, что мне тяжело против мамы идти…
— А мне легко против тебя идти? Против мужа, с которым двадцать лет живу?
— Это разные вещи…
— Почему разные? Потому что ты мужчина, а я женщина? Потому что твои чувства важнее моих?
— Нет, не поэтому…
— А почему? Объясни мне, почему твои отношения с мамой важнее наших с тобой отношений?
Роман молчал долго. Лена почти решила, что он заснул, когда он наконец заговорил:
— Я боюсь ее потерять.
— Кого? Маму?
— Да. Она у меня одна. А если я ей откажу, она может… не знаю… перестать общаться.
Лена села в кровати, включила ночник.
— Роман, скажи честно. Ты действительно думаешь, что мать перестанет с тобой общаться из-за ипотеки?
— Не знаю. Может быть.
— А если перестанет?
— Как — если? Я же останусь без мамы.
— И что? Что такого страшного в том, чтобы остаться без мамы в сорок восемь лет?
Роман посмотрел на жену так, словно она предложила ему отрезать себе руку.
— Лена, ну как ты не понимаешь… Это же мама.
— Роман, это женщина, которая пытается управлять твоей жизнью. Которая не считается с твоими интересами, с интересами твоей семьи. Которая ставит ультиматумы и требует невозможного.
— Но она же не со зла…
— А с чего? С любви? Роман, любящая мать не требует от сына, чтобы он разорил свою семью ради ее прихотей.
— Это не прихоти. Ей действительно нужна квартира получше.
— Тогда пусть продает дачу! Сколько раз это повторять?!
Роман лег обратно, натянул одеяло на голову. Лена выключила ночник, но заснуть не могла. В голове крутились мысли, воспоминания, обрывки разговоров.
Галина Петровна. Женщина семидесяти лет, всю жизнь проработавшая бухгалтером в районной поликлинике. Вдова пять лет, до этого тридцать лет замужем за тихим инженером, который ни разу в жизни не перечил жене. Мать одного сына, которого растила как будущего мужа для себя, а не для другой женщины.
Лена помнила их знакомство. Роман привез ее к матери через полгода отношений, когда стало понятно, что все серьезно. Галина Петровна встретила их в парадном халате, с холодным лицом и скептическим взглядом.
— Ну, покажи свою невесту, — сказала она, словно Роман принес домой котенка сомнительной породы.
Весь вечер она задавала вопросы. О работе, о семье, о планах на будущее. Лена отвечала честно, стараясь понравиться. А в конце вечера, когда Роман вышел на балкон покурить, Галина Петровна сказала:
— Девочка, ты хорошая. Но Рома у меня особенный. Он привык к заботе, к вниманию. Ты сможешь его так же любить, как я?
Тогда Лена подумала, что это обычная материнская ревность. Что со временем пройдет. Что они найдут общий язык.
Двадцать лет спустя стало ясно, что Галина Петровна и не собиралась искать общий язык. Она хотела, чтобы невестка знала свое место. И место это — на втором плане, после сына и его матери.
Утром Роман ушел на работу, не позавтракав и не сказав ни слова. Лена допила кофе, собрала сумку и тоже поехала в офис. Весь день она работала на автомате, думая о вчерашнем разговоре.
В два часа дня ей пришло сообщение от мужа: «Мама ждет в банке. Ты точно не приедешь?»
Лена ответила коротко: «Точно.»
Через час еще одно: «Менеджер говорит, что без тебя ничего не получится.»
«Я знаю.»
В шесть вечера: «Лена, мама очень расстроена. Говорит, что теперь не знает, что делать.»
«Пусть думает.»
Домой Лена приехала в половине восьмого. Роман сидел на кухне с кислым лицом, ковырял вилкой остывшую картошку.
— Ну и как дела в банке? — спросила она, вешая куртку.
— Никак. Без тебя документы не принимают.
— Логично.
— Мама сказала, что ты ее специально унижаешь.
— Специально? — Лена села напротив. — Роман, я просто не хочу брать ипотеку. Где тут унижение?
— Она при людях оказалась в глупом положении. Обещала менеджеру, что жена сына придет…
— А надо было сначала с женой сына посоветоваться.
Роман отложил вилку, потер лицо руками.
— Лена, она вечером приедет. Хочет с тобой поговорить.
— Не хочу с ней разговаривать.
— Но она же едет…
— Пусть разворачивается и едет обратно.
— Лена, ну не будь такой…
— Какой не будь, Роман? Принципиальной? Упрямой? А может, не буду удобной?
В семь вечера позвонили в дверь. Лена сидела в спальне, читала книгу. Слышала, как Роман открыл дверь, как прошла в коридор Галина Петровна, как они о чем-то тихо говорили на кухне.
Через полчаса Роман постучал в спальню.
— Лена, мама хочет с тобой поговорить.
— А я не хочу.
— Ну пожалуйста. Пять минут.
Лена вздохнула, отложила книгу. В конце концов, разговор все равно неизбежен.
Галина Петровна сидела за кухонным столом в своем неизменном сером пальто, которое не снимала даже в гостях. Худощавая женщина с жесткими чертами лица и холодными серыми глазами.
— Здравствуй, — сказала она, не поднимаясь.
— Здравствуйте, Галина Петровна.
— Садись. Поговорим.
Лена села, сложила руки на коленях. Роман завис между кухней и коридором, не зная, уходить ему или оставаться.
— Роман, иди к себе, — сказала мать. — Это женский разговор.
Он послушно ушел. Галина Петровна дождалась, пока не затихнут его шаги, и посмотрела на невестку.
— Ты меня поставила в очень неловкое положение.
— Я не ставила вас ни в какое положение. Это вы сами себя поставили, подав заявку от моего имени.
— Я хотела узнать условия.
— Условия можно узнать по телефону или через интернет.
Галина Петровна поджала губы. Лена знала эту мимику — так свекровь выражала недовольство, когда ей возражали.
— Хорошо. Я была неправа. Надо было сначала с тобой посоветоваться.
— Надо было.
— Но теперь-то мы можем все исправить. Завтра поедем в банк, оформим документы…
— Галина Петровна, я не буду оформлять ипотеку.
— Почему?
— Потому что не хочу.
— Это не ответ. У тебя есть конкретные причины?
Лена посмотрела на эту женщину, которая двадцать лет делала ее жизнь сложнее, и вдруг поняла, что устала объяснять. Устала оправдываться, устала быть понимающей и терпеливой.
— У меня есть одна очень конкретная причина, — сказала она. — Я не хочу вам помогать.
Галина Петровна вскинула брови.
— Не хочешь помогать свекрови?
— Не хочу помогать женщине, которая двадцать лет относится ко мне как к прислуге. Которая не считает меня членом семьи. Которая принимает решения за меня, не спрашивая моего мнения.
— Я никогда к тебе не относилась как к прислуге.
— Нет? А как тогда называется то, что вы заставляете меня каждую неделю покупать вам продукты? Каждый месяц убирать вашу квартиру? Каждые праздники готовить обед на всю родню?
— Это помощь семье…
— Это использование. Потому что когда Роман предлагает нанять вам уборщицу, вы отказываетесь. Когда он хочет заказать вам продукты с доставкой — тоже отказываетесь. Вам нужно именно чтобы я это делала.
Галина Петровна помолчала, обдумывая ответ.
— А квартира? Тебе же тоже достанется когда-нибудь.
— Когда-нибудь — это когда? Через десять лет? Через двадцать? А платить надо каждый месяц.
— У тебя хорошая зарплата.
— У меня есть планы на мою зарплату. И эти планы не включают содержание свекрови.
Галина Петровна встала, прошлась по кухне.
— Знаешь, что я думаю? Ты просто жадная. Тебе жалко денег на старую женщину.
— А знаете, что думаю я? — Лена тоже встала. — Вы просто привыкли, что все вокруг вас бегают и выполняют ваши желания. Муж выполнял, сын выполняет, невестка должна выполнять.
— Это наглость!
— Это правда. И еще одна правда — у вас есть дача стоимостью восемь миллионов рублей. Продайте ее и покупайте любую квартиру какую хотите.
— Дачу я не продам.
— Тогда живите в своей хрущевке.
— А если я заболею? Если мне станет совсем плохо?
— Вызовете скорую помощь. Или попросите Романа помочь.
— А если умру?
Лена посмотрела на свекровь внимательно. В ее глазах не было страха смерти. Был расчет. Попытка надавить на жалость.
— Все когда-нибудь умирают, — спокойно сказала она. — И умирают они независимо от того, в какой квартире живут.
Галина Петровна села обратно, сложила руки на сумочке.
— Значит, окончательно отказываешься?
— Окончательно.
— И ничто тебя не заставит изменить решение?
— Ничто.
— Хорошо. Тогда завтра я еду к нотариусу. Перепишу дачу на благотворительность.
Лена пожала плечами.
— Ваше право.
— И Роману ничего не достанется.
— Переживем.
— А внуку? Димке тоже ничего не достанется.
— Димка взрослый. Сам о себе позаботится.
Галина Петровна встала, надела пальто.
— Ты пожалеешь об этом разговоре.
— Не думаю.
— Еще как пожалеешь. Когда Роман поймет, что ты выбрала деньги вместо семьи.
— Галина Петровна, — Лена подошла ближе, — если Роман поймет это так, как вы говорите, значит, двадцать лет я жила не с тем мужчиной.
Свекровь ушла, хлопнув дверью. Роман вернулся на кухню с виноватым лицом.
— Ну и как прошел разговор?
— Отлично. Ваша мама пообещала завтра лишить вас наследства.
— Серьезно?
— Вполне. Если я не соглашусь на ипотеку, дачу она подарит государству.
Роман сел за стол, уронил голову на руки.
— Лена, ну неужели нельзя было найти компромисс?
— С вашей мамой компромиссы не ищут. Ей дают то, что она хочет, или получают шантаж.
— Но дача же…
— Роман, если дача для вашей мамы — разменная монета в торговле с нами, то грош ей цена. Настоящие родители не шантажируют детей наследством.
Он молчал, переваривая услышанное.
— А что теперь будет?
— Теперь мы будем жить своей жизнью. Без оглядки на чужие мнения и требования.
— А мама?
— А мама пусть учится жить самостоятельно. В семьдесят лет уже пора.
Роман поднял голову, посмотрел на жену.
— Лена, а если она действительно дачу продаст? Или подарит?
— Роман, скажи честно: ты хоть раз за эти пять лет после смерти отца был на даче?
— Ну… нет. Некогда было.
— А планируешь туда ездить?
— В принципе нет. Далеко, запущенная…
— Тогда какая разница, кому она достанется? Если ты ею не пользуешься и пользоваться не планируешь?
Роман задумался.
— А деньги с продажи?
— Роман, ты хочешь, чтобы твоя мама умерла, а ты получил деньги?
— Нет, конечно…
— Тогда о каких деньгах речь? О тех, которые ты получишь лет через десять-пятнадцать? А может, и через двадцать?
— Но все-таки…
— Роман, послушай меня внимательно. Мне сорок семь лет. Через три года Димка закончит институт. Еще через пять я смогу выйти на пенсию по выслуге лет. Я хочу эти восемь лет прожить нормально. Хочу откладывать деньги, путешествовать, думать о себе. А не горбатиться на твою маму в надежде, что когда-нибудь получу за это дачу.
Роман встал, подошел к окну.
— Лена, а если мама все-таки переписывает дачу на благотворительность?
— Значит, переписывает.
— И ты не пожалеешь?
— О чем жалеть? О том, что мы не получим деньги, которых у нас и так нет?
— Но это же была бы наша дача…
— Роман, это была бы дача твоей мамы, которую она нам оставила. А есть разница?
Он повернулся к жене.
— Есть. Психологическая.
— Тогда вот тебе другая психология: я двадцать лет жду, когда твоя мама наконец признает меня членом семьи. Устала ждать. И теперь мне все равно, что она там решит насчет дачи.
Роман подошел, обнял жену за плечи.
— Лена, прости меня. Я понимаю, что поставил тебя в сложное положение.
— Не ты поставил. Твоя мама поставила. А ты просто позволил.
— Больше не позволю.
— Посмотрим.
Они стояли обнявшись посреди кухни, и Лена думала о том, что это первый раз за много лет, когда она сказала свекрови «нет» и не пожалела об этом.
На следующий день Галина Петровна действительно поехала к нотариусу. Вечером она позвонила Роману и сообщила, что дача теперь принадлежит городу.
— Мама, зачем ты это сделала? — спросил Роман.
— Спроси у своей жены. Это ее выбор.
— Но ведь можно было все решить по-другому…
— Можно было. Если бы твоя жена не была такой жадной.
Роман повесил трубку и посмотрел на Лену.
— Ну вот. Теперь мы остались вообще ни с чем.
— Не ни с чем. Мы остались с самоуважением.
— Это можно есть?
Лена рассмеялась.
— Роман, ты же понимаешь, что твоя мама просто нас шантажировала? «Или ипотека, или я дачу продам». Нормальные люди так не поступают.
— Может, и не нормальные. Но дача-то была…
— И что с того? Роман, мы что, нищие? У нас есть квартира, машина, работа, здоровый взрослый сын. Нам мало?
Роман помолчал.
— Знаешь, а ведь ты права. Мне почему-то стало легче.
— Почему?
— Не знаю. Как будто груз какой-то упал с плеч.
Лена обняла мужа.
— Это называется «освобождение от чужих ожиданий». Полезная штука.
Через неделю Галина Петровна снова позвонила. Сказала, что нашла другую квартиру, дешевле. И что согласна взять ипотеку на меньшую сумму.
— Передай маме, что мой ответ не изменился, — сказала Лена.
Роман передал. Галина Петровна повесила трубку, не попрощавшись.
Еще через месяц она снова объявилась. Теперь предлагала купить не квартиру, а комнату в коммуналке. Совсем недорого.
— Нет, — сказала Лена.
— Но комната же совсем дешевая…
— Роман, дело не в цене. Дело в принципе. Я не буду покупать твоей маме жилье. Точка.
Галина Петровна исчезла на полгода. Не звонила, не приезжала, на день рождения внука не пришла. Роман переживал, но Лена была спокойна.
А потом весной она вдруг позвонила и сказала, что продала свою хрущевку и купила однокомнатную квартиру в новостройке.
— На что купила? — удивился Роман.
— На свои деньги, — гордо ответила мать.
— Но у тебя же денег не было…
— Нашлись.
Позже выяснилось, что Галина Петровна взяла кредит под залог той самой хрущевки. Потом продала ее и на вырученные деньги купила новую квартиру и частично погасила кредит. Остаток кредита она планировала выплачивать из пенсии.
— Видишь? — сказала Лена мужу. — Она могла решить свои проблемы сама. Просто не хотела.
— Но ведь у нее теперь кредит…
— Ее кредит, ее проблемы.
— А если не справится с выплатами?
— Тогда придет к нам просить помощи. И мы посмотрим.
— Поможем?
Лена пожала плечами.
— Может быть. Если попросит по-человечески. А не будет требовать как должное.
Роман обнял жену.
— Знаешь, мне кажется, ты маму научила самостоятельности.
— Не я. Жизнь научила. Я просто не стала мешать этому процессу.
Галина Петровна переехала в новую квартиру и даже пригласила их в гости. Квартира оказалась светлой, теплой, с хорошим ремонтом. Свекровь выглядела довольной и помолодевшей.
— Нравится? — спросила она у Лены.
— Очень. Хорошо, что вы решились на перемены.
— Пришлось, — сухо ответила Галина Петровна.
Но больше никаких претензий не предъявляла. Словно поняла наконец, что есть границы, которые переходить не стоит.
А дачу через год снесли под застройку. Город продал участок застройщику, а деньги потратил на благоустройство детских площадок.
— Жалеешь? — спросил как-то Роман.
— О чем? — удивилась Лена.
— О даче. О деньгах.
— Роман, я жалею только об одном. О том, что не поставила твою маму на место двадцать лет назад. Сколько нервов сэкономила бы
