Юлия рассеянно вторую чашку уже остывшего кофе, глядя на экран ноутбука. Цифры расплывались перед глазами — она не спала уже вторые сутки. Заказ горел, заказчик требовал презентацию к утру, а исходные данные в таблице для анализа прислали только вчера вечером.
Звонок телефона заставил её вздрогнуть.
— Алло — Юля ответила, не глядя на экран.
— Привет, — голос мужа звучал устало. — Как ты там?
— Работаю. А ты?
— Тоже. Крышу перестилаем, старая совсем прохудилась.
Юля закрыла глаза. Представила, как Олег стоит на стремянке — в старой футболке с масляными пятнами. Таким она его полюбила одиннадцать лет назад — красивого, работящего, с шершавыми от инструментов ладонями.
— Как мама? — спросила она, открывая новую вкладку с банковским приложением.
— Бодрится. Ходит уже почти без палочки. Но к вечеру отекают ноги, ругается.
Юля вздохнула. Анна Егоровна всегда умела «ругаться». В свои шестьдесят пять она сохранила командирский тон бывшей заведующей кладом и привычку раздавать оценки окружающим.
— Юль, тут такое дело… — голос Олега стал неуверенным. — Нам бы на черепицу ещё тысяч десять не хватает. Ты не могла бы…
— Переведу, — коротко отозвалась она. — Сегодня вечером.
— Спасибо, — с облегчением выдохнул Олег. — Я отдам, как только проект деньги мне кинут за заказ.
Юлия молча кивнула, хотя муж не мог этого видеть. Онлайн-проекты, которые он брал, никогда не оплачивались вовремя и в полном объёме. С тех пор как он уехал жить к матери и перешёл на удалёнку, его доход сократился втрое. Основной «добытчицей» в семье стала она.
— Может, приедешь на выходных? — осторожно спросил Олег. — Мама спрашивала…
Юля стиснула зубы.
— У меня завал на работе. Не вырваться.
— Как и в прошлые выходные? И позапрошлые?
В его голосе звучало не обвинение — усталая констатация факта.
— Олег, я не виновата, что мне приходится брать дополнительную работу, чтобы выплачивать ипотеку, за квартиру, в которой я живу одна, и ещё посылать деньги вам!
Повисла пауза.
— Ладно, — наконец сказал он. — Извини, что побеспокоил.
Юля хотела сказать что-то ещё, но в трубке уже звучали гудки.
Она в сердцах швырнула телефон на диван. Глаза защипало от непрошенных слёз. Несправедливо. Всё это — чертовски несправедливо.
Ей тридцать девять, они с Олегом уже десять лет в браке, и вместо того, чтобы жить вместе, растить детей, копить на совместную старость, она сидит одна в квартире, которую они купили в ипотеку перед самой пандемией, а муж — в деревне, за пятьдесят километров, помогает матери чинить крышу и полоть грядки.
Юля прикрыла глаза, и перед ней невольно всплыла сцена полугодовой давности.
***
— Вы что, хотите, чтобы я тут, на десятом этаже, как в тюрьме сидела? — Анна Егоровна сидела на краю больничной койки, обхватив костлявыми руками плечи. — Мне воздух нужен! Огород мой! Дом жалко бросать — там всё моё нажитое…
— Мама, но как ты одна справишься? — Олег присел рядом, осторожно гладя её по спине. — Тебе сказали — полгода минимум никаких нагрузок. Ни грядок, ни дров, ни…
— Значит, поможете! — отрезала Анна Егоровна. — Не чужие, чай!
— Но мы в городе работаем…
— А я всю жизнь работала! И тебя на ноги поставила, между прочим. Одна. Сорок лет оттрубила — ни выходных, ни праздников. С мужиками равняться, думаешь, легко было?
Олег беспомощно посмотрел на Юлю. Та стояла в дверях палаты, скрестив руки на груди. Знала, к чему идёт этот разговор. И что Олег уступит.
— Хорошо, мам, — выдохнул он. — Можешь вернуться в дом. Но одна ты там жить не будешь. Я буду с тобой.
— А ты? — Анна Егоровна вперила в Юлю цепкий взгляд. — Что же, не поедешь к нам? Нелюбо в деревне-то?
Юля вскинула подбородок.
— У меня работа в городе. И ипотека. Кто-то должен её выплачивать.
— И ты выбрала деньги вместо мужа, — протянула свекровь с наигранным сочувствием. — Бедный мой Олежек. Не повезло ему с…
— Мама! — перебил её Олег. — Не начинай. Юля права — кому-то надо работать, чтобы за квартиру платить.
— А что мешает ей работать из дома? Как ты?
— Я аналитик, — сухо ответила Юля. — Мне нужен офис, встречи с клиентами, доступ к информации. И я потеряю в деньгах! А менять работу я не собираюсь!
— Ну да, ну да, — покивала Анна Егоровна. — Всем что-то нужно. А мне, значит, не нужно? Сын бросай мать, к молодой жене беги? А она и рада?
— Никто никого не бросает, — устало сказал Олег. — Мы просто разделимся на время. Я буду с тобой, помогу с хозяйством. А Юля будет приезжать, когда сможет.
И посмотрел на жену с надеждой — мол, подтверди, скажи, что будешь.
— Конечно, — кивнула Юля, чувствуя, как внутри всё скручивается в тугой узел. — Когда смогу. Только когда смогу.
Потом, уже дома, на кухне, она высказала ему всё, что думает.
— Ты меня оставляешь. Ты меня бросаешь. И делаешь вид, что всё нормально!
— Это ненадолго, Юль, — Олег мерил кухню шагами, взъерошивая волосы — так всегда делал, когда нервничал. — Ей правда тяжело. Ты ведь видела, как она ходит — едва ноги переставляет. А в доме дрова колоть надо, воду таскать из колонки…
— Я не об этом! Она могла бы переехать к нам!
— На десятый этаж? С её суставами?
— У нас лифт!
— Который ломается через день? — Олег покачал головой. — И куда бы мы её положили? В гостиную, между твоим рабочим столом и спортивным уголком?
— Можно было бы снять квартиру побольше…
— На какие деньги, Юль? Мы и так еле тянем ипотеку.
— Значит, нам лучше жить отдельно? — Юля почувствовала, как дрожат губы. — Это твоё решение?
— Я не могу её бросить.
— Но меня — можешь?
Олег остановился, посмотрел на неё — как-то беспомощно, по-детски.
— Ты ведь можешь иногда приезжать, помочь. На выходных…
— Я не наездами живу, Олег! — вырвалось у Юли. — Или мы семья, или ты снова маминькин сынок хвост поджал!
Она тут же пожалела о сказанном — злые слова повисли между ними, как ядовитый туман. Олег молча смотрел в пол.
— Прости, — выдохнула Юля. — Я не это имела в виду.
— Нет, именно это, — тихо сказал он. — Ты всегда так ко мне относилась. Как будто моя забота о маме — это что-то постыдное. Что-то, что мешает нам. А она ведь всю жизнь для меня жила. Растила одна, без отца. Недоедала, чтобы мне купить что-то.
— Я знаю, — Юля потёрла виски. — Знаю. Но… мы не можем всю жизнь за это расплачиваться.
— Расплачиваться? — Олег вскинул брови. — Вот как ты это видишь?
— Я плохо выразилась.
— Нет, ты очень точно выразилась, — он покачал головой. — Для тебя забота о родителях — это расплата. Обуза. А для меня — это… просто часть жизни. Нормальная часть.
— Значит, мы по-разному это видим, — пожала плечами Юля. — И что теперь?
Олег не ответил. Просто ушел в комнату.
А через день собрал вещи и уехал к матери. На три месяца, как они договорились. Но прошло уже полгода, а воз и ныне там.
***
Телефон снова зазвонил, вырывая Юлю из воспоминаний. Высветился номер банка — ежемесячное напоминание о платеже по ипотеке. Четвёртого числа спишется половина её зарплаты.
Юля устало потёрла глаза. Надо доделать презентацию, выспаться, а с утра снова в офис. Потом забежать в магазин, собрать продукты для свекрови — масло, крупы, сыр, колбасу, мясо — и передать с автобусом. И ещё перевести деньги на эту черепицу…
На секунду Юля представила, как было бы, согласись она тогда переехать в деревню. Она бы сейчас полола грядки, вставала с петухами от их крика, слушала бесконечные истории Анны Егоровны о том, какие раньше были дети, родители и вообще люди. А по вечерам выслушивала бы, что «городские невестки нынче не те, не хозяйственные, не работящие»…
Нет, это был не её путь. Она выбрала другой. Возможно, не самый лёгкий. Возможно, не самый правильный. Но — свой.
Дни тянулись похожие друг на друга, как близнецы. Работа, дом, снова работа. Олег приезжал раз в две недели — на ночь, не больше. Иногда они почти не разговаривали — молча ужинали, молча ложились в постель, молча прощались утром.
Иногда, наоборот, могли проговорить до утра — и тогда Юле казалось, что всё ещё можно вернуть, склеить, наладить. Но утром Олег всё равно уезжал — к матери, в дом, где, по сути, и проходила теперь его жизнь.
А Юля оставалась в полупустой квартире, с призраками несбывшихся надежд и затаённой обиды.
Каждый раз, когда она переводила деньги на счёт Олега или отправляла продукты для свекрови, внутри что-то обрывалось. Не из-за денег — она не скупилась. А из-за неправильности происходящего. Из-за того, что она тратила силы, время, деньги на поддержание связи, которая с каждым днём становилась всё более эфемерной.
Анна Егоровна принимала помощь как должное. Никогда не благодарила — только кивала, поджав губы, когда Олег привозил городские гостинцы. «От Юли», — говорил он. «Могла бы и сама привезти», — отвечала свекровь.
И это стало их ритуалом — маленьким ежемесячным обменом пассивной агрессией через голову мужчины, который был зажат между ними, как между жерновами.
Юля не ездила в гости — сначала правда из-за работы, потом уже из принципа. «Не хочу в её огороде пахать, как служанка», — сказала она как-то подруге, когда та спросила, почему Юля не проведает мужа.
И сама удивилась резкости своих слов. Но это была правда. Она не хотела приезжать на выходные, чтобы трудиться на огороде, драить полы, готовить еду на неделю вперёд — и всё это под аккомпанемент неодобрительных взглядов и замечаний.
Анна Егоровна, тем временем, копила злость. Для неё Юля была воплощением всего, что она не принимала в современных женщинах, — отказ от традиций, от «родовых уз», от «служения семье мужа». В её картине мира невестка должна была стать частью семьи мужа — помогать свекрови, заботиться о ней, как о родной матери. А Юля… что ж, Юля даже не приезжала на выходные. Какая из неё невестка?
— Городская, — фыркала Анна Егоровна, когда соседки спрашивали про Олегову жену. — Белоручка. Вышла замуж, а не пришла в семью.
Олег защищал жену, как мог. Объяснял, что у Юли ответственная работа, что она много зарабатывает, что помогает деньгами… Но для матери это были пустые слова. «Деньги что, — отмахивалась она. — Деньги не всё решают в этом мир».
***
Всё изменилось в одну дождливую пятницу.
Юля проснулась с твёрдым решением. Шесть месяцев порознь — это слишком долго. Пора что-то менять. Она отпросилась с работы на день, объяснив, что у неё неотложные семейные обстоятельства. Руководитель нахмурился, но отпустил — Юля никогда не брала внеплановых выходных.
В маршрутке она смотрела в окно, нервно постукивая пальцами по сумке. Как Олег отреагирует на её внезапный приезд? Обрадуется? Или для него это будет неожиданностью, нарушением устоявшегося за полгода порядка? А свекровь… что скажет она?
«Надо налаживать отношения», — твердила себе Юля. В конце концов, это мать её мужа. И если Олегу важно помогать ей, значит, придётся научиться жить с этим. Как-то уживаться с Анной Егоровной. Ну начну с малого — буду приезжать на выходные, достаточно же для начала? Проводить вместе больше времени же будем.
Дом свекрови показался на горизонте — небольшой, но крепкий, с недавно перекрытой крышей. Юля заметила, что в палисаднике уже зацвели цветы. Сколько же сил вложил Олег, чтобы поддерживать этот дом в порядке…
Калитка скрипнула. Юля вошла во двор, оглядываясь. На веранде никого. Двери в дом открыты — видно, проветривают.
— Олег? — позвала она, входя в дом.
Тишина.
— Есть дома кто-нибудь?
— Кто там? — раздался из глубины дома голос свекрови. — Олег, ты вернулся?
Юля глубоко вдохнула.
— Это я, Анна Егоровна. Юля.
Повисла пауза. Потом послышались шаркающие шаги, и в дверях появилась Анна Егоровна — в домашнем халате, с наброшенной на плечи шалью, с костылём в руке.
— Надо же, — протянула она, окидывая невестку оценивающим взглядом. — Какие люди. Полгода не было — и вдруг на пороге.
— Я решила приехать, — Юля постаралась улыбнуться. — Проведать вас. Увидеть Олега.
— Олега нет, — отрезала свекровь. — В город поехал, за лекарствами для меня. А заодно и за досками — крыльцо подгнило оказывается, чинить надо.
— Жаль, — Юля почувствовала, как внутри что-то опускается. — А когда вернётся?
— К вечеру обещал, — Анна Егоровна пожала плечами. — А может, и к ночи.
Юля растерянно огляделась. Приехать и не застать мужа — этого она не планировала.
— Ну, раз ты здесь, — вдруг оживилась свекровь, — поможешь мне. Как раз картошку вчера привезли, надо перебрать. Да и грядки полоть пора — сорняки всё заполонили. Олежек мой с крышей провозился, руки не доходят.
Юля вздохнула. Вот оно — началось. Не «как дела?», не «чаю хочешь?», а сразу — работа. Но она приехала налаживать отношения, так что…
— Конечно, помогу, — кивнула она. — Только переоденусь.
Через полчаса Юля уже сидела в сарае, перебирая картофель. Анна Егоровна устроилась рядом на табурете, изредка указывая на пропущенные гнилые клубни.
— Ты неправильно делаешь, — в десятый раз заметила свекровь. — Надо вот так, видишь? Не так быстро, надо тщательнее.
Юля молча кивала, стараясь не реагировать на постоянные замечания. «Ради Олега, — напоминала она себе. — Ради нашей семьи».
Когда с картошкой было покончено, Анна Егоровна отправила её на огород — полоть грядки с морковью и свёклой.
— Только смотри, морковку не выдерни, — наставляла она. — Вы, городские, небось и не отличите морковь от сорняка.
К обеду спина у Юли ныла, колени были измазаны в земле, а руки покрылись царапинами — чертополох на грядках рос в изобилии. Она выпрямилась, разминая затёкшую шею. Время шло к трём, а Олега всё не было.
— Анна Егоровна, — позвала она, входя в дом. — Я закончила с грядками. Может, пообедаем?
Свекровь сидела на кухне, перебирая какие-то бумаги.
— Уже? — она вскинула брови. — Быстро ты. Наверное, кое-как сделала.
— Я старалась, — устало ответила Юля. — Всё выполола, как вы просили.
— Ну хорошо, — кивнула Анна Егоровна. — Тогда обед разогрей. В холодильнике щи вчерашние. И картошку почисти на ужин — Олег любит с грибами.
Юля сжала зубы. Она приехала не для того, чтобы весь день работать по хозяйству. Ей хотелось увидеть мужа, поговорить с ним, побыть вместе…
— Анна Егоровна, — осторожно начала она, — я вообще-то на один день приехала. У меня завтра важное совещание. Я хотела Олега увидеть, с вами пообщаться…
— Пообщаться? — фыркнула свекровь. — Полгода носа не казала, а теперь — «пообщаться»? Ты что думаешь, мы тут в санатории живём? Олег с утра до ночи пашет, дом на нём держится. А ты приехала на денёк — и сразу отдыхать?
— Я не говорила, что хочу отдыхать, — Юля почувствовала, как внутри закипает раздражение. — Просто я думала, что смогу провести время с мужем. Я скучаю по нему.
— А он по тебе — нет, — отрезала Анна Егоровна. — Некогда ему скучать. Дел полно.
Юля растерянно посмотрела на свекровь. Неужели Олег действительно не скучает? Не хочет вернуться? Неужели за эти полгода он привык к такой жизни — вдали от неё, рядом с матерью?
— Я понимаю, что дел много, — тихо сказала она. — Но мы ведь муж и жена. Нам нужно время друг для друга.
— Вот как, — Анна Егоровна скрестила руки на груди. — А когда сын мой с тобой связался, ты его от матери отвадила. «Мама-мама», «поеду к маме», — передразнила она. — А ты всё носом крутила. Не нравилась я тебе.
— Это неправда, — Юля покачала головой. — Я никогда не мешала Олегу навещать вас. Но одно дело — навещать, а другое — переезжать на полгода.
— А что ты хотела? — вскинулась свекровь. — Чтобы я одна, с больными ногами, тут сидела? Чтобы крыша провалилась? Чтобы огород зарос?
— Вы могли бы переехать к нам, — в который раз повторила Юля.
— В клетку на десятом этаже? — скривилась Анна Егоровна. — Чтобы сидеть там, как пленница? Ни воздуха, ни земли под ногами?
— У нас просторная квартира…
— Да что ты знаешь о просторе! — перебила её свекровь. — Всю жизнь в бетонных коробках! А я тут родилась, тут и помру. И Олег это понимает, не то что ты.
Юля глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Этот разговор ни к чему не приведёт. Только испортит и без того натянутые отношения.
— Хорошо, — сказала она. — Давайте пообедаем. А потом я займусь картошкой.
Обед прошёл в тягостном молчании. Юля механически ела остывшие щи, думая о том, что зря приехала. Надо было дождаться звонка Олега, предупредить его. Но ей так хотелось сделать сюрприз, порадовать…
После обеда она принялась за картошку, мысленно считая минуты до возвращения мужа. Скорее бы он приехал. Скорее бы этот день закончился.
— Вот что, — Анна Егоровна возникла на пороге кухни, опираясь на костыль. — Раз уж ты здесь, займись ещё и стиркой. Олег всё откладывает, а у меня руки не поднимаются. Да и окна бы помыть не мешало — пыль столбом.
Юля отложила нож, которым чистила картошку.
— Анна Егоровна, — она повернулась к свекрови. — Я приехала, чтобы увидеться с мужем. Провести с ним время. Может быть, наладить наши отношения. Я не собиралась становиться бесплатной рабочей силой на один день.
— Вот оно что, — протянула свекровь. — Значит, приехала развлекаться? Муж тут спину гнёт, а ты — «провести время», «наладить отношения»?
— Да, — твёрдо сказала Юля. — Именно так. Мы полгода живём раздельно. Я соскучилась по своему мужу. Это нормально.
— А помогать — не нормально? — прищурилась Анна Егоровна. — Выходит, только деньги переводить можешь? А руками поработать — это ниже твоего достоинства?
— Дело не в этом, — Юля покачала головой. — Я приехала только на день. Завтра у меня важное совещание, от которого зависит моя премия. А премия — это деньги, которые в том числе идут и на ваш дом.
— Ах, деньги! — всплеснула руками свекровь. — Всё о деньгах! Можешь не приезжать, ты бесполезна, — фыркнула свекровь. — Только и знаешь, что деньгами своими хвастаться. А толку с тебя никакого. Ни помощи настоящей, ни заботы.
Юля замерла, не веря своим ушам. Она приехала с открытым сердцем, готовая налаживать отношения — и что получила в ответ?
— Странно, ведь с моей карты оплачены и газ, и свет в доме, — её голос звучал обманчиво спокойно. — А от вас какая польза?
Анна Егоровна побледнела, крепче сжимая костыль.
— Что ты сказала?
— Вы слышали, — Юля выпрямилась. — Я работаю на двух работах, чтобы платить за ипотеку, за квартиру, в которой я живу одна, и ещё помогать вам с вашим домом. Олег зарабатывает втрое меньше, чем раньше, потому что сидит здесь и чинит ваш дом. А вы смеете говорить мне, что я бесполезна? наверняка ещё и настраиваете его против меня, гадости говорите ему про меня!?
— Ах ты… — свекровь задохнулась от возмущения. — Ты смеешь попрекать нас деньгами? Да кто тебя просил? Мы бы и сами справились!
— Как? — не выдержала Юля. — Из пенсии? Или из тех копеек, что Олег зарабатывает на удалёнке? Вы хоть представляете, сколько стоит черепица для вашей крыши? Лекарства? Продукты, которые я отправляю каждую неделю?
— Не ори на меня! — взвизгнула свекровь. — Он мой сын, а не твоя собственность! И если хочет матери помогать, это его право!
— А моё право — знать, на что идут мои деньги!
— Твои деньги, твоя жизнь… — передразнила Анна Егоровна. — Только о себе и думаешь. Эгоистка!
— Да, — Юля глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Я эгоистка. Я думаю о себе. О муже. О нашей семье. А вы думаете только о том, чтобы заполучить бесплатного работника для своего огорода! Это вы эгоистка!
В этот момент входная дверь скрипнула, и на пороге кухни появился Олег — с пакетами в руках.
— Юля? — он растерянно переводил взгляд с жены на мать. — Что ты… Что здесь происходит?
Юля замерла с недочищенной картофелиной в руке. Вот и встретились. Не так она представляла эту встречу — запыхавшаяся, с грязными руками, после ссоры со свекровью…
— Я… приехала тебя увидеть, — тихо сказала она.
Олег молча прошёл на кухню, поставил пакеты на стол. Анна Егоровна тяжело опиралась на костыль, её лицо было бледным от гнева.
— Вот, полюбуйся на свою жену, — процедила она. — Приехала на денёк, а работать не хочет. Только деньгами меня попрекает.
— Мама, — Олег устало потёр лицо. — Пожалуйста, не начинай.
— Я не начинаю! Она начала! — Анна Егоровна ткнула костылём в сторону Юли. — Явилась тут, командует… А сама что сделала? Ничего! Только о себе и думает!
Олег повернулся к Юле:
— Что случилось? Почему ты не предупредила, что приедешь?
— Хотела сделать сюрприз, — Юля поставила недочищенную картошку на стол. — Думала, мы сможем провести день вместе. Я соскучилась.
— Соскучилась она, — фыркнула свекровь. — А что мы тут шесть месяцев без неё жили — это ничего.
Он подошёл к Юле, осторожно взял её за руку.
— Пойдём в комнату, поговорим.
Анна Егоровна хотела что-то сказать, но Олег остановил её жестом:
— Нет, мама. Не сейчас.
В маленькой комнате, которая когда-то была детской Олега, они сели рядом на узкую кровать. Так близко — и так далеко.
— Прости за маму, — тихо сказал Олег. — Она… сложный человек.
— Она меня ненавидит, — покачала головой Юля. — И всегда ненавидела.
— Нет, — Олег вздохнул. — Она просто боится. Боится остаться одна. Боится, что я выберу тебя, а не её.
— А ты? — Юля посмотрела ему в глаза. — Что выбираешь ты?
Олег молчал, глядя в пол. И в этом молчании Юля услышала ответ, которого боялась все эти месяцы.
— Понятно, — тихо сказала она.
— Нет, не понятно, — покачал головой Олег. — Я не хочу выбирать. Не хочу, чтобы вы ставили меня перед выбором. Вы обе — моя семья.
— Но мы не можем быть семьёй, когда живём порознь, — Юля чувствовала, как к горлу подступают слёзы. — Когда видимся раз в две недели. Когда твоя мать считает меня врагом.
— Я знаю, — Олег потёр висок. — Поэтому я разговаривал с соседкой, Валентиной Сергеевной. Она согласилась приглядывать за мамой три дня в неделю. За плату, конечно.
Юля удивлённо посмотрела на мужа:
— И что это значит?
— Это значит, что я мог бы приезжать к тебе на три-четыре дня. Жить дома. Быть с тобой.
— А в остальные дни?
— В остальные дни я буду здесь, помогать маме. Но это уже не полный разрыв, как сейчас. Это… компромисс.
Юля задумалась. Компромисс. Не идеальное решение, но уже что-то. Хотя бы начало.
— Твоя мать будет против, — заметила она.
— Да, — честно ответил Олег. — Но ей придётся смириться. Я не могу больше разрываться. Это убивает и меня, и наш брак.
Он взял её за руку:
— Я не хочу тебя терять, — тихо сказал он. — Только сейчас понял, как близко мы подошли к краю.
Юля глубоко вдохнула. Ещё не веря, не доверяя, но уже чувствуя, как внутри разжимается что-то тугое, болезненное.
— И что? — спросила она. — Просто сделаем вид, что всё в порядке? Что ничего не было?
— Нет, — Олег покачал головой. — Нам нужно многое обсудить. Решить, как жить дальше. Как помогать маме, не разрушая нашу семью. Найти баланс.
Он не уходил. Не оставался. Просто сидел рядом, держа её за руку. И ждал.
Юля смотрела на него — уставшего, постаревшего за эти полгода, с новыми морщинками у глаз и сединой на висках. Своего и чужого одновременно. Который всё ещё был её мужем. И который, кажется, хотел им остаться.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Давай попробуем.
Когда они вернулись на кухню и Олег объявил своё решение, Анна Егоровна сначала побледнела, потом побагровела, кричала, что её бросают, что «эта женщина» разрушает семью, даже разрыдалась, цепляясь за руку сына, — но Олег остался непреклонен.
«Или так, мама, или я совсем уйду», — тихо сказал он, и что-то в его голосе заставило свекровь замолчать; она отвернулась к окну, сгорбившись и постарев на глазах, а когда Юля неловко коснулась её плеча, только дёрнулась, словно от удара, но не оттолкнула руку невестки — и в этом маленьком жесте забрезжила хрупкая надежда на то, что однажды лёд между ними всё-таки растает.
