Ольга стояла у окна, безучастно глядя на вид за окном. В руках она держала чашку остывшего чая, но даже не замечала этого. Мысли путались, а в груди растекалась тяжесть, будто туда залили свинец.
— Как ты мог? — её голос дрожал. — Тридцать лет… Тридцать лет мы строили этот дом своими руками.
Алексей сидел за кухонным столом, низко опустив голову. Его широкие плечи поникли, а в седых волосах запутался солнечный луч, делая его похожим на беспомощного старика.
— Оля, пойми… У мамы были долги. Серьёзные долги. Коллекторы уже начали угрожать.
— А со мной посоветоваться ты не мог? — Ольга резко развернулась, расплескав чай. — Я что, чужой человек? Тридцать пять лет вместе прожили!
Она мягко опустилась на стул напротив мужа, словно пытаясь найти опору в этой хрупкой ситуации. Её руки так предательски дрожали, что она была вынуждена аккуратно поставить чашку на стол, опасаясь пролить её содержимое.
– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? – произнесла она, в её голосе смешались горечь и отчаяние. – Это ведь не просто вещи, это наша жизнь, наши воспоминания…
Помнишь, как Машенька впервые пошла по той террасе, совсем неуверенно, но с таким неподдельным энтузиазмом? А как Димка с крыши тренировался прыгать в сугробы, думая, что мы не замечаем этой его детской храбрости?
Алексей поморщился, будто от физической боли.
— Ольга, я всё понимаю. Но что мне было делать? Мама — это же мама. Она всю жизнь нас с сестрой тянула одна.
— А я кто? — тихо спросила Ольга. — Кто я тебе? Просто соседка по квартире?
Она встала и подошла к серванту, где стояли старые фотографии. Вот они молодые, счастливые, только купили участок. Вот первый урожай яблок. Внуки на качелях…
— Знаешь, что самое обидное? — Ольга провела пальцем по рамке с фотографией. — Не то, что ты продал дачу. А то, что даже не посчитал нужным со мной это обсудить.
Алексей поднял глаза, в которых читалась смесь вины и упрямства:
— Я знал, что ты будешь против. Ты бы не согласилась.
– Конечно, не согласилась бы! – вскрикнула Ольга, разрывая тишину. – Мы же могли найти другой путь. Взять кредит, продать машину, в конце концов!.. Но нет, ты всё решил самостоятельно.
Она подошла к окну и опустила лоб на стекло. Где-то там, за горизонтом, прячется их дача… которая теперь стала чужой.
— А сколько там было? — вдруг спросила она.
— Что?
— Долгов у твоей матери. Сколько?
Алексей помолчал, затем тихо произнёс:
— Два миллиона.
Ольга резко обернулась:
— Два миллиона?! Откуда у неё такие долги?
— Она взяла кредит, чтобы помочь Танькиному сыну с бизнесом. А он прогорел и сбежал. Теперь вот…
— А Танька что? — перебила Ольга. — Твоя сестра где была, когда мать в долги влезала?
Алексей вздохнул:
— Ты же знаешь Таньку. У неё вечно денег нет, муж не ответственный.
— Зато у нас, значит, есть? — горько усмехнулась Ольга. — И наша дача, получается, самый простой способ решить проблему?
Она подошла к столу и тяжело опустилась на стул:
— А новые хозяева кто? Ты хоть это знаешь?
— Какая-то молодая семья, — пробормотал Алексей. — Вроде троих детей у них.
— Господи, — простонала Ольга, закрывая лицо руками. — Я там каждый куст знаю, каждую грядку… Розы мои, которые я десять лет выращивала… Смородина, которую ещё моя мама сажала.
Тишина повисла в комнате, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене. Эти часы они тоже купили для дачи, но потом решили оставить в городской квартире.
— Дети знают? — наконец спросила Ольга.
Алексей покачал головой:
— Пока нет.
— Прекрасно! — всплеснула руками Ольга. — И как ты собираешься им объяснять? Машка же каждое лето с внуками туда собиралась. А Димка? Он же там мастерскую себе оборудовал!
Она встала и начала нервно ходить по кухне:
— Знаешь, что самое страшное? Я даже попрощаться не успела. Не смогла в последний раз пройтись по участку, посидеть на веранде.
Её голос дрогнул, словно натянутая тетива, и она отвернулась к окну, стараясь спрятать от посторонних глаз слёзы, которые невольно начали ручейками стекать вниз.
– Оленька, – Алексей медленно поднялся и нежно потянулся обнять её за плечи, но она упрямо отстранилась, как будто обжёгшись.
– Не надо, – сказала она резко, как удар хлыста. – Просто не надо.
В это время в прихожей настойчиво задребезжал телефон. Ольга вздрогнула от неожиданности:
– Это наверняка твоя мать. Ты и разговаривай с ней.
Алексей тяжело вздохнул, словно этот телефонный звонок свалил на его плечи целую гору, и медленно пошёл к трубке. Ольга слушала, как он вполголоса говорил:
– Да, мам… Нет, всё в порядке… Да, решил вопрос.
«Решил вопрос», – эти слова, казалось, эхом повторялись в её голове. Всё, что они выстроили вместе за тридцать лет: их мечты, их планы – теперь просто «решённый вопрос».
Вдруг в дверь позвонили. Ольга вздрогнула снова, бросив взгляд на часы – было лишь половина седьмого вечера.
– Кто там? – крикнула она, стараясь взять себя в руки.
– Это я, мам! – услышала она голос дочери за дверью. – Открывай, мы с детьми к вам!
В панике Ольга посмотрела на Алексея, который всё ещё держал трубку в руках. Он мгновенно побледнел и в спешке попрощался с матерью.
– Что делать будем? – прошептала Ольга, словно боясь разрушить хрупкую иллюзию нормальности.
– Давай пока не будем говорить, – ответил Алексей шёпотом, боясь выдать себя.
– А потом? – она взглянула на него с надеждой. – Когда лето настанет?
Звонок повторился.
— Мам, ты что там застряла? — донёсся нетерпеливый голос Маши.
Ольга открыла дверь. На пороге стояла их дочь с двумя детьми — шестилетней Анечкой и трёхлетним Мишей.
— Бабуля! — закричали дети и бросились обнимать Ольгу.
— Привет, мои хорошие, — улыбнулась она, чувствуя, как предательски дрожит голос.
Маша внимательно посмотрела на мать:
— Что-то случилось? У тебя глаза красные.
— Лук резала, — быстро ответила Ольга. — Проходите, раздевайтесь.
— А мы с новостью! — радостно объявила Маша, стягивая с детей куртки. — Мы с Серёжей решили этим летом пристройку к даче сделать. Анечке уже нужна своя комната, да и Мишутке тоже. Папа, ты же поможешь?
Алексей застыл в дверном проёме. Ольга почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Маша переводила недоумённый взгляд с отца на мать:
— Что происходит? Почему вы молчите?
— Бабуль, а можно я свои игрушки на дачу перевезу? — щебетала Анечка, не замечая напряжения. — У меня новый кукольный домик!
Ольга почувствовала, как к горлу подступает ком. Она развернулась и быстро ушла на кухню, включив воду, чтобы скрыть звук рыданий.
— Пап? — В голосе Маши появились тревожные нотки. — Что случилось?
Алексей тяжело опустился на диван:
— Машенька… Доченька… Дачи больше нет.
— В каком смысле нет? — Маша нервно рассмеялась. — Сгорела что ли?
— Я её продал.
Наступила оглушительная тишина. Даже дети притихли, чувствуя что-то неладное.
— Как… продал? — Маша медленно опустилась в кресло. — Когда? Зачем?
— На прошлой неделе, — глухо ответил Алексей. — У бабы Тани были проблемы…
— У бабы Тани?! — Маша вскочила. — То есть ты продал НАШУ дачу, чтобы помочь ей? А мы? А мама? Мы кто тебе?
Из кухни донёсся звон разбитой посуды. Анечка испуганно прижалась к матери.
— Мамочка, а как же мои качели? — тихо спросила она. — И мой домик на дереве?
Маша закрыла лицо руками:
— Господи, пап… Как ты мог? Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
На кухне что-то с грохотом упало. Маша бросилась туда и увидела мать, сидящую на полу среди осколков любимой фарфоровой вазы — той самой, что тридцать лет назад привезли на новоселье на дачу.
— Мамочка… — Маша опустилась рядом, обнимая дрожащие плечи матери.
— Я не могу, Машенька, — всхлипывала Ольга. — Это же вся наша жизнь там была. Каждый гвоздь, каждая доска.
В дверях появился Алексей:
— Давайте я приберу.
— Не подходи! — резко крикнула Ольга. — Ты уже всё «прибрал»!
Маша поднялась, глядя на отца потемневшими глазами:
— Знаешь что, пап? Я заберу маму к себе. На несколько дней. Ей нужно прийти в себя.
— Да-да, — закивала Ольга, вытирая слёзы. — Я не могу здесь оставаться. Мне нужно… нужно подумать.
— Оля… — начал было Алексей.
— Нет! — оборвала его Ольга. — Просто нет. Ты предал не только меня — ты предал всю нашу семью.
Ради чего? Ради сестры, которая палец о палец не ударила, чтобы помочь матери? Ради племянника, который сбежал с деньгами?
Она встала, опираясь на дочь:
— Я соберу вещи. Мне нужно время, чтобы решить… решить, смогу ли я это простить.
В прихожей заплакал маленький Миша. Анечка выглядывала из-за двери испуганными глазами.
— Мам, давай я помогу собрать вещи, — тихо сказала Маша, уводя Ольгу в спальню.
Алексей остался один на кухне среди осколков. Он медленно опустился на колени и начал собирать разбитую вазу, но руки предательски дрожали. Каждый осколок, казалось, отражал фрагмент их общей жизни: вот они с Ольгой сажают первые яблони, вот качают на руках новорожденную Машу, вот встречают рассвет на веранде…
В спальне слышались приглушённые голоса и звук открываемых шкафов. Анечка подошла к деду и присела рядом:
— Дедушка, а правда, что мы больше не поедем на дачу?
Алексей почувствовал, как к горлу подступает ком:
— Прости, солнышко. Дедушка совершил большую ошибку.
— А новую дачу можно купить?
— Не знаю, малыш. Это очень дорого.
Из спальни вышла Ольга с небольшой сумкой. Лицо её было бледным, но спокойным:
— Я готова.
— Оля, может всё-таки… — начал Алексей.
— Нет, — твёрдо сказала она. — Мне нужно время. И тебе, кстати, тоже. Подумай хорошенько о том, что для тебя важнее — семья или…
Она не договорила, но все поняли недосказанное.
Маша быстро собрала детей:
— Папа, я позвоню завтра. И… надо будет рассказать Димке.
Когда за ними закрылась дверь, Алексей остался один в гулкой пустой квартире. Он медленно прошёл по комнатам, останавливаясь у знакомых фотографий. Вот их свадьба — молодая Ольга в белом платье смеётся, глядя на него влюблёнными глазами. Вот первое фото на даче — они стоят на пустом участке, полные надежд и планов.
Зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама».
— Да, — устало ответил он.
— Лёша, сынок, я хотела спросить, всё ли в порядке? Ты какой-то странный был…
Алексей почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение:
— Нет, мама, не в порядке. Ольга ушла. Дети в шоке. Я разрушил то, что мы строили тридцать лет.
— Но сынок, ты же не мог иначе! Я бы потеряла квартиру…
— А я потерял семью! — вдруг закричал он. — Почему ты не сказала мне раньше про долги? Почему позволила Таньке взять кредит на этого проходимца? Почему я должен расплачиваться за чужие ошибки?
В трубке повисло молчание.
— Прости, мама, — тихо добавил он. — Я сам виноват. Надо было посоветоваться с Ольгой, найти другой выход…
— Сыночек…
— Мне нужно идти, мама. Прости.
Он положил трубку и подошёл к окну. Где-то там ехала машина с его женой, дочерью и внуками. А он остался один, наедине со своей виной и разбитыми мечтами целой семьи.
