Звонок раздался в половине одиннадцатого вечера. Елена вздрогнула, расплескав остывший чай на скатерть с вышитыми васильками – подарок свекрови на прошлое Рождество. В такое время обычно звонил только Михаил с вахты – проверить, как она и дети. Но сегодня был не его день, да и номер незнакомый, с кодом другого региона.
– Алло? – в трубке повисла тяжёлая пауза, затем послышалось прерывистое дыхание. – Это… это жена Михаила Петровича Савельева? – голос незнакомки дрожал. – Да, я его жена. Что случилось? С ним что-то… – Нет-нет, с ним всё в порядке. Я… – пауза. – Я тоже его жена. Из Нижневартовска.
Старые ходики на стене – свадебный подарок родителей – вдруг стали отстукивать невыносимо громко, словно отсчитывая секунды рушащейся жизни. Елена медленно опустилась на табурет, не чувствуя ног. На кухне одуряюще пахло корицей и ванилью – пирог, который она испекла к возвращению мужа, всё ещё томился в духовке.
– Послушайте, это какая-то ошибка, – голос Елены срывался. – Или глупая шутка. Миша на вахте сейчас. – Да, на вахте. У меня. В Нижневартовске. У нас двое детей, – женщина говорила теперь твёрже. – Младшему три года, старшей пять. Я молчала все эти годы, но больше не могу. – Вы лжёте! – Елена почти кричала. – Зачем вы это делаете? – У меня есть фотографии, документы. Свидетельства о рождении детей, где он указан отцом. Могу прислать.
В прихожей скрипнула половица – свекровь, Анна Ивановна, вышла из своей комнаты. Высокая, прямая, как струна, несмотря на возраст. В накинутом на плечи пуховом платке она напоминала большую серую птицу, готовую защищать своё гнездо.
– Леночка, кто звонит так поздно? Что-то случилось?
Елена прикрыла трубку дрожащей рукой: – Всё хорошо, мама, идите спать. Это… по работе.
Но свекровь не двинулась с места. Встала в дверном проёме, сложив руки на груди. В её взгляде читалось что-то странное – не удивление, не тревога, а… вина? Елена вдруг похолодела, во рту пересохло.
– Вы… вы знали? – спросила она, глядя на свекровь. – Всё это время?
Анна Ивановна поджала губы, старческие руки теребили край платка: – А что ты хотела? – в голосе зазвучали стальные нотки. – Мужику тяжело одному на вахте. Ты же месяцами его не видишь. Всё по своим курсам бегаешь, карьеру строишь… – Что?! – Елена вскочила, телефон выпал из руки. – Вы… Вы все эти годы… – Не смей осуждать! – Анна Ивановна шагнула вперёд. – Ты думаешь, легко матери видеть, как сын мучается? Как разрывается между…
Из трубки на полу доносился слабый голос: «Алло? Вы здесь?»
Пирог в духовке начал подгорать. Сладкий запах превратился в горький, удушливый дым – совсем как их жизнь, казавшаяся такой правильной и счастливой всего десять минут назад.
Следующие дни превратились в бесконечный кошмар. Елена металась по дому как в лихорадке, пытаясь занять себя уборкой, готовкой – чем угодно, лишь бы не думать. Но мысли настигали её повсюду. В каждом углу таились воспоминания: вот здесь, на кухне, он клялся в вечной любви, здесь, в гостиной, они строили планы на будущее… Сколько лжи было в каждом его слове?
– Мамочка, почему ты плачешь? – младший сын, Димка, дёргал её за рукав. – Это просто лук, малыш. От лука всегда слёзы. – Но ты же не режешь лук…
В голове крутились обрывки разговоров, детали, которые раньше казались незначительными. Странные звонки, которые муж принимал в другой комнате: «Это по работе, милая». Командировки, затягивавшиеся дольше обычного: «Задержали сдачу объекта». Новые кредиты: «На развитие бизнеса, ты же понимаешь».
Анна Ивановна ходила по дому как ни в чём не бывало. Только чётки в её руках мелькали всё быстрее, а шёпот молитв становился громче. Она то и дело бросала на невестку колючие взгляды, полные плохо скрываемого раздражения.
– Нечего трагедию устраивать, – не выдержала она наконец за завтраком. – Подумаешь! Другие и не так живут. – Как это – не так? – Елена с такой силой грохнула чашкой о стол, что чай выплеснулся на скатерть. – Пятнадцать лет брака, трое детей! Пятнадцать лет лжи, мама! Как вы можете… – Не смей на меня кричать! – Анна Ивановна выпрямилась. – Что я говорю? Правду говорю! Мишенька всегда был хорошим сыном. Семью обеспечивает, детей на ноги поставил… – Какую семью, мама? – Елена истерически рассмеялась. – Которую из двух? Или теперь мне делить его зарплату с той… с той женщиной?
Она вдруг замерла, пораженная внезапной догадкой. Пять лет назад свекровь неожиданно засобиралась к каким-то дальним родственникам в Нижневартовск. Раньше она никогда туда не ездила, даже не упоминала о них…
– Вы к ней ездили тогда? – голос Елены упал до шёпота. – Познакомиться с внуками? С её детьми?
Анна Ивановна побледнела, но взгляд не отвела. Спина ещё прямее, подбородок вздёрнут: – Ездила, – отчеканила она. – И что? Они тоже мои внуки. Миши кровь. – А мне в глаза все эти годы смотреть – не тяжело было? Дарить подарки моим детям – и им? Играть роль любящей свекрови, зная, что ваш сын…
Свекровь вдруг подалась вперёд, глаза загорелись нехорошим огнём: – А ты думаешь, ему легко было? – зашипела она. – Думаешь, не мучился? Я видела, как он страдал! Но мужчине нужна женщина рядом, а ты всё по своим курсам бухгалтерским бегала, карьеру строила! «Я должна развиваться, мама! Я не хочу всю жизнь сидеть дома!» А муж что? Муж один там, в холоде… – То есть это я виновата? – Елена задохнулась от возмущения. – Я виновата, что хотела быть не только женой и матерью? Что не хотела зависеть… – Я не говорю, что виновата, – Анна Ивановна понизила голос. – Но и его понять надо. Мужчина не создан для одиночества. – А женщина создана для обмана? Для того, чтобы её предавали самые близкие люди?
В дверях появилась заспанная Катя, старшая дочь. Она куталась в старый отцовский свитер – тот самый, который Елена подарила мужу на их десятую годовщину.
– Мам, что случилось? – глаза девочки расширились от тревоги. – Почему вы кричите? Где папа?
Елена осеклась. Дети. Господи, как она всё объяснит детям? Что скажет им об отце, которого они боготворили? О бабушке, которая оказалась…
Телефон завибрировал – незнакомый номер. Нет, уже знакомый. Та женщина. Светлана. Говорила она спокойно, по-деловому, словно сообщала прогноз погоды: – Я не собиралась вам звонить снова. Но вы должны знать… Миша в больнице. Инфаркт. Врачи говорят – тяжёлый.
***
В больничном коридоре удушливо пахло хлоркой и страхом. Елена сидела на жёстком стуле, до боли вцепившись в сумку, глядя на закрытую дверь реанимации. Рядом, нервно покачивая ногой в стоптанной туфле, устроилась Светлана – невысокая шатенка с усталым лицом и неожиданно молодыми глазами. Анна Ивановна металась между ними, как маятник, то приседая на корточки перед дверью реанимации, то снова вскакивая, судорожно перебирая чётки трясущимися пальцами.
– Как он мог? – голос Елены был едва слышен. – Пятнадцать лет вместе… Все эти разговоры о честности, о верности… Каждое воскресенье в церковь ходил…
Светлана издала короткий, похожий на всхлип смешок: – А мне говорил, что давно разведён. Что первый брак был ошибкой молодости, – она покачала головой. – Показывал даже какие-то бумаги… Поддельные, видимо. – Он всегда умел убеждать, – Елена скривила губы. – «Ты самая лучшая, единственная…» Интересно, вам он те же слова говорил? – Слово в слово, – кивнула Светлана. – И про глаза как звёзды, и про руки…
– Девочки, ну что вы как маленькие? – перебила их Анна Ивановна, заламывая руки. – Сейчас не об этом думать надо! Миша там один, страдает… – А вы всё о своём Мише! – Елена вскочила, глаза полыхнули гневом. – А мы? А наши дети? Мы что, не люди? Пятеро детей у него, мама! Пятеро! И вы знали… – Не смей! – Анна Ивановна подскочила к ней, вся трясясь. – Не смей на мать голос повышать! Я всю жизнь… – Всю жизнь лгали! – Елена почти кричала. – Прикрывали его грязь! Ездили к ним, нянчили внуков – и мне в глаза врали! А теперь учите меня? Совести у вас нет! – У меня нет совести? – Анна Ивановна схватилась за сердце. – Я всю жизнь положила на семью! На сына! Чтобы у него всё было… – И что теперь? – вмешалась вдруг Светлана, поднимаясь. – Что у него есть? Две разрушенные семьи? Пятеро детей, которые узнают, что их отец – лжец?
Из палаты торопливо вышел врач – молодой, с встревоженным лицом: – Родственники Савельева Михаила Петровича?
Все трое шагнули вперёд, едва не столкнувшись. Врач окинул их недоуменным взглядом: – Жена пациента? – Я, – одновременно сказали Елена и Светлана, а потом уставились друг на друга.
Где-то в глубине коридора надрывно плакал ребёнок. Анна Ивановна начала медленно оседать на пол, бормоча молитву.
***
Прошло три месяца. За окном догорал октябрь – любимое время года Михаила. Раньше они всей семьёй ездили в эти дни за город, жгли костёр, пекли картошку. Теперь эти воспоминания отдавали горечью, как подгоревший пирог в тот вечер, когда прозвучал роковой звонок.
Михаил выжил, но в семью не вернулся – снял квартиру в городе. «Мне нужно время подумать», – сказал он, глядя в пол. Елена молча собрала его вещи. Удивительно, как мало их оказалось – словно половина его жизни всегда была где-то там, в Нижневартовске.
Анна Ивановна металась между сыном и невесткой неделю, пытаясь их помирить: – Леночка, может, поговорите? Он же кается, видишь, как страдает… – Нет, мама. Не видишь разве – он не страдает. Он просто попался. – Бог учит прощать! – свекровь заламывала руки. – Вспомни, что батюшка говорил… – А вы вспомните, что батюшка говорил про ложь. Про предательство.
В конце концов Анна Ивановна собрала вещи – неторопливо, словно надеясь, что невестка передумает. Складывала в картонные коробки старые фотографии: их свадьбу, рождение детей, семейные праздники… Елена смотрела на эти снимки и видела теперь совсем другое: вот здесь он уже начал ездить в Нижневартовск, а тут – уже родился его первый ребёнок там…
– Бог тебе судья, Леночка, – сказала свекровь напоследок, стоя в дверях. – Сына моего со свету сживаешь. Разве может мать быть счастлива, когда её дитя страдает? – А разве может мать учить сына лгать? – тихо ответила Елена. – Покрывать предательство? – Я защищала семью! – Которую из двух, мама?
Анна Ивановна дёрнулась, словно от пощёчины, но промолчала. Только крепче стиснула коробку с фотографиями – свидетельствами жизни, оказавшейся искусной декорацией.
Вечером позвонила Светлана. Голос её звучал устало, но твёрдо: – Я тоже подала на развод. Представляете, нашла у него анкету на сайте знакомств… С фотографиями, где ни обручального кольца, ни намёка на семью. Похоже, мы с вами были не единственными.
Елена вдруг рассмеялась – впервые за долгое время. Смех был горький, но очищающий: – Знаете, я тут подумала… Может, нам стоит как-нибудь встретиться? Без него. Просто поговорить. У нас ведь теперь много общего. – Например, пятеро детей на двоих? – в голосе Светланы промелькнула улыбка. – И одна свекровь с раздвоением личности.
В прихожей зазвенели ключи – вернулась Катя. Замерла на пороге, глядя на пустые полки, где раньше стояли бабушкины книги и фотографии: – Мам, а бабушка правда к нам больше не придёт? – Не знаю, солнышко. Время покажет. – А папа? Он ведь любит нас? – Конечно, любит. Просто… – Елена замолчала, подбирая слова. – Знаешь, иногда любить – не значит быть рядом. Иногда любить – значит отпустить.
Старые ходики на стене – единственное, что осталось от прежней жизни – всё так же отсчитывали время. Только теперь их стук казался не зловещим, а успокаивающим. Словно метроном, отбивающий ритм новой жизни – другой, непривычной, но настоящей. Без лжи и притворства. Без двойного дна.
