— Опять за свое? — Елена Сергеевна брезгливо поморщилась, глядя на невестку. — Сколько можно? Дай ребенку спокойно поесть.
— Не учите меня воспитывать мою дочь, — отрезала Наталья, продолжая настойчиво подносить ложку к плотно сжатым губам четырехлетней Машеньки. — Пока не доест все до конца — из-за стола не выйдет.
Девочка, зажатая между бабушкой и матерью, испуганно переводила взгляд с одной на другую. На тарелке оставалась едва заметная горка остывшей манной каши.
— Господи, да она уже все съела! Что ты к ребенку цепляешься? — Елена Сергеевна попыталась отодвинуть тарелку.
— Я сказала — все! — Наталья резко дернула тарелку обратно, и немного каши выплеснулось на скатерть. — И не смейте вмешиваться. Вырастили уже одного… специалиста по воспитанию.
Повисла тяжелая пауза. Елена Сергеевна побледнела, но промолчала. Сын давно уже жил в другом городе, и редкие звонки становились все короче и формальнее.
Типичное утро в их доме начиналось именно так — с противостояния двух женщин, волею судеб оказавшихся под одной крышей. Елена Сергеевна, всю жизнь проработавшая учителем, после выхода на пенсию была вынуждена сдать свою двухкомнатную квартиру — на одну пенсию в областном центре не проживешь. Переехала к невестке с внучкой в их небольшой городок, где цены были заметно ниже. Наталья, оставшись одна с маленьким ребенком, нехотя согласилась — квартплата пополам и присмотр за дочкой во время ее смен в магазине были весомыми аргументами.
— Машенька, солнышко, — мягко произнесла Елена Сергеевна, — если ты больше не хочешь, не надо заставлять себя.
— Я хочу! — торопливо пискнула девочка и судорожно заработала ложкой.
Наталья победно усмехнулась.
— Вот видите? Просто нужно проявить характер. А то вы ее совсем разбаловали, пока я на работе.
Елена Сергеевна поджала губы. За два года совместной жизни она так и не смогла принять методы воспитания невестки. Жесткость, граничащая с жестокостью, постоянный контроль, придирки по мелочам — все это било по самому больному месту. Когда-то она и сама была слишком требовательной матерью, и теперь, глядя на измученную внучку, с запоздалым раскаянием вспоминала собственные ошибки.
— Наташа, — осторожно начала она, — может, не стоит…
— Все, разговор окончен. — Наталья встала из-за стола. — Маша, чтобы через пять минут тарелка была пустой. И не вздумай размазывать по краям.
Развернувшись, она направилась в прихожую — до начала смены оставалось меньше часа.
Елена Сергеевна беспомощно наблюдала, как внучка, часто сглатывая, заставляет себя есть. На душе было тяжело и муторно. Что-то надо было делать, но что? Она столько раз пыталась поговорить с невесткой по-хорошему, но все без толку. Жаловаться сыну? Но он сам сбежал от этого домашнего террора, оставив жену и дочь.
День тянулся медленно. После завтрака Машенька притихла в своем уголке с куклами, а Елена Сергеевна занялась привычной домашней рутиной. Около трех часов в дверь позвонили.
— Здравствуйте, я из опеки, — представилась молодая женщина в строгом костюме. — Мы получили анонимный сигнал о возможном неблагополучии в семье. Могу я войти?
У Елены Сергеевны екнуло сердце. Неужели кто-то из соседей все-таки решился? Сколько раз за стеной слышались крики и плач, но все делали вид, что ничего не происходит.
— Да-да, конечно, проходите.
Инспектор, представившаяся Верой Андреевной, внимательно осмотрела квартиру, задала несколько общих вопросов о быте семьи. Машенька, заслышав чужой голос, еще глубже забилась в свой угол.
— Девочка всегда такая пугливая? — тихо спросила Вера Андреевна.
— Она… она просто стеснительная, — неуверенно ответила Елена Сергеевна.
Внутри все разрывалось от противоречивых чувств. С одной стороны, эта женщина могла помочь, защитить внучку. С другой — что будет, если Наталья узнает? Она и так постоянно обвиняет свекровь во всех бедах.
— Елена Сергеевна, — инспектор говорила очень мягко, но настойчиво, — если вам есть что рассказать, сейчас самое время. Мы можем помочь.
В этот момент в замке повернулся ключ — Наталья вернулась с работы раньше обычного.
— Что здесь происходит? — она мгновенно оценила ситуацию. — Кто вы такая?
— Здравствуйте, я инспектор по делам несовершеннолетних…
— Вон из моего дома! — взорвалась Наталья. — Немедленно! И забирайте с собой эту старую интриганку!
— Наташенька, я не…
— Молчите! — Наталья буквально потемнела от ярости. — Я все поняла. Сначала сына настроили против меня, теперь за дочь взялись? Не выйдет!
Вера Андреевна пыталась что-то объяснить, но Наталья не слушала. Она вытолкала инспектора за дверь и повернулась к свекрови:
— Вы. Вон из моего дома. Чтобы через час духу вашего здесь не было.
— Но куда же я…
— Куда хотите! К сыночку любимому езжайте, раз я такая плохая мать. Все, разговор окончен.
Елена Сергеевна, дрожащими руками собирая самое необходимое в старую сумку, слышала, как в соседней комнате Наталья отчитывает дочь:
— А ты что сидишь, как мышь под веником? Марш уроки делать! И не вздумай реветь, размажу!
Через час Елена Сергеевна сидела на лавочке возле подъезда с сумкой у ног. До пенсии оставалось две недели, денег в кошельке — на билет до областного центра. Но разве можно вот так все бросить? А как же Машенька?
Вечером она позвонила в дверь к соседке сверху, Анне Петровне.
— Господи, Сергеевна, да конечно, живи сколько надо! — всплеснула руками та. — Я же одна в двушке, места хватит. Давно говорила — не связывайся ты с этой… — она покосилась на тонкие стены. — С невесткой своей.
Так начались долгие месяцы противостояния. Елена Сергеевна, поселившись у соседки, видела внучку только мельком — во дворе, по дороге в садик. Наталья тщательно следила, чтобы бабушка не приближалась к ребенку.
— Вы же педагог, — увещевала Вера Андреевна при новой встрече. — Должны понимать — без вашего заявления мы не можем начать проверку. Анонимный сигнал — это хорошо, но нужны показания, факты.
— Но она же… она мне жить не даст, — беспомощно разводила руками Елена Сергеевна. — И Машеньке еще хуже будет.
Мысль о том, что она предает внучку своим малодушием, не давала спать по ночам. Но страх перед невесткой, застарелое чувство вины перед сыном парализовали волю.
Переломный момент наступил в конце сентября. Елена Сергеевна возвращалась из магазина, когда услышала истошный детский крик из знакомых окон на втором этаже. Сердце бешено заколотилось — она знала этот крик.
Не помня себя, взлетела по лестнице. Дверь была не заперта.
В кухне Наталья, схватив дочь за волосы, тыкала ее лицом в лужу на полу:
— Я тебе покажу, как стакан разбивать! Неряха! Вся в папашу своего!
Машенька, задыхаясь от слез и унижения, беспомощно цеплялась за край стола.
— Прекрати немедленно! — Елена Сергеевна, сама не ожидая от себя такой силы, оттолкнула невестку. — Ты с ума сошла?!
В следующий миг она уже прижимала к себе дрожащую внучку, загораживая ее от обезумевшей матери.
— Убирайтесь! Обе убирайтесь! — Наталья, поняв, что наделала, начала истерично швырять им вслед вещи. — Забирай ее себе, раз такая умная! Посмотрим, как справишься!
Елена Сергеевна, подхватив рыдающую Машеньку на руки, выскочила из квартиры. Сердце колотилось как бешеное.
Только оказавшись у Анны Петровны, она поняла — пути назад нет. Нужно идти до конца.
Начались бесконечные походы по инстанциям. Заявление в опеку, показания соседей, медицинское освидетельствование… Наталья, поняв, что на этот раз все серьезно, наняла адвоката и развернула настоящую войну за дочь.
— Вы же сами ее довели! — кричала она на заседании комиссии. — Вечно лезли в воспитание, потакали всем капризам! А теперь хотите отобрать ребенка у родной матери?
Елена Сергеевна, сжимая в руках папку с документами, чувствовала, как по спине течет холодный пот. Все эти месяцы она собирала доказательства: фотографии синяков, показания воспитателей из садика, заключения психолога. Но хватит ли этого?
«Господи, помоги мне сделать все правильно», — мысленно молилась она каждый вечер, укладывая внучку спать. Машенька постепенно оттаивала, начала улыбаться, но любой громкий звук все еще заставлял ее вздрагивать и съеживаться.
К Новому году состоялся суд. Наталья, щеголяя в дорогом костюме, уверенно рассказывала о своей тяжелой доле матери-одиночки, о вероломстве свекрови, которая настроила против нее мужа, а теперь хочет отнять и дочь.
— Уважаемый суд, — голос Елены Сергеевны дрожал, но она заставила себя продолжать. — Я прошу не о лишении родительских прав. Я прошу о возможности защитить ребенка. Дайте Маше шанс вырасти без страха и унижений.
Три часа заседания слились для нее в один бесконечный кошмар. Выступления свидетелей, перепалки адвокатов, бесконечные вопросы судьи…
Когда председательствующий начал зачитывать решение, у Елены Сергеевны потемнело в глазах.
Суд постановил: временно ограничить Наталью в родительских правах сроком на шесть месяцев с передачей ребенка под опеку бабушки.
— Это не конец! — выкрикнула Наталья, выбегая из зала заседаний. — Я вам этого не прощу!
Елена Сергеевна осталась сидеть, не в силах пошевелиться. Неужели получилось? Неужели теперь Машенька будет в безопасности?
Первые недели после суда прошли как в тумане. Они с Анной Петровной спешно готовили документы на временную регистрацию Машеньки, оформляли перевод в новый садик — подальше от старого района. Девочка постепенно осваивалась в новой обстановке, но часто просыпалась по ночам с криком.
— Тише, маленькая, тише, — шептала Елена Сергеевна, укачивая внучку. — Все хорошо, бабушка рядом.
Наталья объявилась через месяц — протрезвевшая, подтянутая, с новой стрижкой.
— Я прошла курс психотерапии, — заявила она на заседании комиссии по делам несовершеннолетних. — Да, я признаю, что срывалась на дочери. Но я работаю над собой. Я изменилась.
Елена Сергеевна с тревогой наблюдала, как члены комиссии благосклонно кивают. Неужели они верят этому спектаклю?
— Посмотрите заключение врача, — Наталья выложила на стол глянцевую папку с документами. — Я полностью контролирую себя. Готова к возобновлению контактов с дочерью.
— Что ж, — председатель комиссии поправил очки, — думаю, мы можем разрешить для начала встречи в присутствии психолога…
Машенька, узнав о предстоящей встрече с матерью, забилась в угол, как в первые дни после случая на кухне. Никакие уговоры не помогали.
— Нельзя же полностью изолировать ребенка от родной матери, — увещевала Вера Андреевна, теперь уже защищая позицию Натальи. — Дайте ей шанс.
Елена Сергеевна чувствовала себя загнанной в угол. Она не имела права запретить эти встречи, но каждый раз, глядя на бледное личико внучки, сердце разрывалось от боли.
Наталья приходила в центр социальной помощи два раза в неделю, всегда с подарками и ласковыми словами. Психолог отмечала «положительную динамику» в их отношениях.
Но однажды вечером Машенька, свернувшись калачиком под одеялом, прошептала:
— Бабушка, а мама сказала… сказала, что скоро заберет меня обратно. И тогда уж…
Она не договорила, но Елена Сергеевна похолодела. Значит, во время «контролируемых» встреч Наталья умудрялась запугивать дочь!
— Не бойся, маленькая, — она крепко обняла внучку. — Я тебя никому не отдам.
Утром следующего дня Елена Сергеевна приняла решение. Впервые за все это время она набрала номер сына.
— Алло, Дима? Нам надо поговорить. Это касается Маши.
Дмитрий приехал через два дня. Как же он был похож на отца — тот же упрямый подбородок, те же складки у губ… Елена Сергеевна с болью вспомнила мужа, не дожившего до этих страшных дней.
— Значит, говоришь, она не изменилась? — Дмитрий задумчиво вертел в руках чашку с остывшим чаем. — А я ведь надеялся… Думал, может, правда одумается.
— Сынок, — Елена Сергеевна осторожно коснулась его руки, — ты же понимаешь… Маше нужна защита. Настоящая защита.
Они проговорили до глубокой ночи. Впервые за много лет по-настоящему откровенно.
Когда через неделю состоялось новое заседание комиссии по делам несовершеннолетних, Наталья не ожидала увидеть там бывшего мужа.
— Я подаю на развод и на полную опеку над дочерью, — твердо заявил Дмитрий. — У меня есть стабильная работа, жилье. Я могу обеспечить ребенку нормальную жизнь.
Наталья, растерявшая весь свой лоск, только беспомощно открывала и закрывала рот.
Новое судебное разбирательство длилось почти три месяца. Но теперь у Елены Сергеевны появилась надежда. Дмитрий оказался гораздо более подготовленным противником для бывшей жены — он методично собирал документы, привлекал свидетелей, нанял лучшего адвоката в городе.
На последнее заседание Наталья не явилась. Позже выяснилось, что она спешно уволилась с работы и уехала в неизвестном направлении.
Суд принял решение о лишении ее родительских прав.
Прошел год. Машенька живет с отцом в большом городе, ходит в новую школу. Елена Сергеевна навещает их каждые выходные — благо теперь может себе это позволить. Дмитрий настоял, чтобы она продала свою квартиру и купила новую, поближе к ним.
— Бабушка, смотри, что я нарисовала! — Маша протягивает альбомный лист, на котором яркими красками изображен дом, солнце и три фигурки, держащиеся за руки.
Елена Сергеевна украдкой смахивает слезу. Теперь, когда самое страшное позади, она часто думает о том, как легко было промолчать, пройти мимо, закрыть глаза…
Иногда по ночам ей все еще снится тот детский крик. И она просыпается с твердой уверенностью: нет, она все сделала правильно.
А Наталья? Говорят, она вышла замуж и уехала в другой город. Иногда присылает открытки на день рождения дочери — без обратного адреса. Машенька складывает их в специальную коробочку, но никогда не открывает.
