Когда у тебя пятеро детей, то тебе кажется, что ты защищена от одиночества пятью могучими щитами. А у меня уже и внуков – пальцев на руках посчитать не хватит. Но я одна. Живу в глухой деревушке, затерянной в лесах, и приезжают ко мне от силы раз в пару лет. И звонят не каждую неделю, и фото шлют редко. И такая тоска порой заедает, что хоть вставай и вой в небо, как воет сейчас зимний ветер за моим окном.
Я вышла замуж по любви, за очень хорошего человека Тимофея Егоровича, и всю жизнь с ним, как у Христа за пазухой провела. Но двадцать лет назад его не стало. Ушел во сне, оставил меня одну. И дети оставили. Разлетелись мои соколы да ласточки – кто по заграницам, кто по столицам, о матери и позабыли совсем. А я тут, на севере, и деревня моя на семь дворов. Почти все потянулись в город, а некоторые дома стоят брошенные, как старики ушли.
Молодым сейчас не надо в деревне ничего, им бы в офисы, им бы машины подороже, да квартиры с новомодной отделкой. А мне что? Я привыкла. Дом мне Тимоша выстроил, хозяйство всегда мы держали. Даже сейчас, когда мне уже к восьмидесяти годам настукали часы, я с коровой, с козами, поросят вот прикупила. С ними возни, что с детьми грудными. В сараюшку не выпустишь – они у меня в коридоре теплом, в коробке попискивают. Брала совсем крошечных, так дешевле. А если честно, то хотелось мне этих забот. Ведь когда ты занята, ты вроде и нужна и важна, и не так пусто внутри оттого, что родным до меня дела нет.
Дочь еще в прошлом году уговаривала к ней переехать, все продать. А если продать не получится, то просто оставить – пусть хоть синим пламенем сгорит. Я уперлась, понимая, что в свои года в городе просто уже не приживусь. А тихо угасать там, сидя у окошечка, на котором фикусы растут, не хочу. Вот мое дело – козы вьются у ног, мекают, просят, чтобы почесала. Изо рта пар валит – зима. Я им баланды теплой принесла в котелочке. Там крапивка, черствый хлеб накрошен, запарена ячка. Крапивы летом заготовила много – она рогатым очень полезна, когда травы свежей уже нет.
– Гренка, иди, погуляй, нечего меня бодать сзади-то! – ворчала я на пятнистую козу, и отталкивала ее во дворик.
Козы высыпались шумной пестрой стайкой. У меня их пятеро. Руки только совсем плохие стали – доить тяжело. Коза тебе не корова, тут нужен не просто навык, там своих хитростей полно. Но пока справляюсь, держу вот их. Раньше десяток был, теперь вот пятеро только. И корова одна – Звездочка. Бело-рыжая, а во лбу черное пятно, за то Звездой я ее когда-то и назвала. Она дочка моей прежней Чайки, белоснежной красавицы. По ней я тоже скучаю, вспоминаю часто.
Сын приезжал из Германии три года назад, только головой качал – мол, и охота тебе, мать? А я в этих заботах, в этой суете ежедневной без выходных и праздников, себя обретаю. Человек живет трудом, мой труд с моей животиной. Летом огород еще. Земля всегда прокормит, всегда утешит, всегда поймет. Не с кем поговорить – говори земле, и воде, и лесу. Они слышат все, все понимают, хоть и по-человечески не отвечают. Иной у них язык – вечный, как это небо над моей головой.
Сегодня снежно. Что-то дни пошли снегопадные. Солнца почти нет, все небо затянуто низкими серыми тучами, что ползут, брюхами задевая ели да березы. Тридцать первое декабря, вот-вот старый год переломится, наступит новый. Сейчас вот по хозяйству похлопочу, а в три часа магазин приедет. У нас тут слишком мало народу, чтобы свой постоянный был, вот и приезжает на колесах – приходи, покупай чего надо. Мне нужна была мука и огурцов свежих хотелось очень. Яйца и молоко у меня свои, хлеб сама пеку. Еще мама моя говорила, царствие ей небесное, что золотые руки у меня на выпечку – моими пирогами и царицу угостить не стыдно. Может, и правда. Муж пироги мои любил, дети блины расхватывали – со сковороды снимать не успевала…
Мать старалась быть сильной, скрывая свои переживания, тревогу и одиночество под маской повседневной рутины. Но ведь сколько не скрывай, прорывается тоска, просачивается через трещинки морщин, через натянутые улыбки. Словно чуя, что я загрустила опять, Звездочка боднула меня мокрым теплым носом в щеку.
– Ничего, моя хорошая, мы Новый год отметим вот, а там полегче будет. Это накануне праздника всегда трудно, а там снова закрутит жизнь. Вы вот у меня есть, я не одна.
Уже чуть не полдня прошло, а из детей и внуков никто даже не позвонил и не написал. Будто нет меня на свете. Но я ведь есть, стою вот тут, во дворе своем просторном, и падает, падает бесконечный белый снег мне на плечи, на голову, покрытую серой теплой шалью.
У машины-магазина аншлаг. Дед Егор даже выполз. Совсем плохой стал, еле ходит. С палочкой, в лихом треухе, со своим верным псом Джигитом. Это здоровущий алабай, у которого одна башка только что самовар. Он весело улыбнулся мне всей пастью, вывалив розовый язык, завилял хвостом. Я собаку, как не стало моей Кнопы, больше не заводила. Хотя весной, наверное, возьму, ведь двор без собаки пустой, будто нежилой.
– Бабуль, тебе чего? – крикнул мне продавец, дуя на ладони в безуспешной попытке их согреть.
– Огурчиков, муки. А это что? Конфет еще давай.
– Шоколадных?
– Ну, нет, леденцов, грызть буду! – пошутила я.
Парнишка мне взвесил чего я просила. Расплатилась и пошла потихоньку домой. Лес вокруг стоял безмолвный, укрывался снегом. Пришла, загнала свою живность по сараям и стайкам – нечего стыть. Мурка вылетела дома мне навстречу, трется об ноги, мяукает – молока просит. Плеснула усатой, не жалко. Она мышей так хорошо ловит, что хоть медаль моей трехцветке выдавай.
Села готовить. Селедку под шубой надо пораньше сделать, чтобы настояться успела. Рыба усолилась хорошо, теперь ее почистить, порезать, да на дно салатника хрустального. У меня в буфете таких полно, только пользуюсь редко. Но Новый год – повод красоту на столе навести. Овощи еще утром отварила. Все с огорода – морковь, картошка, свекла. Год хороший был, урожайный, полный погреб от его щедрот. Включила на ноутбуке «Иронию судьбы или с легким паром». Этот компьютер-книжку мне три года назад сын подарил, чтобы я не скучала. Научил как на нем кино включать, даже в какой-то социальной сети страничку завел. Но я забыла как туда заходить и никогда не пользовалась. Только почтой. Записала все, как он продиктовал, чтобы не запутаться. Только писать мне тоже особо некому, так что редко открываю свой «мейл».
Фильм тихо шуршал на фоне, я почти не вслушивалась, так как знала его наизусть. Терла картошку, промазывала каждый слой майонезом, смешанным со сметаной. Я именно смешать люблю, так вкуснее. Готовый салат в холодильник поставила, принялась тесто на пирог ставить. Два дня назад к нам заезжали рыбаки, я у них прикупила щук. Такие щуки в этом году ловятся – на диво! Огромные, жирные, пятнистые такие. Кто зимой рыбачит, тот их таскает исправно, река у нас тут тоже рядом – в полукилометре от деревеньки. Я взяла рыбы побольше – Мурку побаловать, на консервы и на пирог.
За окном уже темнело. В девять подою коров и коз своих, покормлю всех, сяду смотреть какой-нибудь концерт новогодний, есть салат, да кошку на коленях гладить. Тут кошка подняла остроухую голову и прищурилась – она первой услышала, что кто-то подъехал к нашему дому. Я выглянула в окно – но разве что увидишь за забором? Набросила шаль, сунула ноги в серые, видавшие виды валенки, заспешила открыть ворота.
– Бабушка! – внуки меня едва не повалили, хохоча и целуя.
За ними из машины выбирались дочка с зятем, из другой машины выходили сын со снохой.
– Да вы ж мои золотые! – расцеловала ребятню.
А у сына дети уже большие, они улыбаются, весело здороваются, в руках пакеты со снежинками и елками – подарки привезли.
– Ну, не студитесь на морозе, идемте в дом! Вы бы хоть предупредили, что приедете, я ж толком одной-то себе ничего и не готовила.
– А мы со своим, мама! – сноха моя, Катерина, крепко меня обняла, тоже поцеловала.
В доме выяснилось, что дети с контейнерами, полными еды, с подарками всех мастей. Какой-то салат печеночный с оливками, замаринованная индейка, которую мы вечером сунем в печь, да будем ждать, пока приготовится. Малышня, румяная с холода, уже уплетала свежий мой хлеб с молоком козьим. Сын рассказывал, что специально на работе подменился, чтобы ко мне выбраться. Дочь раскладывала пакеты с подарками – шаль мне привезли, мандаринов, сладостей, новые сапоги, платье.
Выдвинули в центр комнаты стол, кое-как расселись – шумно, тесно, весело. Домик враз стал маленьким. И чего он мне все большим казался, пока я тут одна была? Странно даже.
– С Новым годом! С новым счастьем! – кричали хором.
А потом пошли пускать петарды. Оделись потеплее, махали бенгальскими огнями, что сыпали в темноту свои яркие искорки.
«Бабах!» – первая петарда рванулась в небо и повисла огромным цветком, который, словно фонтан из огня расцвел под облаками. Внуки кричали и хлопали в ладоши. А я стояла, и чувствовала, что лед внутри меня раскололся, растаял – не забыли, приехали, родные мои!
– Бабушка, а ты на лето нас к себе возьмешь? – Ванюша запрокинул ко мне разрумянившееся личико с карими глазами, точь-в-точь такими же, как у меня самой и у моей дочери.
– Как не взять! Буду ждать.
– Мам, ты не против? Летом отпуск будет, и мы решили не на море, а к тебе. И с огородом поможем, и порыбачим, и по лесам погуляем.–дочь моя Оксана смотрела весело и светло.
– Я только рада буду! Приезжайте!
Салюты расцветали в небе, грохоча. Снег все шел и шел, а вот ветер совсем стих, словно почуяв, что на душе у меня теперь покой, детский смех, улыбки родных людей. Сейчас пойду доить Звездочку, ребятишек научу – им ведь все интересно, возраст такой. А потом снова вернемся за стол, и дом будет наполнен голосами, хохотом, детской беготней. А весной непременно собаку возьму – пусть с пустолайкой внучата играют, им полезно общение со зверьем. Хороший меня год ждет, я даже и подумать не могла, что такой счастливой в эту ночь буду!
