— Вова, да что ты ко мне пристал? — Федя поставил чашку на стол так резко, что чай плеснул на блюдце. — Олеся — моя жена! Понимаешь? Жена!
— Папа, ты хоть раз подумал, зачем ей, двадцативосьмилетней красотке, старик под семьдесят? — Владимир прошёлся по кухне, нервно потирая затылок. — Она к тебе липнет, как банный лист, а ты что? Растаял весь!
— Ах ты, циник! — Федя вскочил из-за стола, стукнув ладонью по столешнице. — Думаешь, любви в моём возрасте не бывает? Или я не достоин счастья?
— Папа…
— Нет, ты слушай меня! — голос старика дрожал от возмущения. — Твоя мать упокоилась три года назад. Три года я один как перст сидел в этом доме! А Олеся… она свет в окошке принесла. И готовит хорошо, и дом прибирает, и внимание уделяет.
Владимир покачал головой:
— Папа, она тебя от нас отрезает! Когда я последний раз в гости приходил? Месяц назад! И то она весь вечер кислую мину корчила, намёки бросала, что, мол, поздно уже, детям спать пора.
— Враньё! — Федя замахал руками. — Никого она не отрезает! Просто ты сам стал реже появляться. Семья у тебя, работа…
— Да ну тебя! — Владимир схватил куртку с вешалки. — Ты её защищаешь, как слепой котёнок! А она что? Сначала тебя от внуков отучила видеться — якобы простуду подхватишь. Потом от старых друзей — мол, они плохо на неё влияют. Теперь от родного сына отваживает!
— Вовка, да что с тобой? — Федя растерянно посмотрел на сына. — Ты же знаешь, я внуков обожаю! И Андрюшку, и Катюшку… Но они сейчас в школе заняты, кружки всякие…
— Заняты? — Владимир развернулся на пороге. — Папа, они спрашивают: «Почему дедушка больше не приезжает?» А я что им отвечаю? Что у дедушки теперь новая бабушка, которая считает их лишними?
— Олеся их не считает лишними! — возмутился Федя. — Она просто… осторожная. Не хочет, чтобы дети шумели, мебель портили…
— Вот именно! — Владимир ткнул пальцем в воздух. — Мебель портили! Папа, да они же твои внуки! Твоя кровь! А она их как чужих воспринимает. И тебя постепенно от них отваживает.
Федя опустился на стул, вдруг почувствовав усталость. На кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене.
— Вова, — тихо проговорил он, — ты несправедлив к Олесе. Она хорошая женщина. Просто… молодая ещё, опыта семейной жизни маловато. Привыкнет.
— Привыкнет? — горько усмехнулся Владимир. — Папа, за два года она так и не привыкла. Наоборот, всё дальше тебя от нас уводит. Ты хоть понимаешь, что мы тебя теряем?
— Никого вы не теряете! — голос Феди дрогнул. — Я тот же, каким был. Просто… счастливый теперь. Неужели вы не можете порадоваться за меня?
Владимир постоял в дверях, глядя на отца печальными глазами.
— Папа, я желаю тебе счастья. Честное слово. Но не за счёт семьи. Подумай… когда ты последний раз звонил внукам? Когда интересовался, как у них дела в школе? Раньше ты каждую неделю приезжал, мультики с ними смотрел, в футбол гонял…
— Я… — Федя замолчал, пытаясь вспомнить. Действительно, когда? — Я занят теперь… дом, Олеся…
— Вот именно, — тихо сказал Владимир. — Пока, папа. Подумай над моими словами.
Дверь мягко закрылась. Федя остался один в кухне, где пахло заваренным чаем и чем-то ещё — тревогой, которую он не хотел признавать.
Олеся появилась через полчаса, когда Федя всё ещё сидел за столом, бездумно помешивая остывший чай.
— Федечка, что случилось? — она мягко положила руку ему на плечо. — Ты такой расстроенный…
— Вовка приходил, — буркнул Федя, не поднимая глаз. — Опять свои песни пел.
— Про меня? — в голосе Олеси промелькнула обида. — Я же говорила тебе, Федя. Твой сын меня не принимает. Для него я чужая, лишняя.
— Олесенька, ну что ты… — Федя поднял на неё глаза. — Он просто переживает. Боится, что я про внуков забуду.
— А ты разве забыл? — Олеся присела рядом, взяла его руку в свои. — Федечка, ты же сам говорил, что дети сейчас другие. Всё время с телефонами, на улице носятся… Тебе тяжело за ними угнаться.
Федя медленно кивнул. Да, говорил. После того как Андрюшка весь вечер просидел, уткнувшись в планшет, а Катюшка начала капризничать из-за того, что дедушка не разрешил ей красить ногти его маминой помадой.
— И потом, — продолжала Олеся, нежно поглаживая его руку, — ты устаёшь. В твоём возрасте нужен покой. А дети такие шумные… Помнишь, как Андрей телевизор сломал? Хорошо, что гарантия ещё действовала.
— Случайно сломал, — слабо возразил Федя. — Мячиком попал…
— Конечно, случайно. — Олеся встала и принялась убирать со стола. — Но ведь неприятно было? И Владимир даже извиниться толком не смог. Сказал только: «Дети есть дети».
Федя промолчал. Действительно, было неприятно. Новый телевизор, только на прошлой неделе купленный…
— Знаешь что, — Олеся обернулась к нему с мягкой улыбкой, — давай не будем об этом. У нас же хорошо сейчас. Тихо, спокойно. Никто не шумит, не требует внимания. Мы можем спокойно поговорить, чай попить, фильм посмотреть…
— Да, — согласился Федя, чувствуя, как напряжение медленно уходит. — Хорошо у нас.
— То-то же. — Олеся подошла и поцеловала его в макушку. — А Владимир пусть лучше о своих детях думает, чем других учит. Я слышала, Андрюшка в школе двойку по математике получил. Вот и займись сын воспитанием, а не ко мне претензии предъявляй.
Федя вздрогнул:
— Откуда ты знаешь про двойку?
— Да так, — Олеся пожала плечами, отворачиваясь к мойке. — Случайно услышала, когда Владимир с женой по телефону разговаривал. На прошлой неделе, когда он заходил.
Федя нахмурился. Странно. Вова никогда при нём о школьных проблемах не говорил. И потом, на прошлой неделе он вроде не заходил…
Следующие дни прошли в странном напряжении. Федя ловил себя на том, что прислушивается к разговорам Олеси, замечает мелочи, на которые раньше не обращал внимания.
Например, как она быстро выключает телефон, когда он входит в комнату. Или как отворачивается, когда говорит, что устала и не хочет гостей.
— Олеся, — спросил он за завтраком, — а давно мы внуков в гости не звали?
— Зачем? — она не подняла глаз от тарелки. — Федечка, ты же сам говорил, что устаёшь от них. И дом потом прибирать приходится… А мне тяжело, я же не привыкла к детям.
— Но раньше ты не возражала…
— Раньше я думала, что привыкну. — Олеся вздохнула, изображая печаль. — Но понимаешь, Федечка, я не мать. У меня своих детей не было. Мне трудно найти с ними общий язык.
Федя кивнул, но что-то кольнуло в груди. Раньше Олеся говорила другое. Что очень любит детей, что мечтает стать бабушкой для его внуков…
В среду позвонил Владимир:
— Папа, как дела? Мы хотели на выходных приехать. Катя рисунок для тебя нарисовала.
— Конечно, приезжайте! — обрадовался Федя, но тут же поймал взгляд Олеси. Она стояла в дверях с недовольным лицом. — То есть… а может, в следующие выходные? У нас тут ремонт небольшой планируется…
— Какой ремонт, папа? — удивился Владимир. — Ты же на прошлой неделе говорил, что всё в порядке.
— Ну… кухню освежить хотим. Олеся просила…
— Понятно. — в голосе сына послышалась горечь. — Ладно, папа. Как скажешь.
После разговора Федя долго сидел молча. Олеся подошла, обняла за плечи:
— Не расстраивайся, Федечка. Просто у нас сейчас неподходящий момент. Дом нужно в порядок привести, да и я неважно себя чувствую. Не хочется, чтобы дети видели меня такой.
— Что с тобой, Олесенька? — встревожился Федя.
— Да так, головные боли замучили. Наверное, от стресса. — она тяжело вздохнула. — Знаешь, как тяжело, когда чувствуешь, что тебя не принимают? Твой сын, твоя невестка… Они же меня ненавидят.
— Что ты говоришь! Никто тебя не ненавидит!
— Федечка, милый, — Олеся грустно улыбнулась, — ты же добрый, не видишь подвохов. А я чувствую. Вот увидишь, скоро они тебя заставят выбирать — или я, или они.
Федя почувствовал, как сердце сжалось от тревоги. Неужели и правда дойдёт до выбора? И что тогда?
В четверг вечером зазвонил телефон. Олеся взяла трубку:
— Алло? Ах, это вы, Владимир… Нет, Фёдор спит уже. Плохо себя чувствует… Что? Нет, не могу его разбудить, врач сказал покой… Да, передам, что звонили.
Федя лежал в спальне и слышал каждое слово. Он не спал. И врача никакого не было. Но сказать что-то не мог — горло перехватило от неожиданности.
— Федечка, — Олеся заглянула в спальню, — это Владимир звонил. Сказал, что завтра не приедет, дела появились.
— Он хотел приехать завтра? — тихо спросил Федя.
— Ну да. — Олеся пожала плечами. — Но я сказала, что ты неважно себя чувствуешь. Зачем его зря беспокоить?
Федя закрыл глаза. Значит, вот как. Олеся отшивает сына, а потом говорит, что тот сам не хочет приезжать.
В субботу утром Федя проснулся от звука голосов в кухне. Олеся разговаривала с кем-то по телефону, и говорила она громче обычного.
— Да понимаю я, Ленка, понимаю! — смеялась она. — Ну что ты волнуешься? Всё по плану идёт. Уже два года как танцую вокруг этого старикашки.
Федя замер. Тихонько встал с кровати, подошёл к двери.
— Дом-то хороший, в центре. Участок большой. Под снос пойдёт — хорошие деньги получим. А пока терплю его родственничков назойливых.
Сердце Феди колотилось так, что, казалось, соседи услышат.
— Да что ты говоришь! — продолжала Олеся. — Конечно, отучила уже от внуков этих орущих. Ещё что не хватало — носились бы тут, всё ломали. А сынок его… да я его так отшила, что теперь боится нос сюда казать.
Федя прислонился к стене, ноги подкашивались.
— Слушай, а что там с завещанием? — спросила Олеся, и голос её стал жёстче. — Я уже намёки бросаю потихоньку. Мол, вдруг что случится, как детей обеспечить будем? Он кивает, соглашается. Думаю, скоро сам предложит к нотариусу сходить.
— Да ладно тебе! — засмеялась она на что-то, сказанное подругой. — Какая любовь в его возрасте? Он просто рад, что кто-то рядом. Одинокие старики — они как дети, им внимания хочется. А я ему это внимание даю. Ухаживаю, готовлю, в постели стараюсь…
Федя зажал рот рукой, чтобы не закричать.
— Да нет, противный он не очень. Чистоплотный, не пьёт. Деньги есть — пенсия военная, плюс ещё какие-то накопления. Дом этот один чего стоит! В центре такие участки — золото сейчас.
Олеся замолчала, видимо, слушая подругу.
— Ну, месяцев восемь ещё потерплю. Завещание оформлю, потом можно и разводиться. Скажу, что не сошлись характерами. Половину имущества по закону получу, а там видно будет. Может, и на всё потяну, если адвоката хорошего найду.
Федя почувствовал, как комната поплыла перед глазами. Двадцать лет прожил с покойной женой. Думал, что ещё раз полюбил. А оказалось…
— Да что ты! — снова захихикала Олеся. — Дети его небось только и ждут, когда старик померёт. А тут такая облава! Мачеха всё наследство забирает! Представляешь, какие рожи у них будут?
Она говорила об этом с таким удовольствием, что Феде стало физически дурно.
— Ладно, Ленка, мне ещё завтрак готовить. Нельзя, чтоб заподозрил что. А то все мои старания насмарку пойдут. Да, да, обязательно расскажу, как дело закончится. Пока!
Федя услышал, как щёлкнул телефон. Он стоял в дверях спальни, чувствуя, как внутри всё рухнуло и превратилось в пепел.
Значит, вот оно как. Два года он жил с женщиной, которая считала его за дурака. Которая планировала его ограбить и бросить. Которая специально ссорила его с детьми и внуками.
— Федечка, завтракать будешь? — послышался из кухни сладкий голос Олеси.
Федя сделал глубокий вдох. Потом ещё один. Он был военным, прошёл Афганистан. Он не позволит какой-то проходимке обмануть себя и лишить семьи.
— Иду, дорогая, — ответил он спокойным голосом. — Иду.
Но первым делом он тихонько достал из прикроватной тумбочки телефон и набрал номер сына.
— Вова? Это папа. Можешь приехать? Нужно поговорить. Срочно.
— Конечно, папа! Сейчас выезжаю!
— И Вова… привези внуков. Дедушка соскучился.
Владимир приехал через час с Андреем и Катей. Федя встретил их у калитки, крепко обнял каждого.
— Дедушка! — Катя повисла у него на шее. — А где тётя Олеся? Она не против, что мы приехали?
— Тётя Олеся как раз собирается уезжать, — спокойно сказал Федя. — Навсегда.
Олеся стояла в прихожей с чемоданом. Лицо у неё было белое, губы поджаты.
— Ты всё слышал, — это было не вопросом.
— Каждое слово, — ответил Федя. — И знаешь что, Олеся? Спасибо тебе.
— За что? — она вскинула голову.
— За урок. В семьдесят лет узнал, что доверчивость — не всегда добродетель. — Федя улыбнулся, но глаза остались холодными. — Вещи твои я сложил. Денег на дорогу дам. И больше не хочу тебя видеть.
— Федя, послушай… — начала она, но он поднял руку.
— Всё, Олеся. Игра окончена. Иди к своей Ленке, рассказывай, как план сорвался.
Олеся схватила чемодан и выскочила из дома, даже не попрощавшись.
— Папа, — тихо сказал Владимир, — прости меня. Я должен был настоять, доказать тебе…
— Ты ничего не должен был, — Федя обнял сына. — Мужчина сам отвечает за свои ошибки. Зато теперь я знаю, что у меня есть сын, который меня любит. И внуки, которые по дедушке скучают.
— А мы можем остаться на выходные? — робко спросил Андрей.
— Конечно! — Федя подмигнул внуку. — Будем в футбол играть, мультики смотреть. И пирогов напеку — как бабушка учила.
Вечером, когда внуки уснули, а Владимир укладывал их, Федя сидел на кухне и пил чай. В доме снова звучали детские голоса, пахло пирогами и домашним теплом.
На столе лежал его мобильный телефон. Три пропущенных звонка от Олеси. Федя усмехнулся и отправил номер в чёрный список.
— Папа, — Владимир сел рядом, — ты не жалеешь?
— О чём?
— Ну… что остался один опять.
Федя посмотрел на сына, потом на детскую куртку, брошенную на стуле, на рисунок Кати, приклеенный к холодильнику.
— Вова, — сказал он тихо, — я не один. У меня есть семья. Настоящая.
За окном шёл снег, а в доме было тепло и светло. Федя понял, что впервые за два года чувствует себя по-настоящему дома.