День рождения у племянницы выдался солнечным, словно назло моему настроению. Вроде бы и радоваться надо — ребенок взрослеет, семья собирается, а на душе скребли кошки. Знала я, что этот день не пройдет гладко. Каждый наш семейный праздник в последние годы превращался в испытание на прочность, и виной тому была моя родная сестра, Ирка, и ее верный супруг, Сереженька, как она его любила величать.
Едва переступила порог их просторной, в два этажа, квартиры, как меня окутал этот приторный запах “семейного счастья”. Знаете, бывает такой аромат — искусственный, навязчивый, как будто слишком много ароматизатора налили. Вот так и у Ирки с Сережей — все напоказ, все для чужих глаз.
Ирка, как всегда, выплыла навстречу, расцвеченная улыбкой, да такой широкой, что казалось, треснет сейчас. Платье на ней сидело как влитое — дорогое, наверняка из последней коллекции, а на шее поблескивала нитка жемчуга, кажется, настоящий. Ох, умела Ирка себя подать, тут не поспоришь. Только вот глаза… Глаза у нее всегда оставались холодными, даже когда губы растягивались в улыбке.
— Ленчик, дорогая, как же я рада, что ты приехала! — пропела она, целуя меня в щеку так формально, что аж в зубах скрипело. — Ты как всегда скромница! Ну, проходи, гости уже собираются.
“Скромница”, ага. В ее устах это звучало как приговор. Ирка всегда любила подчеркнуть мою, как ей казалось, провинциальность, мою “простоту”, противопоставляя ее своему “шику” и “блеску”. Я-то знала, что за этим фасадом скрывается, но перед родственниками она всегда играла роль успешной и снисходительной старшей сестры.
Сережа, как тень, возник из-за ее спины, протянул мне руку, холеной, с блестящим перстнем на мизинце. — Елена, рад видеть. Вы прекрасно выглядите, — произнес он тоном, который говорил совсем обратное. “Прекрасно” в его исполнении звучало как “не так уж плохо для твоего возраста и социального положения”.
Прошла в гостиную, заполненную родственниками. Тетя Маша, дядя Коля, двоюродные братья с женами, племянники… Все те же лица, из года в год, из праздника в праздник. Все они, как и я, попадали под обаяние Ирки и Сережи, или, скорее, делали вид, что попадают. Кто ж захочет портить отношения с успешной парой, правда?
И вот началось. Сначала вроде бы невинные подколки, “шуточки”, как они их называли. — Лен, а ты чем сейчас занимаешься? Все еще в своей школе? — спросила Ирка, уже зная ответ наизусть. И ведь знает, что для меня моя работа — это не просто “занятие”, а дело всей жизни. Школа наша хоть и не элитная, простая районная, но дети там замечательные, и я их люблю.
— Да, Ир, все там же, — старалась отвечать спокойно, хотя внутри все кипело.
— Ну, хоть стабильность, — протянул Сережа с таким видом, будто говорил о чем-то безнадежно устаревшем. — А вот у нас, в бизнесе, постоянно нужно вертеться, как белка в колесе. Риски, нервы… Но и отдача, конечно, совсем другая.
“Отдача”. Вот в чем был смысл их жизни — в этой самой “отдаче”, измеряемой в деньгах и статусе. Для них человеческие ценности, видимо, ничего не значили.
Потом пошли разговоры об отдыхе. Ирка, естественно, рассказывала о своей последней поездке на Мальдивы — как там было “райски”, какой отель “шикарный”, какие “рестораны”… Сережа поддакивал, добавлял детали, не забывая упомянуть цены, разумеется, чтобы все прониклись масштабом их благосостояния.
— А ты, Лен, куда этим летом поедешь? — спросила тетя Маша из вежливости.
— Да я, наверное, в свой домик в деревне, — ответила я, стараясь не показать, как меня задевает этот разговор. — Там у меня огород, сад… Отдохну на природе.
Ирка тут же подхватила: — Ой, дача — это так мило! Прямо как в детстве! — И рассмеялась, поддержанная Сережей и еще парой родственников, которые всегда подхватывали их “шутки”.
Смех этот был, как плевок в лицо. Они смеялись не над моей дачей, а над моим образом жизни, над моей “неуспешностью”, над моей скромностью, которую они презирали.
В тот момент во мне что-то надломилось окончательно. Сколько можно терпеть? Сколько можно глотать обиды и делать вид, что все в порядке? Ведь это не первый раз, и не второй, и даже не десятый. Годами они травили меня при каждом удобном случае, постепенно, методично, как будто наслаждались моей беспомощностью.
Я вспомнила все их прошлые выходки. Как на юбилее отца Ирка публично раскритиковала мое платье, сказав, что оно меня “старит”. Как Сережа на свадьбе племянника “пошутил” про мою “вечную невесту”, чем довел меня до слез. Как они постоянно спрашивали про мою личную жизнь, словно напоминая о моем одиночестве.
Их “травля” была изощренной, не грубой, а тонкой, психологической. Они не оскорбляли меня напрямую, а действовали намеками, полутонами, заставляя меня чувствовать себя ущербной, неполноценной. И делали это всегда при свидетелях, чтобы унижение было сильнее, чтобы закрепить свой статус “успешных” на моем фоне.
Но на этот раз все будет иначе, решила я твердо. Хватит играть в поддавки, хватит терпеть. Я больше не позволю им вытирать об меня ноги. Я копила силы, наблюдала за ними, искала их слабые места. И “решающий день” пришел.
После “дачи” и “стабильности” разговоры перетекли к детям. Ирка с гордостью рассказывала об успехах своего сына, который “учится в Лондоне”, “стажируется в крутой компании”, и вообще “подаёт большие надежды”. Сережа поддакивал, добавлял цифры, суммы, названия компаний, все, чтобы усилить впечатление.
— А твоя Машенька как? — спросила тетя Маша.
— Маша моя хорошо, — ответила я. — Работает, живет отдельно. Слава Богу, все в порядке.
— А кем она работает? — не унималась тетя Маша, движимая, скорее, любопытством, чем искренним интересом.
— Воспитателем в детском саду, — ответила я.
И тут Ирка не удержалась. — Ой, воспитатель! — протянула она с таким тоном, словно это было что-то постыдное. — Ну, хоть дети любят, наверное.
Снова этот презрительный тон, снова попытка принизить меня и моих близких. Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Но на этот раз я сдержалась. Я улыбнулась Ирке самой милой улыбкой, на которую только была способна.
— Знаешь, Ир, — сказала я спокойно, — дети действительно любят. И родители благодарны. А знаешь, что самое главное в моей работе и в работе Маши? То, что мы делаем что-то по-настоящему важное. Мы воспитываем будущее поколение. А вот чем занимаетесь вы с Сережей… — я сделала паузу, посмотрела на них прямо в глаза, — иногда вызывает у меня вопросы.
Ирка и Сережа переглянулись. На их лицах появилось замешательство. Они явно не ожидали такого отпора. Обычно я молчала, глотала обиды, а тут вдруг… Я посмела ответить.
— Лена, что ты такое говоришь? — возмутилась Ирка, стараясь сохранить напускное спокойствие. — Мы честно работаем, зарабатываем деньги…
— Честно? — переспросила я с иронией. — И всегда честно? — Я знала, что Сережин бизнес не так уж и безупречен, что там есть темные пятна, о которых он предпочитает не распространяться. Слухи ходили разные.
Сережа закашлялся, попытался перевести разговор в другое русло. — Ну, ладно, девочки, не будем о работе. Давайте лучше торт попробуем!
— Нет, Сереж, подожди, — сказала я, не отводя взгляда от Ирки. — Я просто хочу понять. Вот вы все время говорите о деньгах, о успехе, о статусе. Но разве это главное в жизни? Разве человеческие отношения, доброта, помощь ближним — это ничего не стоит?
— Лена, ты сейчас несешь какую-то ерунду, — уже с раздражением сказала Ирка. — Причем тут это? Мы просто рассказываем о своей жизни, как и все.
— Нет, Ир, вы не просто рассказываете, — возразила я. — Вы постоянно пытаетесь показать, что вы лучше нас всех. Вы унижаете меня, высмеиваете мою работу, мою личную жизнь. Вы думаете, я не замечаю? Думаете, мне это приятно?
В гостиной повисла напряженная тишина. Родственники замерли, перестали жевать, смотреть телевизор. Все взгляды были устремлены на нас троих. Ирка и Сережа покраснели, потеряли свою обычную уверенность.
— Лена, ты что себе позволяешь? — прошипела Ирка. — Как ты смеешь так со мной разговаривать?
— А как ты смеешь так со мной разговаривать годами? — ответила я, и голос мой, к моему собственному удивлению, не дрогнул. — Сколько можно терпеть ваши унижения? Сколько можно делать вид, что все в порядке? Я устала. Устала от вашей “травли”.
— Да никто тебя не травит! — возмутился Сережа. — Ты все придумываешь! У тебя просто паранойя!
— Паранойя? — усмехнулась я. — Может быть. Но почему-то именно после общения с вами у меня всегда портится настроение. Почему-то именно вы находите нужные слова, чтобы задеть меня за живое. Почему-то именно ваши “шутки” оказываются такими обидными. Странно, правда?
— Да ты просто завидуешь! — выпалила Ирка. — Завидуешь нашему успеху, нашей жизни! Вот и бесишься!
— Завидую? — переспросила я. — Чему завидовать? Вашей показной роскоши? Вашему лицемерному “счастью”? Вашей постоянной потребности унижать других, чтобы почувствовать себя выше? Нет, Ир, я не завидую. Мне вас жаль.
Ирка и Сережа онемели. Они явно не ожидали такого поворота событий. Их привычный сценарий — их триумф и мое молчаливое унижение — был разрушен. Я вышла из тени, встала на один уровень с ними, и даже выше.
— Ну, раз тебе нас жаль, тогда и не надо было приезжать, — буркнул Сережа, первым придя в себя. — Сидела бы дома и жалела нас оттуда.
— Я приехала ради племянницы, — ответила я спокойно. — Ради семьи. Но терпеть ваши выходки больше не намерена. С этого дня все будет по-другому. Или вы научитесь уважать меня, или я просто перестану приезжать. Выбор за вами.
Сказала и замолчала, ожидая реакции. Ирка и Сережа смотрели на меня с недоумением и злостью. Они еще не осознали, что произошло, что баланс сил изменился. А родственники… Родственники молчали, наблюдали, и, как мне показалось, на их лицах появилось уважение. И даже сочувствие. Ко мне.
Торжество продолжилось, но атмосфера была уже совсем другой. Ирка и Сережа старались держаться подальше от меня, избегали прямых взглядов и “шуток”. Они потеряли свою уверенность, свою привычную наглость. А я… Я почувствовала облегчение. Месть? Наверное, это было не совсем месть. Скорее, самозащита. Я просто защитила себя, свое достоинство, свое право на уважение.
Уезжала я из их дома с чувством выполненного долга. В душе не было ликования победителя, но была тихая радость от того, что я смогла противостоять обидчикам, что я нашла в себе силы сказать “нет” их “травле”. И пусть отношения с сестрой теперь, возможно, будут еще сложнее, чем раньше, это уже не имело значения. Главное, что я перестала быть жертвой. Главное, что я обрела себя. И это было важнее любой мести.
