Звонок прозвенел резко, пронзительно — будто вспорол тишину квартиры острым ножом.
Светлана вздрогнула, едва не выронив чашку с недопитым чаем. Посмотрела на настенные часы — половина десятого вечера.
Кто мог звонить так поздно?
— Коля, возьми трубку! — крикнула она в сторону гостиной, где муж смотрел очередной выпуск новостей.
Николай что-то буркнул в ответ, но с места не сдвинулся. Телефон продолжал надрываться. Светлана поморщилась и потянулась к трубке.
— Алло?
— Добрый вечер! Это квартира Елизаветы Максимовны Верховской? — раздался в трубке незнакомый женский голос.
У Светланы екнуло сердце. Звонок из больницы в такой час — добра не жди.
— Нет, здесь ее сын живет. А что случилось?
— Елизавета Максимовна поступила к нам по «скорой»… перелом…
Светлана на миг прикрыла глаза. Только этого не хватало!
— Коля! — позвала она, прикрыв трубку ладонью. — Иди сюда, срочно! Твоя мама в больнице.
Николай влетел в прихожую, на ходу вытирая с подбородка крошки печенья. Выхватил трубку, принялся лихорадочно расспрашивать.
Светлана прислонилась к стене, наблюдая за мужем.
Она уже знала, чем все это закончится. Знала, что сейчас он повесит трубку и скажет…
— Света, собирайся. Едем в больницу.
Вот так. Все как она и предполагала.
— Сейчас? На ночь глядя? — попыталась возразить она. — Может, утром? Все равно ведь ничего не сделаешь до утра.
Николай посмотрел на нее тяжелым взглядом:
— Это моя мама, Света.
Она только рукой махнула — что тут скажешь? Села в прихожей на банкетку, принялась натягивать сапоги. А в голове уже крутились невеселые мысли.
Елизавете Максимовне семьдесят три. В таком возрасте перелом — это не шутки. Долгое лечение, реабилитация. Кто будет за ней ухаживать? У нее же никого, кроме них с Колей.
В больничном коридоре пахло хлоркой и чем-то приторно-лекарственным. Елизавета Максимовна лежала в палате интенсивной терапии — бледная, осунувшаяся, с заострившимися чертами лица. Увидев сына, просияла:
— Коленька! Приехал все-таки!
— Конечно, мам. Как же иначе? — Николай присел на край кровати, взял мать за руку. — Что случилось-то?
— Да что… Пошла в магазин, поскользнулась на этом треклятом льду. И все — в глазах потемнело, боль адская.
Хорошо, люди не прошли мимо, «скорую» вызвали. Вот врач сказал, если сразу операцию, то шансы хорошие.
Светлана стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу. Ей было неловко — будто она подслушивала чужой, очень личный разговор.
Елизавета Максимовна, заметив невестку, слабо улыбнулась:
— Светочка, и ты здесь? Спасибо, милая. Только зря вы оба приехали, поздно уже.
— Ничего, мам, — отмахнулся Николай. — Главное, что ты живая. Правда, Свет?
— Конечно, — выдавила Светлана, чувствуя, как предательски дрожит голос.
Домой вернулись за полночь. Светлана, не раздеваясь, прошла на кухню, включила чайник. После больничной духоты хотелось горячего чая с лимоном.
Николай молча курил у окна. По его сосредоточенному лицу было видно — думает о чем-то важном. Наконец, затушив сигарету, повернулся к жене:
— Света, нам надо поговорить.
Она напряглась. Этот тон она знала слишком хорошо — так муж говорил, когда собирался сообщить что-то неприятное.
— О чем?
— О маме. Завтра операция, потом долгая реабилитация. Одной ей не справиться.
— И что ты предлагаешь? — осторожно спросила Светлана, хотя уже догадывалась об ответе.
— Надо забрать ее к нам. Временно.
Светлана почувствовала, как внутри все сжалось. Вот оно. То, чего она боялась с самого начала.
— Коля, но как? У нас же всего две комнаты. Где она будет жить?
— В гостиной диван разложим.
— А наша личная жизнь? Мы же не сможем даже поговорить спокойно — она будет слышать каждое слово!
Николай нахмурился:
— То есть тебя больше волнует собственный комфорт, чем здоровье моей матери?
— При чем тут это? — вспыхнула Светлана. — Я просто пытаюсь быть реалисткой!
— Зато у тебя появится советчик по хозяйству, — попытался пошутить Николай.
Шутка вышла неудачной.
Светлана побледнела:
— Вот оно что!
— Да нет же! — Николай в сердцах стукнул кулаком по столу. — Я пошутил, но и о маме надо позаботиться! Неужели это так сложно понять?
— Понять-то я понимаю. Но есть же другие варианты! Можно нанять сиделку, например.
— На какие шиши? Ты же знаешь, сколько стоят их услуги! — Николай раздраженно взъерошил волосы.
Они проспорили до утра. Светлана приводила разумные доводы, Николай упрямо стоял на своем. К рассвету оба выдохлись, но так и не пришли к согласию.
— Знаешь что, — устало произнес Николай, поднимаясь из-за стола. — Я, пожалуй, перееду к маме. Временно.
А ты живи здесь, раз уж тебе так невыносима мысль о совместном проживании с ней.
Светлана вскинулась:
— То есть ты меня бросаешь?
— Не драматизируй. Просто делаю то, что должен делать сын. Мать вырастила меня одна, теперь моя очередь о ней позаботиться.
Он ушел в спальню собирать вещи. А Светлана осталась сидеть на кухне, глядя в одну точку и пытаясь осознать происходящее.
Как все могло так обернуться? Еще вчера они были счастливой семьей, принимали гостей, стоили планы.
А сегодня — эта нелепая ссора, это решение мужа уйти…
Хлопнула входная дверь.
Светлана вздрогнула, очнулась от своих мыслей. В прихожей было пусто — только на вешалке сиротливо покачивался забытый Колин шарф.
Она медленно провела рукой по мягкой шерстяной ткани. Пальцы дрожали.
«Ну вот и все, — подумала она. — Кажется, я все-таки проиграла эту битву».
В пустой квартире было оглушительно тихо.
Светлана проснулась от собственного всхлипа. Приснилось что-то тревожное, муторное — то ли ссора, то ли прощание.
Села на кровати, огляделась. В спальне царил полумрак — шторы она так и не раздвинула со вчерашнего дня.
Часы показывали начало второго. Проспала полдня — и ничего не изменилось. Та же гнетущая тишина, то же чувство неправильности происходящего.
Босиком прошлепала на кухню. В раковине громоздилась гора немытой посуды — впервые за три года их совместной жизни.
Обычно она не ложилась спать, не наведя порядок.
— Ну и пусть стоит, — буркнула Светлана в пустоту. — Теперь некому делать замечания о моей неряшливости.
Память услужливо подкинула воспоминание: Елизавета Максимовна, поджав губы, разглядывает невымытую чашку.
«Светочка, милая, ну как же так можно? В доме должен быть порядок!»
Светлана тряхнула головой, отгоняя непрошеное видение. Нашарила в шкафу растворимый кофе — от нормального завтрака мутило.
Села у окна, обхватив чашку озябшими ладонями.
За окном кружил редкий снежок. Тот самый предательский снег, что стал причиной всех бед. Если бы не он, если бы не этот проклятый гололед…
— А если начистоту — разве дело в гололеде? — спросила она у своего отражения в стекле. — Не случись эта травма — что-нибудь другое бы нашлось. Рано или поздно.
Отражение смотрело насмешливо, будто говорило: «Признайся уже — ты просто ревнуешь мужа к его матери. Банально и глупо».
— Ничего я не ревную! — огрызнулась Светлана. — Просто не хочу, чтобы в моем доме командовал кто-то чужой.
«Чужой? — переспросило отражение. — А разве она чужая? Вспомни-ка…»
И память, словно по заказу, развернула перед ней череду картин прошлого.
Вот их первая встреча — Коля привел ее знакомиться с матерью. Она так боялась этого момента, накрутила себя, представляя грозную свекровь.
А Елизавета Максимовна встретила их пирогами, улыбалась тепло и светло.
— Худенькая какая, — качала она головой, подкладывая Светлане добавки. — Надо тебя откармливать, доченька.
А когда они с Колей поженились, свекровь подарила ей старинную брошь — фамильную ценность, передававшуюся в их семье по женской линии.
— Теперь ты тоже часть нашей семьи, — сказала она тогда. — Носи на счастье.
А еще был случай, когда она сильно простудилась. Коля уехал в командировку, она металась в жару, никому не нужная.
И вдруг — звонок в дверь. На пороге Елизавета Максимовна с кастрюлькой куриного бульона.
— Я же чувствую — что-то с тобой неладно, — приговаривала она, поправляя подушку.
Три дня просидела с ней, отпаивала травами, как маленькую.
— Господи, да что же я наделала? — прошептала Светлана. — Какая же я …!
Вскочила, заметалась по квартире. Что теперь? Как исправить?
Замерла перед зеркалом в прихожей. Оттуда глянуло осунувшееся, заплаканное лицо. Нет, так нельзя. Сначала привести себя в порядок. И…
Мысль пришла внезапно. Светлана бросилась к холодильнику, распахнула дверцу. Так, мука есть, яйца есть, творог… Взглянула на часы — если поторопиться, успеет до вечера.
Три часа она колдовала на кухне, то и дело сверяясь с потрепанной тетрадкой, куда когда-то переписала рецепты свекрови. Ватрушки с творогом — любимое лакомство Елизаветы Максимовны.
В духовке румянилась последняя партия, когда в замке повернулся ключ. Светлана вздрогнула — неужели Коля вернулся? Но нет, это просто соседка сверху зашла поболтать.
— Ой, а чем это у тебя так вкусно пахнет? — принюхалась Вера Петровна.
— Ватрушки пеку, — рассеянно отозвалась Светлана, вынимая противень.
— А я слышала, свекровь твоя в больнице. С переломом.
— Да, — Светлана помедлила. — Вера Петровна, а у вас корзинка плетеная не найдется? Мне ватрушки отнести надо.
Через полчаса Светлана уже ехала в такси, прижимая к груди корзинку с еще теплыми ватрушками.
«Поймут ли? — думала она, глядя на проносящиеся за окном дома. — А может, уже поздно?»
Но отступать было некуда. Она должна попытаться сохранить то счастье, что у них было. Ведь семья — это не только муж и жена. Это все близкие люди, которые волей судьбы оказались рядом.
И если придется потесниться, уступить кому-то место в своем доме и сердце — что ж, значит, так тому и быть. Главное — не потерять тех, кто тебе дорог.
Такси остановилось у больничных ворот. Светлана расплатилась и, крепко сжимая корзинку, направилась к главному входу.
