никитаИрина всегда считала себя женщиной разумной: вышла замуж не в юности, а уже в зрелом возрасте, всё обдумывала, доверяла только фактам. Алексей казался ей надёжным, спокойным, с хорошей работой и правильными взглядами на жизнь. Его семья — обычная, рабочая, мама вдова, сестра замужем в другом городе. Перед свадьбой Ирина спрашивала мужа про его родных, но он только отмахнулся: мол, мама нервная, в больнице лежала, но ничего серьёзного. Ирина не стала настаивать — мало ли у кого какие болячки.
Первые годы жизни были обычными: работа, быт, рождение старшего сына Андрея, потом младшего Максима. Алексей работал, Ирина сидела с детьми, потом вышла на работу. Свекровь иногда приезжала, тихая, молчаливая, всегда с каким-то отсутствующим взглядом. Алексей объяснял — мама устала, ей тяжело, не любит шум. Однажды свекровь осталась у них на неделю, и Ирина заметила за ней странности: то разговаривает сама с собой, то вдруг начинает плакать без причины, то целый день не выходит из комнаты. Алексей снова отмахнулся: возраст, нервы, не обращай внимания.
Когда старшему сыну Андрею исполнилось десять, свекровь внезапно попала в больницу. Алексей был мрачен, на вопросы Ирины отвечал уклончиво. Только тогда Ира узнала, что у свекрови шизофрения.
— Ты знал и молчал все эти годы?!
Алексей нехотя ответил:
— Я не хотел тебя пугать. Думал, не обязательно тебе знать. Всё равно это только у мамы.
Ирина тогда впервые почувствовала, что доверие ушло. Но дети были маленькие, разводиться не хотелось. Жизнь потекла дальше, но осадок остался.
Когда сыновья подросли, Ирина всё чаще ловила себя на тревожных мыслях: Андрей стал замкнутым, часами сидел за компьютером, избегал общения, мог неожиданно вспылить без причины. Максим, наоборот, был беспокойным, плохо учился, часто попадал в неприятности, спорил с учителями, срывал уроки. Ирина списывала всё на подростковый возраст, но в глубине души понимала: что-то не так.
Однажды Андрей пропал на целый день. Нашёлся поздно вечером у друга, напуганный, говорил странные вещи, жаловался на голоса. Ирина отвела его к врачу, и после долгих обследований услышала то, чего боялась больше всего:
– У вашего сына признаки шизофрении. Скорее всего, это наследственное, – сказал психиатр.
Ирина вышла из кабинета, как в тумане. Алексей пытался успокоить:
– Сейчас медицина шагнула вперёд, таблетки, наблюдение, всё будет хорошо.
Но хорошо не было. Андрей начал принимать лекарства, стал вялым, апатичным, забросил учебу, замкнулся ещё больше. Максим, увидев, как мать переживает за брата, стал ещё более неуправляемым. В школе его вызывали к директору, дома он устраивал сцены, мог разбить посуду, хлопнуть дверью, уйти на ночь.
Однажды Ирина услышала, как Максим разговаривает сам с собой, спорит с невидимым собеседником. Сердце сжалось: опять психиатр – у младшего то же самое.
– Почему ты мне не сказал всю правду, когда мы женились? – спросила она у мужа, когда дети спали.
Алексей только развёл руками:
– Я не думал, что это передастся. Я сам всю жизнь боялся, но надеялся, что пронесёт.
– Ты украл у меня право выбора! – прошептала Ирина. – Я бы никогда не решилась на детей, если бы знала.
С тех пор между ними пролегла пропасть. Ирина жила ради сыновей, но каждый день чувствовала, как уходит из неё жизнь.
С годами стало только тяжелее. Андрей, несмотря на болезнь, старался учиться, поступил в колледж, но быстро бросил: не выдержал нагрузки, жаловался на усталость, говорил, что не может сосредоточиться. Максим сменил несколько школ, везде были проблемы — то с одноклассниками, то с учителями, то с дисциплиной. Ирина моталась по врачам, собирала справки, объясняла всем и каждому, что у мальчиков «особенности», хотя внутри всё время хотелось кричать: это не особенности, это проклятие, которое муж скрыл от неё.
Алексей отстранился, стал больше работать, дома появлялся поздно, а когда был — больше молчал. Иногда Ирина ловила его взгляд: виноватый, усталый, но не способный ни на разговор, ни на поддержку. Она злилась, но и жалеть его не могла — слишком много боли накопилось за эти годы.
Сыновья взрослели, но самостоятельными не становились. Андрей устроился курьером, держался за работу из последних сил, пил таблетки, старался не срываться. Максим перебивался случайными заработками, часто сидел дома, иногда неделями не выходил на улицу. Ирина понимала: оба будут на её шее всегда, ни о какой самостоятельной жизни речи не идёт.
Особенно тяжело было смотреть на сверстников сыновей: кто-то уже женился, кто-то строил карьеру, кто-то уезжал за границу. Ирина завидовала этим женщинам — у них были обычные дети, обычные заботы, обычное будущее. У неё — вечная тревога, препараты, срывы, страх за завтрашний день.
Однажды Андрей пришёл домой с цветами.
– Мам, я познакомился с девушкой. Катя. Мы встречаемся.
Ирина не поверила ушам. Андрей сиял, рассказывал о Кате, о том, как она его понимает, как им хорошо вместе. Ирина слушала и боялась спросить: знает ли Катя о его диагнозе? Алексей только пожал плечами:
– Пусть хоть немного счастья у него будет. Не говори ей ничего.
Ирина не знала, что делать: молчать, как когда-то муж, или сказать правду и разбить сыну сердце?
Катя действительно появилась в их жизни — светлая, весёлая, с открытой улыбкой. Она часто приходила в гости, обсуждала с Ириной кино и книги. С Андреем она была заботлива, терпелива, не замечала его странностей или делала вид, что не замечает. Ирина наблюдала за ними с тревогой: сын старался держаться, пил лекарства, выглядел почти обычным. Максим, наоборот, стал ещё более замкнутым, раздражённо реагировал на Катю, иногда даже грубил ей.
В один из вечеров, когда Катя ушла, Ирина не выдержала и заговорила с мужем:
– Мы не имеем права скрывать от неё. Она молодая, у неё вся жизнь впереди. Ты хочешь, чтобы она повторила мою судьбу?
Муж устало посмотрел на неё:
– Если скажем — она уйдёт. Андрей этого не переживёт. Пусть хоть немного побудет счастлив.
– А если у них будут дети? Ты хочешь, чтобы это проклятие продолжалось дальше?
Алексей пожал плечами:
– Может, у них всё будет иначе. Не все же болеют.
Ирина сдерживала слёзы. Она помнила, как сама верила в «авось», а теперь каждый день расплачивалась за чужую ложь.
Через пару недель Андрей сообщил, что собирается познакомить Катю со своими друзьями. Ирина спросила осторожно:
– Ты ей всё о себе рассказал?
Андрей замкнулся:
– Не лезь, мама. Это моё дело. Я не хочу её пугать.
Ирина понимала, что сын не справится с потерей. Но и молчать больше не могла. Вечером она долго разговаривала с Катей — осторожно, намёками, пытаясь понять, догадывается ли девушка о проблемах Андрея. Та только улыбалась:
– Он хороший, просто немного ранимый. Мне с ним спокойно.
Ирина не решилась сказать правду. Она чувствовала себя предательницей, но не знала, как поступить иначе.
Вскоре Андрей сделал Кате предложение. Она согласилась. Ирина не спала ночами, мучаясь вопросом: сколько ещё можно молчать и сколько ещё будет длиться этот круговорот боли, вины и страха?
Свадьба была скромной, почти семейной. Катя сияла, Андрей выглядел счастливым и даже немного уверенным. Ирина наблюдала за ними и не могла избавиться от чувства обречённости. Внутри всё сжималось: она видела, как сын старается быть «нормальным», как Катя заботится о нём, как все делают вид, что ничего не происходит.
После свадьбы Катя переехала к ним. Первое время всё было спокойно: Андрей держался, пил лекарства, работал курьером, Катя работала в библиотеке. Максим почти не выходил из комнаты, с Катей не разговаривал, иногда злился, что «она чужая». Ирина старалась поддерживать порядок, готовила, убирала, втихаря следила, чтобы оба сына принимали лекарства.
Но вскоре Андрей стал уставать, чаще раздражался, пропускал приём таблеток, жаловался на бессонницу. Катя пыталась его поддерживать, но всё чаще плакала по ночам, иногда просила Ирину поговорить с Андреем. Однажды Андрей сорвался, накричал на Катю, обвинил её в предательстве, закрылся в комнате на сутки. Катя была в отчаянии, Ирина не знала, как утешить её и не сойти с ума самой.
– Почему он так со мной? – рыдала Катя на кухне. – Я же ничего плохого не сделала.
Ирина только молча гладила её по плечу, не находя слов. Алексей в эти моменты уходил из дома, не выдерживая ни слёз, ни криков.
Через несколько месяцев Катя забеременела. Андрей сначала обрадовался, потом стал нервным, подозрительным, говорил, что ребёнок «не его», что Катя его обманывает. В доме начались постоянные скандалы, Максим стал ещё более замкнутым, Ирина почти не спала.
Когда родилась внучка, Ирина смотрела на крошечное лицо и думала: «Какой будет её жизнь?» Андрей то умилялся дочери, то вдруг кричал, что она «смотрит не так», что она «чужая». Катя с дочкой всё чаще уходила к своей матери, иногда оставалась у неё на несколько дней.
Однажды Катя не вернулась. Забрала дочь, написала Андрею короткое сообщение:
– Прости, я больше не могу.
Андрей впал в депрессию, перестал есть, перестал разговаривать, лежал сутками, уставившись в потолок. Ирина носила ему еду, уговаривала принять таблетки, звонила врачам. Алексей всё чаще задерживался на работе, дома появлялся только ночевать.
В какой-то момент Ирина поняла: всё, что осталось от её жизни, – это боль, тревога, усталость и вечное чувство вины. Она смотрела на мужа и не могла простить ему ту давнюю ложь, которая перечеркнула не только её судьбу, но и судьбы их детей и внучки.
Катя больше не вернулась, общаться не хотела, внучку Ирина видела только на фото в социальных сетях. Андрей окончательно замкнулся: перестал выходить из комнаты, иногда не узнавал мать, говорил с невидимыми людьми, отказывался от еды. Врачи назначали новые препараты, но лучше не становилось. Максим по-прежнему жил рядом, но был словно тенью – не работал, не учился, лишь изредка просил денег на мелочи и часами смотрел в одну точку.
Алексей совсем ушёл в себя. Он перестал спорить, не пытался оправдываться, не поддерживал жену. Иногда, когда Ирина пыталась завести разговор о прошлом, он только устало махал рукой:
– Всё равно ничего не изменить.
Ирина больше не кричала и не плакала. Она просто жила, как на автопилоте: готовила, убирала, кормила сыновей, следила за их лекарствами. Иногда ночью она сидела на кухне, смотрела в пустоту и думала: если бы тогда, тридцать лет назад, Алексей сказал ей всю правду, всё было бы иначе. Может, у неё были бы здоровые дети, внуки, обычная жизнь, как у других женщин. Может, она бы не превратилась в вечную сиделку и не потеряла себя в ежедневной борьбе с чужой болезнью.
Иногда ей казалось, что она уже не любит ни мужа, ни сыновей, ни себя. Осталась только усталость и тяжёлое, липкое чувство обиды. Она больше не верила ни в чудо, ни в перемены.