Даже охранники тайно сбежали со своих постов и явились на это мероприятие, чтобы своими ушами слышать, чем всё закончится.
Да-да, сегодня был и очень торжественный и очень ответственный день. Потому что именно сегодня решалась судьба этого завода.
Директор предприятия очень сильно волновался, начиная свою торжественную речь.
— Дорогой Глеб Глебович! – Его голос сильно дрожал. — Уважаемый, многократно орденоносный, всеми любимый, самый лучший и непревзойденный специалист своего дела… Короче говоря, вы наша гордость и наша надëжа, Глеб Глебович… Мы… Я и всё наше предприятие, и город… Да что там — город? Вся наша страна поздравляет вас с вашим законным восьмидесятилетием. Поздравляет, и сразу же умоляет — не уходите от нас! Мы знаем, что вы давно на пенсии, но продолжали героически работать на своём токарном станке каждый день почти по двенадцать часов в сутки. И теперь вы собрались, всё-таки, заканчивать вашу трудовую деятельность… Умоляем вас — останьтесь…
Голос директора дрогнул, и в нём появились нотки собирающегося зарыдать человека.
И все присутствующие в зале, кто пришёл поздравить юбиляра — человек пятьсот, не меньше — в едином порыве вдруг встали со стульев и уставились на старика Глеба.
— Хотите, мы даже встанем перед вами на колени! — продолжил говорить срывающимся голосом директор. — Поймите, Глеб Глебович, если вы уволитесь, весь наш завод встанет, и вся промышленность города немедленно остановиться.
— Товарищи, вы чего? — растерялся старик. — Люди, пожалуйста, не надо меня так сильно умолять! Я ведь уже давно начальство предупреждал, что я — всё… Устал я, товарищи! И супруге я клятвенно пообещал после этого юбилея забыть про свой токарный станок…
— Нет! — испуганно выдохнул весь зал, затем загремел отодвигаемыми стульями и грохнулся на колени.
— Вы видите, Глеб Глебович! — Директор тоже упал на колени. — Народ не хочет, чтобы вы нас покидали! Народ хочет, чтобы вы продолжали совершать свой трудовой подвиг. Поймите, если ваш токарный станок остановится, остановится и наша жизнь.
— Как остановится? — Старик растерялся ещё больше, и с вопросом уставился на директора. — Почему? Я же вашего сына сам лично на токарном станке учил работать. Я ему три месяца передавал все свои секреты. И все свои резцы ему завещал.
— Учили… И завещали… — трагически кивнул директор. – А он, шельмец, вчера…
— Что он — вчера? – испугался вдруг Глеб Глебович – Неужто, умер?
— Хуже… Он как только узнал, что вы сегодня после этого мероприятия уйдёте с завода, так сразу и сбежал… Из дома сбежал, негодяй. Я ему уже и квартиру купил, с условием, что он вместо вас работать будет, и зарплату как у вас назначил… А он вчера тайно… Оставил только записку, в которой признался, что расхотел быть токарем. Ветер у него в голове оказался, Глеб Глебович, а не великие помыслы…
— И кем же он теперь хочет быть? – растерянно спросил старик. – В записке он про это ничего не написал?
— Мастером тату… – брезгливо поморщился директор. — Я давно подозревал, что у него есть такая нехорошая мечта. Даже попросил главу города, чтобы он все до одного тату-салоны в городе прикрыл. Так мой сынок взял, и рванул из дома на край света. Подальше от меня, и от твоего токарного станка.
— Вашу мать… — не выдержал, и выругался старик. — И чего мне теперь прикажете делать?
— Останьтесь, и работайте дальше, — простонал директор. – Остаётся только такой выход.
— А если я возле станка однажды умру?
— Нет! — тут же ответил директор. — Мы рядом с вашим станком организуем медицинский пункт, Я уже распорядился. Мы вам не дадим умереть, Глеб Глебович. Вы же теперь — наша единственная надежда. Если вас не станет — у нас всё рухнет.
— Но…
— Мы и заводской буфет перенесём ближе к вашему станку тоже, — перебил юбиляра директор. — И там будут всегда продаваться ваши любимые пельмени. Каждый день. И банкомат специально под вашу карту поставим. И кинотеатр, с бесплатным абонементом для вас. И даже букмекерский салон организуем. Чтобы вы могли, не отходя далеко от станка, на свой любимый хоккейный клуб ставить. Ну, а уж телевизор мы вам прямо над станком повесим.
— А может и компьютерный клуб рядом организовать? — вдруг предложил пенсионер. — В соседнем цеху.
— Зачем? – удивился директор.
— Ну как? Когда молодёжь заводская мимо меня в этот клуб спешить будет, может и моим станком заинтересоваться. А можно ещё и детский сад рядом организовать, чтобы детишки с самого сызмальства к металлической стружке привыкали. Чтобы они ковырялись в ней ручонками своими, играли с ней. Она же красивая, стружка эта. Я бы таких детишек уже с пяти лет учил на токарном станке всякие фигурки вытачивать…
— Послушайте, Глеб Глебович! — воскликнул вдруг директор. — Что же вы раньше нам не озвучивали ваши гениальные планы?! В вас же пропадает талант администратора! Где вы были всё это время со своими прорывными идеями?
— Как это где? Всё время возле своего станка. Меня уже и жена потеряла совсем, с этим станком. – Старик вдруг тяжело вздохнул. – Может, вы меня всё-таки отпустите? А, товарищи? Выкрутитесь как-нибудь…
— А кто же детишек на станке учить работать будет? – раздался робкий голос из зала. — Ты же только что сам это придумал, Глебыч!
— Точно! Наплёл нам планов громадьё, а сам – в кусты! – воскликнул уже наглый голос.
— Так что ты теперь не отвертишься!
— Ну, ладно… — обречённо вздохнул старик. — Так и быть, ребята, пару лет ещё поработаю…
— Ура! — закричал весь зал восторженно. – Он согласился! Живём, ребята! Да-здравствует наш Глебыч!
— Но я вам заявляю твердо, — попытался перекричать людей старик, — если я не умру, то через два года я точно уволюсь!
Но его никто не услышал. Потому что все были возбуждены радостной новостью, и надеждой, что всё теперь будет в стране хорошо. Ведь Глеб Глебович согласился поработать ещё.
