— Мам, нам нужно серьёзно поговорить, — Анна выразительно посмотрела на мать, поставив чашку с чаем на стол с такой силой, что жидкость едва не выплеснулась через край.
Елена Александровна насторожилась. Когда её старшая дочь начинала разговор таким тоном, это не предвещало ничего хорошего. В свои пятьдесят лет она уже хорошо изучила характер Анны — напористой, целеустремлённой и привыкшей добиваться своего.
— Слушаю тебя, доченька, — Елена присела на краешек стула, машинально поправляя складки на скатерти.
— Я выхожу замуж, — Анна произнесла это не как радостную новость, а скорее как аргумент в предстоящем споре. — Мы с Игорем хотим жить отдельно, своей семьёй. И нам нужны деньги на первый взнос по ипотеке.
Елена почувствовала, как внутри всё сжалось. Она уже догадывалась, к чему клонит дочь.
— Я рада за тебя, Анечка. Игорь — хороший парень, — осторожно начала она, — но при чём тут…
— Мама, давай не будем ходить вокруг да около, — перебила Анна. — Квартира большая, вам с Машкой вдвоём столько места ни к чему. Трёхкомнатная сталинка в центре — это же целое состояние! Продадим, купим вам с Машкой что-нибудь поменьше, а разницу мне на взнос.
Елена побледнела. Эта квартира досталась ей от родителей, здесь прошла вся её жизнь, здесь они жили с Александром, здесь выросли девочки…
— Аня, но ведь это наш дом, — тихо произнесла она.
— Дом, дом! — раздражённо всплеснула руками Анна. — Это просто стены, мама! А мне надо где-то жить. Мне уже двадцать пять, пора начинать самостоятельную жизнь. Или ты хочешь, чтобы я всю жизнь по съёмным углам?
В этот момент хлопнула входная дверь — с работы вернулась Мария. Младшая дочь Елены была полной противоположностью своей сестре: спокойная, рассудительная, никогда не повышавшая голос.
— Что тут происходит? — спросила она, оценив обстановку на кухне. — Опять ссоритесь?
— Твоя сестра хочет, чтобы мы продали квартиру, — устало проговорила Елена.
Мария застыла в дверном проёме, переводя удивлённый взгляд с матери на сестру.
— Что? Продали квартиру? Ты серьёзно, Ань?
Анна вызывающе скрестила руки на груди:
— А что такого? Тебе-то какая разница? Ты всё равно здесь только ночуешь, всё время на своей работе пропадаешь.
— Я здесь живу, это мой дом! — возмутилась Мария. — И мамин тоже. С какой стати мы должны срываться с места из-за твоего замужества?
— Конечно, конечно! — ядовито усмехнулась Анна. — Маменькина дочка всегда права! А мне, значит, побоку? Я, между прочим, тоже имею право на свою долю!
Елена почувствовала, как начинает кружиться голова. Эти ссоры между дочерьми всегда выбивали её из колеи, заставляя чувствовать себя виноватой. Особенно когда дело касалось Анны.
— Девочки, пожалуйста, — попыталась она успокоить дочерей, но те уже не слушали.
— Ты всегда была эгоисткой, Аня! — в голосе Марии звенели слёзы. — Всегда думала только о себе! Мама всю жизнь тебе во всём потакала, а ты теперь хочешь лишить её последнего?
Анна побагровела:
— Ах, я эгоистка? А кого мама всегда защищала? Кому всегда доставалось лучшее? Тебе, Машка, только тебе! Я всегда была на втором месте в этой семье!
— Что за бред ты несёшь? — Мария даже рассмеялась от возмущения. — Да мама всю жизнь только и делала, что носилась с тобой как с писаной торбой! Мне никогда не покупали столько одежды, сколько тебе! Меня не отправляли на все эти курсы иностранных языков! Мне не оплачивали репетиторов для поступления!
Елена слушала этот диалог с нарастающим ужасом. Неужели Мария всё это время чувствовала себя обделённой? Она ведь старалась относиться к обеим дочерям одинаково. Но в глубине души она знала, что это не совсем так. Анне она действительно уделяла больше внимания, давала больше привилегий. Но не из-за того, что любила её сильнее.
А из-за обещания, данного Александру перед его смертью. И из-за той тайны, которую она хранила пятнадцать лет.
Вечер того же дня выдался тяжёлым. После ссоры на кухне Анна хлопнула дверью и ушла к своему жениху, а Мария закрылась в комнате, отказавшись разговаривать. Елена сидела в гостиной, перебирая старые фотографии. Вот Александр держит на руках маленькую Анечку, вот они всей семьёй в парке, вот первый день Маши в школе…
Пятнадцать лет прошло с тех пор, как не стало Саши. Инфаркт в сорок два — такого никто не ожидал. Она до сих пор помнила тот звонок из больницы, помнила, как везла девочек к отцу, как он слабо улыбался, лёжа под капельницей, как просил её позаботиться об Анечке…
— Обещай мне, Лена, — шептал он тогда, сжимая её руку, — обещай, что никогда не дашь ей почувствовать, что она не родная. Обещай, что будешь любить её как свою.
И она обещала. Всё эти годы она старалась не выделять Марию, свою родную дочь, боясь, что Анна почувствует себя чужой. Может быть, слишком старалась. До такой степени, что собственный ребёнок решил, будто мать любит его меньше.
Стук в дверь вывел Елену из задумчивости. На пороге стояла Мария, глаза её были красными от слёз.
— Можно к тебе? — тихо спросила она.
— Конечно, доченька, — Елена подвинулась, освобождая место на диване.
Мария присела рядом, некоторое время молчала, разглядывая фотографии, разложенные на журнальном столике.
— Мам, я хотела извиниться, — наконец произнесла она. — За то, что наговорила сегодня. Я не должна была…
— Всё в порядке, Машенька, — Елена погладила дочь по руке. — Я понимаю, что ты расстроилась из-за Аниного предложения.
— Дело не только в этом, — Мария подняла на мать глаза, полные боли. — Я действительно иногда чувствовала, что ты любишь её больше. Особенно в детстве. Я знаю, что это глупо, что у тебя никогда не было любимчиков, но…
— Маша, — Елена вздохнула, чувствуя, как к горлу подступает комок, — ты не представляешь, как мне больно это слышать. Я никогда, ни на минуту не любила тебя меньше, чем Аню. Вы обе — мои дочери, вы обе — самое дорогое, что у меня есть.
— Я знаю, мам, — Мария слабо улыбнулась. — Просто иногда казалось, что для Ани всегда было всё самое лучшее, понимаешь? И ещё эта её постоянная уверенность, что весь мир ей что-то должен.
Елена понимала. Слишком хорошо понимала. Возможно, она действительно избаловала Анну, пытаясь компенсировать ей отсутствие родной матери. Может быть, это было ошибкой. Но как объяснить всё это Марии, не раскрыв тайну?
— Я поговорю с Аней, — наконец сказала она. — Постараюсь объяснить ей, что квартиру мы продавать не будем. Это наш дом, и останется нашим домом.
Мария кивнула, но затем неожиданно спросила:
— Мам, а что в той коробке на антресолях? Ты всегда так бережно её хранишь, но никогда не показываешь, что там.
Елена замерла. В той коробке она хранила документы Анны, свидетельство о её рождении, где в графе «мать» стоял прочерк, выписку из роддома, фотографии Александра с женщиной, имя которой она так и не узнала…
— Просто старые бумаги, детка, — солгала она. — Ничего особенного.
Прошло пять лет с того разговора. История с квартирой со временем сошла на нет — Анна всё-таки вышла замуж за Игоря, они взяли ипотеку на однокомнатную квартиру в новостройке на окраине, справлялись сами. Елена помогала им, чем могла — отдавала почти половину своей пенсии, но дочь всегда была недовольна, считая, что мать могла бы сделать больше.
Мария по-прежнему жила с матерью, работала учительницей начальных классов в школе неподалёку. Казалось, жизнь наладилась, но Елена чувствовала, что напряжение между сёстрами никуда не делось. Оно просто ушло вглубь, как заноза, которую не вытащили вовремя.
Всё изменилось в один из весенних дней 2015 года. Елена тогда приболела, и Мария осталась дома ухаживать за ней. Пока мать спала, дочь решила навести порядок на антресолях — весенняя уборка всё-таки.
Елена проснулась от грохота. Сначала не поняла, что произошло, потом услышала рыдания из коридора. Накинув халат, она вышла из спальни и увидела ужасающую картину: коробка с документами перевёрнута, бумаги рассыпаны по полу, а среди них на коленях — Мария, держащая в руках свидетельство о рождении Анны.
— Машенька… — только и смогла выговорить Елена, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Мария подняла на неё глаза, полные слёз и недоумения:
— Что это, мама? Что это значит? Здесь… здесь в графе «мать» стоит прочерк. И дата рождения — 1985-й год. Но ведь ты и папа поженились в 1985-м…
Елена медленно опустилась на пол рядом с дочерью. Она знала, что этот день когда-нибудь настанет. Надеялась, что позже. Готовилась рассказать обеим дочерям одновременно. Но судьба распорядилась иначе.
— Аня не моя родная дочь, — тихо произнесла она. — Она дочь… другой женщины и твоего отца.
Мария замерла, глядя на мать так, словно видела её впервые в жизни.
— Папа… изменял тебе?
— Нет, — покачала головой Елена. — Анечка родилась до нашей встречи. Её мать была девушкой твоего отца в институте. Они не были женаты, а когда она забеременела… В общем, она оставила ребёнка в роддоме и уехала из города. Саша узнал об этом только через несколько месяцев, когда уже встречался со мной.
— И вы… забрали ребёнка? — Мария всё ещё не могла поверить в услышанное.
— Да, — кивнула Елена. — Мы решили, что не можем оставить маленькую девочку в детском доме. Саша боялся, что если его бывшая вернётся, она может забрать ребёнка, поэтому мы оформили удочерение сразу же после свадьбы. Я стала её законной матерью.
— А потом… родилась я, — Мария произнесла это не как вопрос, а как утверждение.
— Да, доченька. Ты — наш родной с папой ребёнок.
Мария молча перебирала документы, разглядывала фотографии молодого Александра с незнакомой женщиной.
— Она красивая, — наконец произнесла она. — Аня похожа на неё.
— Да, — согласилась Елена. — Глаза у неё точно мамины.
— Аня знает?
— Нет, — Елена покачала головой. — Мы с твоим отцом решили, что не будем ей говорить. Хотели, чтобы она чувствовала себя частью нашей семьи, не думала, что её бросили. А потом, когда Сашеньки не стало… Он взял с меня обещание, что я никогда не дам Ане почувствовать, что она не родная.
— И поэтому, — медленно проговорила Мария, начиная понимать, — поэтому ты всегда…
— Да, — Елена опустила глаза. — Поэтому я всегда старалась дать ей чуть больше. Боялась, что она почувствует себя нелюбимой, брошенной. А в итоге… В итоге ты решила, что я люблю тебя меньше.
— О, мама, — Мария обняла Елену, крепко прижав к себе. — Прости меня. Прости, что я не понимала.
Они сидели так долго, обнявшись среди рассыпанных по полу документов и фотографий, пока тишину не нарушил звонок в дверь.
На пороге стояла Анна.
— Привет, — она прошла в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Мама, я хотела поговорить с тобой насчёт… — она осеклась, заметив заплаканные лица матери и сестры. — Что у вас тут происходит?
Мария и Елена переглянулись. Момент истины настал.
— Анечка, — Елена взяла дочь за руку, — нам нужно тебе кое-что рассказать. Это касается твоего рождения.
Анна недоумённо смотрела на них, пока её взгляд не упал на рассыпанные по полу документы и фотографии.
— Что это? — она наклонилась, подняла свидетельство о рождении. — Тут какая-то ошибка… В графе «мать» прочерк…
— Это не ошибка, Аня, — тихо произнесла Елена. — Присядь, пожалуйста.
Следующие два часа были самыми тяжёлыми в жизни Елены. Она рассказала Анне всё: о её настоящей матери, об отце, о том, как они решили удочерить её, как любили её все эти годы.
Анна слушала молча, не перебивая, лишь иногда вытирая слёзы, беззвучно катившиеся по щекам. Когда Елена закончила, в комнате повисла тяжёлая тишина.
— Почему вы мне не сказали? — наконец спросила Анна. — Почему скрывали столько лет?
— Мы боялись тебя потерять, — просто ответила Елена. — Боялись, что ты будешь чувствовать себя чужой, что будешь искать свою настоящую мать, что разлюбишь нас.
— Разлюблю? — Анна покачала головой. — Как я могла разлюбить вас? Вы — моя семья. Единственная, которая у меня есть.
Она перевела взгляд на Марию:
— А ты… Ты только сегодня узнала?
Мария кивнула:
— Я случайно нашла документы. Мама мне всё рассказала.
Анна глубоко вздохнула:
— Значит, всё это время… Ты не была избалованной маминой любимицей. Ты просто…
— Просто твоя сестра, — закончила за неё Мария. — Младшая и вечно завидующая.
Анна неожиданно рассмеялась сквозь слёзы:
— А я-то думала, что это ты всегда была любимицей! Что мама всегда больше любила тебя, потому что ты такая правильная, такая хорошая.
— А я думала, что она любит тебя больше! — тоже рассмеялась Мария.
Елена смотрела на своих девочек и чувствовала, как тяжесть, которую она носила в сердце пятнадцать лет, начинает отпускать.
— Я люблю вас обеих одинаково, — тихо сказала она. — Вы обе — мои дочери. Неважно, родная ты или приёмная, Анечка. Ты — моя дочь, и я люблю тебя всем сердцем.
Анна обняла мать, крепко прижав к себе:
— Спасибо, мама. За всё. За то, что не оставила меня, за то, что любила все эти годы.
Затем она повернулась к Марии:
— А у тебя прошу прощения. За все эти годы, за то, что была такой… требовательной. И за эту историю с квартирой тоже.
Мария обняла сестру:
— Всё в порядке. Мы семья, помнишь?
— Семья, — кивнула Анна. — И знаешь что? Я больше не хочу, чтобы вы продавали квартиру. Это наш дом, и он должен оставаться нашим домом.
Вечером, когда Анна уже ушла, пообещав заехать на выходных вместе с Игорем, Елена и Мария сидели на кухне, пили чай и тихо разговаривали.
— Как ты думаешь, она правда не обиделась? — спросила Елена, всё ещё переживая за старшую дочь.
— Мама, ты видела её глаза? — улыбнулась Мария. — Она была потрясена, конечно, но не обижена. Скорее… благодарна.
Елена кивнула. Действительно, реакция Анны была куда спокойнее, чем она ожидала. Может быть, она недооценила свою девочку? Может быть, за этой напористостью и эгоизмом всегда скрывалась просто неуверенность, страх оказаться ненужной?
— Знаешь, что меня поразило больше всего? — задумчиво произнесла Мария. — То, что она даже не спросила о своей настоящей матери. Не захотела искать её.
— Потому что её настоящая мать — это я, — просто ответила Елена. — Я растила её, любила её, была рядом в горе и в радости. Кровь — не главное, Машенька. Главное — любовь.
Мария задумчиво помешивала чай:
— Мам, а ты никогда не жалела? Ну, что взяла Аню, что всё это время хранила эту тайну?
Елена покачала головой:
— Ни секунды. Анечка — моя дочь, так же как и ты. Я люблю вас обеих больше жизни.
Мария улыбнулась:
— Знаешь, я подумала… Может, мне стоит переехать? Мне уже двадцать пять, пора начинать самостоятельную жизнь.
— Что? — Елена испуганно посмотрела на дочь. — Ты тоже хочешь уйти?
— Не навсегда, мам, — рассмеялась Мария. — Просто снять квартиру, попробовать жить отдельно. У меня есть накопления, я справлюсь. А ты… Тебе тоже нужно пространство, своя жизнь.
Елена задумалась. Может быть, Мария права? Может быть, ей действительно пора отпустить дочерей, позволить им жить своей жизнью? Она так долго жила только ради них, что почти забыла о себе.
— Только не переживай, что я тебя бросаю, — продолжила Мария. — Я буду приезжать каждые выходные. И Аню притащу. Будем устраивать семейные обеды, как раньше.
Елена улыбнулась:
— Как скажешь, доченька. Я поддержу любое твоё решение.
Мария встала из-за стола:
— А сейчас я, пожалуй, пойду. Меня пригласили на вечеринку, не хочется опаздывать.
— Вечеринку? — Елена удивлённо подняла брови. — Ты же никогда не ходишь на вечеринки.
— Пора начинать, — подмигнула Мария. — Как ты сказала? Пора жить своей жизнью.
Елена смотрела, как дочь уходит в свою комнату, чтобы переодеться, и чувствовала странное умиротворение. Сегодня произошло то, чего она боялась пятнадцать лет — правда раскрылась. Но вместо разрушения семьи это принесло им только освобождение и понимание.
Она подошла к окну, глядя на улицу, где уже зажигались первые фонари. Жизнь продолжалась. Её девочки выросли, стали взрослыми, и теперь им предстояло идти своей дорогой. А она? Что ждало её саму?
Елена улыбнулась своему отражению в стекле. Ей было всего пятьдесят пять. Может быть, и для неё ещё не всё потеряно? Может быть, и у неё ещё будет своя история?
— Мам, как тебе? — Мария вышла из комнаты в новом платье, которое Елена раньше не видела.
— Ты прекрасна, доченька, — искренне ответила Елена. — Иди, развлекайся. Ты заслужила.
Когда за Марией закрылась дверь, Елена вернулась к окну. Её взгляд упал на старую фотографию Александра, стоявшую на комоде. Она улыбнулась мужу:
— Мы справились, Сашенька. Наши девочки выросли хорошими людьми. Ты бы гордился ими.
На улице уже стемнело, но Елене казалось, что в её душе наконец-то рассвело. Тайна, которую она хранила столько лет, перестала быть тяжким грузом. Теперь это было просто прошлое — часть истории их семьи, которая сделала их только сильнее.