Ира стояла у окна, наблюдая, как чёрная «Приора» медленно подъезжает к подъезду. В машине виднелись силуэты — знакомые, но от этого не менее неприятные. Сердце сжалось, хотя она и ожидала этого визита. Телефон в её руке дрожал от непрочитанных сообщений.
— Ирочка, мы уже приехали, открывай, — раздался голос Светланы Петровны через домофон. Голос был сладким, но с той особенной интонацией, которая всегда предвещала неприятности.
Ира молчала, прижавшись спиной к двери. За окном октябрь хмурился серыми тучами, и это почему-то добавляло решимости. Она знала: стоит открыть дверь сейчас — и её жизнь снова покатится под откос.
— Ир, ну что ты как маленькая! — уже кричал в трубку Валера, младший брат покойного мужа. — Мы же семья! На неделю всего, пока с квартирой не разберёмся.
Неделя. Ира почти рассмеялась. Последний раз «неделя» растянулась на три месяца, пока она не начала судиться за выселение. А до этого полгода терпела, как они превратили её двушку в проходной двор.
Телефон снова завибрировал. Теперь писала Анжела, жена того же Валеры:
«Ира, я понимаю, что тебе тяжело после ухода Серёжи, но мы тоже люди. У нас дети. Неужели ты откажешь детям в крыше над головой?»
Дети. Ира помнила этих «детей» — семнадцатилетнего Максима, который без конца дымил на балконе и материл её за замечания, и пятнадцатилетнюю Кристину, которая считала себя вправе использовать Ирину косметику и одежду без спроса.
— Серёжа бы не простил тебе такого отношения к родным! — теперь кричала уже сама Светлана Петровна, и в её голосе звучали знакомые нотки эмоционального шантажа.
Серёжа. Ира закрыла глаза. Год прошёл с тех пор, как его не стало. Инфаркт в тридцать восемь — никто не ожидал. И за этот год она наконец-то поняла, кто есть кто. Пока муж был жив, его родственники относились к ней с натянутой вежливостью. После похорон маски спали.
Сначала они требовали свою долю в квартире — мол, Серёжа их сын и брат, значит, они имеют права. Когда выяснилось, что квартира оформлена на Иру ещё до брака, начались другие игры. Эмоциональное давление, попытки вызвать чувство вины, рассказы о том, как тяжело им живётся.
— Мы знаем, что ты дома! — Валера уже не скрывал раздражения. — Соседи видели, как ты заходила!
Ира открыла окно и высунулась. Внизу, действительно, стояла машина, а рядом с подъездом толпилась вся компания: Светлана Петровна в своей драной шубе, которую она считала верхом элегантности, Валера в засаленной куртке, Анжела с вечно недовольным лицом и двое подростков с наглым видом.
— Уезжайте, — крикнула Ира. — Я никого не жду.
— Да как ты смеешь! — взвилась Светлана Петровна. — Я мать твоего мужа!
— Была, — коротко ответила Ира и захлопнула окно.
Телефон не умолкал. Теперь подключились и другие родственники — те, которые годами не интересовались ни Серёжей, ни ею, но теперь вдруг вспомнили о семейных узах.
«Ира, это же дикость — не пускать родню», — писала тётя Люда.
«Подумай о карме», — философствовала двоюродная сестра Серёжи.
«Мы все осуждаем твоё поведение», — коротко резал дядя Гена.
Ира выключила телефон и села в кресло. За окном родственники всё ещё толпились, что-то бурно обсуждая. Светлана Петровна размахивала руками и, судя по её мимике, высказывала всё, что думает о невестке.
Ира вспомнила, как всё начиналось. Серёжа был хорошим человеком, но слабым. Мать садилась ему на шею с самого детства, и он привык подчиняться. «Мама знает лучше», — говорил он, когда Ира пыталась возражать против очередного вторжения в их жизнь.
А вторжения случались регулярно. Светлана Петровна могла явиться без предупреждения и остаться на несколько дней, переставляя мебель и критикуя Ирину готовку. Валера с семьёй «заезжали на огонёк» и задерживались на недели, пользуясь ванной, едой, интернетом, как своими собственными.
— Ты же понимаешь, они мне как родители, — оправдывался Серёжа. — После того, как отец умер, я для них опора.
Опора. Ира горько усмехнулась. Финансовая опора, психологический костыль, решение всех проблем. А что получал взамен Серёжа? Постоянные упрёки, сравнения с более успешными знакомыми и требования большего.
После его смерти всё стало ещё хуже. Родственники словно решили, что теперь Ира должна заменить им Серёжу во всех смыслах. Деньги взаймы, которые никто не собирался возвращать. «Временное» жильё, которое становилось постоянным. Эмоциональная поддержка, которая высасывала из неё последние силы.
А когда Ира попыталась поставить границы, началось самое интересное. Оказалось, что она «неблагодарная», «бессердечная» и «забыла, кто её мужем обеспечивал». Хотя работали они оба, и вклад Иры в семейный бюджет был не меньше Серёжиного.
— Открывай, дрянь! — теперь уже орал Валера, стуча в дверь подъезда. — Мы знаем, что ты там сидишь!
Ира поморщилась. Соседи наверняка уже высунулись посмотреть на представление. Завтра опять будут косые взгляды и шёпот за спиной. В этом доме она жила уже десять лет, но так и не стала своей. Серёжины родственники были яркими, шумными, общительными — такими, которых запоминают. А она всегда казалась скучной на их фоне.
Но сегодня Ира чувствовала себя по-другому. Словно что-то переключилось внутри. Может быть, это был тот самый момент, когда человек понимает: достаточно.
Она включила телефон и написала одно сообщение в общий чат родственников:
«Я больше не намерена обеспечивать вас жильём, деньгами или эмоциональной поддержкой. Найдите другие способы решать свои проблемы. Серёжа умер, но это не означает, что я должна заменить вам его навсегда. Прекратите звонить и приезжать».
Ответы посыпались мгновенно. Оскорбления, угрозы, попытки вызвать чувство вины — всё как обычно. Но теперь Ира читала это отстранённо, словно изучая поведение незнакомых людей.
«Ты пожалеешь об этом», — писал Валера.
«Серёжа перевернётся в гробу от твоей чёрствости», — добавляла Светлана Петровна.
«Мы всем расскажем, какая ты на самом деле», — угрожала Анжела.
Ира выключила телефон и вышла на балкон. Родственники всё ещё толпились внизу, но теперь их крики казались далёкими и неважными. Октябрьский воздух был свежим и колючим, он заставлял дышать полной грудью.
В соседнем окне зажёгся свет, и Ира увидела силуэт пожилой женщины. Галина Михайловна, соседка по площадке, с которой они редко общались. Женщина помахала рукой и показала большой палец вверх. Потом приложила палец к губам — мол, молчи, я всё понимаю.
Это было неожиданно. Ира слабо улыбнулась и помахала в ответ.
Внизу родственники наконец поняли, что ничего не добьются. Светлана Петровна что-то кричала, показывая на окна, Валера матерился, дети скучали. Наконец они погрузились в машину и уехали.
Тишина показалась оглушительной.
Ира села на кухне и заварила чай. Руки дрожали — не от страха, а от адреналина. Она сделала это. Наконец-то поставила точку.
Телефон молчал — она так и не включала его после отправки сообщения. И это молчание было прекрасным.
За окном стемнело, и в квартире стало уютно. Своя квартира, своё пространство, своя жизнь. Без чужих вещей в коридоре, без грязной посуды на кухне, без необходимости договариваться о том, когда можно принять душ в собственной ванной.
Ира вспомнила, как в последний приезд Анжела с детьми заняли большую комнату, а её отправили спать на кухне. «Ты же одна, тебе много места не нужно», — заявила Анжела, как само собой разумеющееся.
А Максим тогда привёл друзей, и они всю ночь играли в компьютерные игры, не обращая внимания на просьбы потише. Утром Ира нашла на балконе окурки и пустые бутылки из-под пива.
«Мальчишки, что с них взять», — отмахнулась Анжела, когда Ира попыталась поговорить с ней.
А когда через неделю Ира намекнула, что пора бы и честь знать, началась истерика. Слёзы, упрёки, рассказы о том, как тяжело им живётся. Серёжа, конечно, встал на сторону родственников.
— Ну подожди ещё немного, — просил он. — Они скоро снимут что-нибудь.
Но они не собирались ничего снимать. Зачем, если есть Ирина квартира?
Тот раз они задержались на два месяца. И все эти два месяца Ира жила как гость в собственном доме. А когда наконец избавилась от «гостей», Серёжа ещё неделю дулся и упрекал её в бессердечности.
Теперь его не было, и некому было давить на жалость. Но родственники быстро нашли новые рычаги. Память о муже, семейный долг, общественное мнение — всё пошло в ход.
Ира встала и прошлась по квартире. Тридцать восемь лет, из которых десять она отдала браку с хорошим, но слабым человеком. Теперь у неё был шанс построить жизнь по-своему.
На работе её уважали. Она была хорошим бухгалтером, точным и надёжным. Зарплата позволяла жить скромно, но достойно. Друзей было немного, но они были настоящими — не из тех, кто звонит только когда что-то нужно.
Ира включила телефон. Сорок три пропущенных вызова и восемьдесят семь сообщений. Она удалила всё, не читая, и заблокировала номера всех родственников.
Завтра будет новый день. Без чужих проблем на её плечах, без необходимости оправдываться за каждое решение, без эмоционального шантажа.
Ира легла спать в своей постели, в своей комнате, в своей квартире. И впервые за много лет заснула спокойно.
Утром её разбудил звонок в дверь. Ира глянула в глазок и увидела Галину Михайловну с небольшим пакетом.
— Доброе утро, — сказала соседка, когда Ира открыла дверь. — Я тут вчера видела… представление внизу. Принесла пирожки, подумала, может, чаю попьём.
Галина Михайловна была женщиной лет шестидесяти, всегда аккуратно одетой, но немногословной. Ира знала, что она вдова, живёт одна, работает в библиотеке.
— Проходите, — Ира отступила от двери.
За чаем выяснилось, что Галина Михайловна очень многое знает о жизни соседей. И не только знает, но и понимает.
— У меня тоже были такие родственнички, — сказала она, отпивая чай. — После мужа смерти объявились. До этого лет пять не звонили, а тут вдруг вспомнили про тётю Галю. Деньги взаймы, пожить на время, детей присмотреть — всё как у вас.
— И что вы делали?
— А что делать? Сначала помогала, конечно. Думала, люди в беде, надо выручать. А потом поняла — им не помощь нужна, а постоянный источник. Чем больше даёшь, тем больше требуют. И благодарности никакой.
Галина Михайловна поставила чашку и посмотрела на Иру внимательно.
— Знаете, в чём главная ошибка добрых людей? Они думают, что все остальные такие же добрые. А это не так. Есть люди, которые видят в доброте слабость и пользуются этим.
— Но ведь они действительно родственники мужа…
— И что? Родство — это не индульгенция на паразитирование. Если человек уважает вас, он не станет садиться на шею. А если садится — значит, не уважает. Всё просто.
Ира задумалась. Действительно, всё просто. Почему она так долго не могла этого понять?
— А вы не жалеете?
— О чём жалеть? О том, что избавилась от нахлебников? — Галина Михайловна усмехнулась. — Первое время было тяжело. Привыкла ведь чувствовать себя нужной. А потом поняла — лучше быть одной, чем в плохой компании.
После ухода соседки Ира долго сидела на кухне, обдумывая разговор. Галина Михайловна была права. Родственники Серёжи никогда не интересовались её мнением, её чувствами, её потребностями. Они видели в ней только источник решения своих проблем.
А она позволяла так с собой обращаться. Из вежливости, из жалости, из желания быть хорошей. Но в результате теряла себя.
Телефон зазвонил — незнакомый номер. Ира не стала отвечать. Потом ещё один звонок, и ещё. Судя по всему, родственники не сдавались и звонили с чужих телефонов.
Ира выключила домашний телефон и оставила только мобильный — на нём были заблокированы все нежелательные контакты.
Следующие несколько дней прошли в относительном покое. Родственники пытались достучаться через общих знакомых, но Ира была непреклонна. Она вежливо, но твёрдо объясняла: решение принято окончательно.
— Да ты с ума сошла! — возмущалась Серёжина двоюродная сестра Оксана. — Они же семья!
— Нет, — спокойно отвечала Ира. — Семья — это когда люди заботятся друг о друге. А когда одни только берут, а другие только дают — это эксплуатация.
— Но Серёжа…
— Серёжа умер. И я больше не обязана жить его жизнью.
Эта фраза прозвучала жёстко, но Ира не жалела о ней. Она действительно долгое время жила не своей жизнью. Подстраивалась под мужа, под его семью, под их представления о том, какой должна быть правильная жена и невестка.
А теперь у неё была возможность понять, какая она на самом деле.
Через неделю Ира встретила в магазине Анжелу. Та шла с полной тележкой продуктов и выглядела вполне благополучно — не так, как описывала своё бедственное положение в сообщениях.
— Ира! — Анжела попыталась изобразить радость. — Как дела? Мы так соскучились!
— Здравствуй, Анжела.
— Слушай, а давай забудем все эти глупости? Приезжай к нам на выходные, посидим, поговорим…
— Нет, спасибо.
— Ну что ты как маленькая! — Анжела перешла на привычный тон. — Мы же не враги!
— Нет, не враги. Просто у нас разные представления о том, что такое нормальные отношения.
— Да что с тобой стало? Раньше ты была такая… покладистая.
Ира усмехнулась. Покладистая. То есть удобная. Та, которая не возражает, не требует, не ставит условий.
— Люди меняются, — сказала она и пошла дальше.
Анжела осталась стоять с открытым ртом.
Дома Ира села за компьютер и написала резюме. Она давно хотела сменить работу — найти что-то более интересное и высокооплачиваемое. Но Серёжа всегда отговаривал: зачем рисковать, если есть стабильное место?
Теперь она могла рисковать. У неё не было иждивенцев, которых нужно было кормить за свой счёт.
Резюме получилось неплохим. Опыт работы солидный, рекомендации хорошие. Ира разослала его в несколько крупных компаний и почувствовала прилив энергии.
Вечером позвонила мама.
— Ира, милая, до меня дошли слухи… Говорят, ты поссорилась с родственниками Серёжи?
Мама жила в другом городе и общалась с бывшими соседями, среди которых были знакомые Светланы Петровны. Сарафанное радио работало исправно.
— Не поссорилась, мам. Просто перестала им помогать.
— Но они же семья…
— Мам, а ты помнишь, как они себя вели на поминках?
Мама замолчала. Она помнила. Светлана Петровна тогда устроила скандал из-за того, что Ира не захотела отдать ей Серёжины часы. «Это память о сыне!» — кричала она, хотя часы были подарком Иры на день рождения.
А Валера уже на следующий день после похорон начал выяснять, кому достанется машина. Не для себя, конечно — для семьи, для детей.
— Может, ты всё-таки подумаешь? — неуверенно спросила мама. — Люди говорят разное…
— Мам, я тридцать восемь лет. Думаю я хорошо. И решение принято правильное.
После разговора с мамой Ира почувствовала лёгкую грусть. Даже самые близкие люди не всегда понимают. Но это нормально. Каждый имеет право на своё мнение.
Главное — она наконец поняла своё.
На следующий день позвонили из одной из компаний, куда она отправляла резюме. Пригласили на собеседование. Ира согласилась, хотя сердце ёкнуло от волнения.
Собеседование прошло хорошо. Руководитель был мужчиной лет сорока пяти, серьёзным, но доброжелательным. Он внимательно изучил её опыт и задал несколько профессиональных вопросов.
— У нас дружный коллектив, — сказал он в конце. — Но работаем интенсивно. Справитесь?
— Справлюсь, — уверенно ответила Ира.
И поняла, что не врёт. Она действительно готова работать интенсивно. У неё есть силы, которые раньше уходили на бесконечные семейные проблемы.
— Хорошо. Мы свяжемся с вами в течение недели.
Выходя из офиса, Ира почувствовала лёгкость. Не важно, возьмут её или нет. Важно, что она попробовала. Что перестала сидеть в углу и ждать, когда жизнь сама собой наладится.
По дороге домой она зашла в кафе и заказала кофе с пирожным. Раньше она редко позволяла себе такие мелкие радости — всегда находились более важные траты. То Серёжиной маме нужны лекарства, то Валере — деньги на ремонт машины, то ещё что-нибудь.
Теперь она могла тратить деньги на себя. И это было прекрасно.
Кофе был ароматным, пирожное — нежным. За соседним столиком сидела пара средних лет, тихо разговаривая и улыбаясь друг другу. Они выглядели счастливыми, и в их счастье не было фальши.
Ира подумала, что когда-нибудь, может быть, и у неё будет такое. Не обязательно мужчина — просто кто-то, кто будет видеть в ней не источник решения проблем, а интересного человека.
А пока она училась быть интересной для самой себя.
Домой она возвращалась в хорошем настроении, но у подъезда её ждал сюрприз. На скамейке сидела Светлана Петровна, и вид у неё был решительный.
— Наконец-то, — сказала она, поднимаясь. — Мы должны поговорить.
— Не должны, — спокойно ответила Ира. — У нас нет общих тем для разговора.
— Как это нет? — Светлана Петровна преградила ей путь. — Серёжа мой сын! А ты его жена!
— Была женой. Серёжи больше нет.
— Но память о нём есть! И я не позволю тебе так себя вести!
Ира посмотрела на свекровь внимательно. Женщина лет шестидесяти, с крашеными волосами и тяжёлым макияжем. Одета броско, но безвкусно. Вечно недовольное лицо, привычка командовать и не слышать возражений.
— Светлана Петровна, — сказала Ира тихо, но отчётливо. — Серёжа мёртв. Я живая. И я имею право жить так, как считаю нужным.
— Ты обязана…
— Я никому ничего не обязана. Особенно тем, кто видит во мне только источник денег и услуг.
— Да как ты смеешь! Я тебя из грязи в князи вывела!
Ира усмехнулась. Из грязи в князи. Классика жанра.
— Вы меня ни из чего не выводили. Я сама работала, сама зарабатывала, сама обеспечивала себя. А вы только пользовались плодами моего труда.
— Серёжа содержал тебя!
— Серёжа зарабатывал столько же, сколько я. Иногда меньше. Так что содержали мы друг друга.
Светлана Петровна побагровела. Она не привыкла к тому, что кто-то ей возражает.
— Ты… ты неблагодарная!
— Я реалист. И я устала от ваших игр.
— Каких игр?
— Эмоциональный шантаж, попытки вызвать чувство вины, спекуляции на памяти о муже. Всё это игры, и я больше не играю.
Ира обошла свекровь и направилась к подъезду.
— Ты пожалеешь! — крикнула Светлана Петровна вдогонку. — Все узнают, какая ты!
— Пусть узнают, — равнодушно ответила Ира, не оборачиваясь.
В лифте она почувствовала, как руки дрожат от адреналина. Но это было не страхом, а возбуждением. Она сделала это снова. Отстояла себя.
Дома Ира села на диван и закрыла глаза. Год назад такая сцена довела бы её до слёз. Сейчас она чувствовала только усталость и облегчение.
Телефон зазвонил — незнакомый номер. Ира даже не стала брать трубку. Пусть звонят. Она больше не обязана отвечать на каждый звонок и оправдываться за каждое решение.
Вечером она приготовила себе ужин — то, что хотела, а не то, что привыкли есть в семье Серёжи. Включила музыку, которая ей нравилась. Почитала книгу, которую давно хотела прочесть.
Простые радости, которых она была лишена годами.
Перед сном Ира проверила почту. Письмо из компании, где была на собеседовании. Её взяли. Зарплата на треть больше прежней, соцпакет, перспективы роста.
Она перечитала письмо дважды и отложила телефон. Никакой эйфории. Просто констатация факта: жизнь продолжается, и она идёт в правильном направлении.
Через месяц Ира уже привыкла к новой работе. Коллектив оказался именно таким, как обещал руководитель — профессиональным и дружелюбным. Никто не лез в личную жизнь, не задавал лишних вопросов, не пытался сделать её участником своих семейных драм.
Родственники Серёжи затихли. Судя по всему, нашли другую жертву или просто поняли, что время халявы закончилось. Иногда Ира встречала знакомых, которые с любопытством спрашивали о «размолвке с родней мужа». Она отвечала коротко и спокойно, не вдаваясь в подробности.
— А не жалко? — спросила как-то соседка тётя Клава, известная местная сплетница.
— Чего жалко? — искренне удивилась Ира.
— Ну как же, семья всё-таки…
— Тётя Клава, а вы своих родственников содержите?
— Каких таких родственников?
— Любых. Племянников, двоюродных братьев, свекровей умерших мужей.
— Да я что, с ума сошла? У меня своих проблем хватает.
— Вот и у меня так же.
Тётя Клава замолчала, видимо, осознав логику.
В декабре Ира сделала в квартире небольшой ремонт — поменяла обои в большой комнате, купила новую мебель. Не роскошную, но добротную и красивую. Впервые за годы она обставляла дом по своему вкусу, а не подстраиваясь под чужие предпочтения.
Квартира преобразилась. Стала светлее, уютнее, современнее. И главное — она была полностью её.
В канун Нового года Галина Михайловна пригласила Иру встретить праздник вместе.
— У меня племянница приедет с внуками, — сказала она. — Компания будет небольшая, но душевная.
Ира согласилась. Новый год в одиночестве её не пугал, но провести его в приятной компании было лучше.
Племянница Галины Михайловны оказалась женщиной лет тридцати пяти, врачом, с двумя детьми-школьниками. Интеллигентная, воспитанная, с хорошим чувством юмора. Дети вели себя прилично, не носились по чужой квартире и не требовали к себе повышенного внимания.
— Тётя Галя рассказывала, что вы недавно… освободились от назойливых родственников, — сказала племянница за столом. — Понимаю, каково это. У меня тоже были такие.
— И что делали?
— То же, что и вы. Поставила границы. Сначала было тяжело — привыкла чувствовать себя ответственной за всех и вся. А потом поняла: каждый взрослый человек должен сам решать свои проблемы.
— А совесть не мучает?
— За что? За то, что перестала быть удобной? Совесть должна мучать тех, кто годами пользовался моей добротой, а не меня.
После праздника Ира шла домой и думала об этом разговоре. Действительно, почему она должна мучиться совестью? За что? За то, что перестала позволять садиться себе на шею?
Логики в этом не было никакой.
Январь принёс новые перемены. На работе Ире предложили возглавить небольшой отдел. Больше ответственности, больше денег, больше возможностей для профессионального роста.
— Думайте, — сказал руководитель. — Но долго не тяните. Нужно решение до конца месяца.
Ира не стала долго думать. Она согласилась.
В феврале, в годовщину того самого скандала с родственниками, Ира подводила итоги. Новая работа, карьерный рост, обновлённая квартира, спокойная личная жизнь без чужих проблем на голове. Неплохо для года «неблагодарности» и «бессердечности».
Иногда она думала о Серёже. Не со злостью и не с сожалением — просто как о части прошлого. Он был хорошим человеком, но слабым. И его слабость делала несчастными их обоих.
Возможно, если бы он был жив, они смогли бы что-то изменить. Научиться ставить границы, защищать свою семью от вторжений извне. Но это уже не важно. Жизнь продолжается, и надо жить ту, которая есть, а не ту, которая могла бы быть.
В марте Ира встретила в спортзале мужчину своих лет. Инженер, разведён, двое детей живут с бывшей женой. Нормальный, адекватный человек без комплексов и претензий к жизни.
Они начали встречаться. Не торопясь, без пафоса и клятв на веки вечные. Просто двое взрослых людей, которым хорошо вместе.
— У тебя есть родственники? — спросила Ира как-то за кофе.
— Есть. Мама, сестра, племянники. А что?
— Они не пытаются вмешиваться в твою жизнь?
— Мама иногда советы даёт, но я сам решаю, следовать им или нет. А сестра вообще живёт своей жизнью. У неё своих дел хватает.
— Понятно.
— А у тебя проблемы с родней?
— Были. Решила.
— Как?
— Радикально.
Он не стал расспрашивать подробности, и это Ире понравилось. Человек, который понимает границы.
К лету отношения стали серьёзнее, но Ира не торопилась. Она уже знала цену поспешным решениям и эмоциональным порывам. На этот раз всё должно быть обдуманно.
В июле они поехали вместе в отпуск. Неделя в Крыму, море, солнце, лёгкие разговоры. Ира понимала, что чувствует себя счастливой. Не эйфорично счастливой, а спокойно и уверенно.
— Знаешь, — сказал он однажды вечером, когда они сидели на берегу, — ты очень изменилась за это время.
— В каком смысле?
— Стала увереннее. Раньше ты постоянно оглядывалась — не обижу ли кого-то, не расстрою ли. Сейчас ты просто живёшь.
Ира задумалась. Он был прав. Она действительно перестала оглядываться на чужие мнения и ожидания.
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо. С уверенными людьми интереснее.
В августе умерла Светлана Петровна. Инсульт, всё произошло быстро. Валера позвонил Ире и сообщил об этом сухо, без эмоций.
— Похороны послезавтра. Будешь?
Ира подумала несколько секунд.
— Нет.
— Понятно. Ну и что мне всем говорить?
— Говори правду. Что я не приеду.
— А цветы хоть пришлёшь?
— Нет.
Валера повесил трубку без прощания.
Ира отложила телефон и поняла, что не чувствует ничего. Ни горя, ни злорадства, ни сожаления. Просто констатация факта: человек умер.
Может быть, это жестоко. Но честно.
В сентябре её избрали в совет дома. Соседи доверили ей заниматься общими вопросами — ремонтом подъезда, благоустройством двора, решением коммунальных проблем.
— Ира Николаевна очень ответственная, — сказала на собрании тётя Клава. — И справедливая. Не будет никого выделять.
Ира улыбнулась. Справедливая. Хорошая характеристика.
К концу года она окончательно поняла: жизнь удалась. Не в смысле богатства или славы, а в смысле соответствия самой себе. Она больше не играла чужих ролей и не соответствовала чужим ожиданиям.
В новогоднюю ночь, стоя на балконе и глядя на салют, Ира подумала о том, что прошло почти два года с того момента, как она не впустила в дом родственников мужа. Два года нормальной, спокойной жизни.
Жёсткое решение? Возможно. Но правильное.
И она ни о чём не жалела.
