— Батяне осталось немного! — вещала Лариса, разглядывая себя в зеркале коридора, сережки почившей мамы блестели в ушах. — Нет у меня времени с ним таким возиться. А ты давай, крутись… Может, хоть совесть проснется!
— А что я? — огрызнулась Елена, натягивая сапоги. — Мне дочку растить надо, кружки для Катьки платные… Развод этот чертов всю душу измотал! Да и папа наш… Последний жмот, помочь не захочет.
Иван Степанович замер за дверью кухни. В руках дрожали две чашки, которые он нес доченькам. Хотел предупредить, что идет, да голос застрял в горле.
— Ну и что? — Лариса зашуршала губной помадой. — Меня это не колышет. У меня ипотека на подходе, квартиру расширять надо. Так что его хибара моя будет. Я ж к нему шляюсь каждый месяц, продукты таскаю…
— Каждый месяц картошку притащить — велика забота! — фыркнула Елена. — Я младшая, мне по закону положена половина. И вообще, у меня ребенок, и нам помощь нужна после развода…
— Вот именно что после развода! — взвизгнула Лариса. — А мы с мужем приличные люди. Мы жилье больше заслужили!
— Да ладно тебе! У твоего Андрюхи такая зарплатища… А я одна осталась с Катькой на руках!
— Чего разоралась? Не одна ты разводилась…
Иван Степанович осторожно поставил чашки на комод. «Осталось немного…»
Врачи-то говорят, что давление пошаливает, и ноги иногда тянет. Но в целом он молодцом вроде. Может, дочки и правда видят что-то… такое?
Дочери между тем продолжали разбирательства.
— Слушай, а может, к нотариусу сходить? — вкрадчиво спросила Елена. — Пока папаня в здравом уме…
— Ну да, и кто его поведет? Ты, что ли? — хмыкнула Лариса. — Забыла, как месяц назад к нему заявилась? Денег просила, а он ни в какую!
— Да кто про меня говорит!
— Я, что ли, поведу? — взвизгнула Лариса. — То есть все заботы на мне будут, а ты просто купоны сострижешь?
— Ну, конечно… Знаю я твои «просто»!
Иван Степанович понял, что надо уходить. Молча ретировался в спальню и тихонько прикрыл дверь, сел на край кровати, положил ладони на колени. И вдруг так возьми и засмейся. Тихо, шепотом, чтобы не услышали.
Вот оно как… Наследство им нужно. А он-то думал, дочки искренне его любят, ходят к нему, потому что заботятся. И пусть они не очень ласковые, зато свои, родные. «Батяне осталось немного…»
А он-то собирался еще жить и жить.
***
Утром Иван Степанович встал, зарядку сделал, хотя колено поскрипывало. Чаю попил.
Жил он один в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Без лифта, но ничего, так даже лучше, можно в форме себя держать. Жена Галина покойная двадцать лет как отмучилась. Дочек растил сам, после работы — школа, институты, уроки. По выходным — сад-огород.
И вот он на пенсии восьмой год, причем пенсия нормальная, фрезеровщиком был, стаж большой. Дочка Лариса навещает раз в месяц, Елена — когда деньги нужны.
— Ничего, — думал, — не маленькие уже, свои дела у дочерей есть. Спасибо, что не забывают.
Но теперь на сердце было неспокойно. Из головы не шел вчерашний подслушанный разговор.
Ночью Иван Степанович ворочался, как на раскаленной сковородке. А утром посмотрел в зеркало и не узнал себя: старый, седой, морщинистый, плечи сгорбились. Может, и правда дочкам виднее? Может, ему недолго осталось?
Позвонил Ларисе.
— Дочь, ты как?
— Папа! — удивилась. — Что-то случилось?
— Да нет… Просто так позвонил.
— Ясно. Ну ладно, я на работе, не могу болтать. Созвонимся позже.
Лариса бросила трубку, тогда Иван Степанович набрал номер Елены.
— Ленка, здорова?
— Пап, прям сейчас некогда говорить. Катька истерику закатила, в школу не хочет. Потом перезвоню.
И тоже отключилась.
Иван Степанович поставил телефон на тумбочку. На него накатило ощущение собственной ненужности, жизнь кипела, а он был… зрителем. Будто стоял за стеклом. Живые там, за окном, а он — уже нет. «Осталось немного…»
И вот тогда обида пришла. Не сразу, подкралась незаметно. Сначала легкой печалью прошла по сердцу, потом жгучей болью ударила под ребра. Неужели дочери уже вычеркнули его из списка живых?
Первый раз за много лет захотелось плакать, но слез не было, высохли, видать. День прошел как в тумане. Он не съел сваренный суп, только хлеба поклевал. К вечеру голова разболелась, пришлось выпить таблетку и лечь.
А утром Иван Степанович проснулся с твердым решением: посмотрим еще, кто от кого зависит, кто кого переживет.
***
Через неделю Лариса явилась с привычной сумкой продуктов.
— Папа, я тебе картошечки принесла, морковочки…
Иван Степанович понаблюдал, как она выкладывает продукты: мелкий, мятый картофель, корявая морковь, уже подсыхающий хлеб.
— Пап, мы тут про расширение жилплощади подумали, — начала вдруг Лариса.
— А ты куда ж денешься? — притворно удивился Иван Степанович.
— А я к тебе бы прописалась… Временно…
— Хочешь закрепиться у меня, пока сестра не успела? — подумал Иван Степанович.
А вслух сказал:
— Нет, Лариса, извини. Вот не станет меня, и делайте с квартирой моей что хотите. А пока – нет.
Лариса рассердилась, но виду не подала, попыталась уговорить отца. Иван Степанович твердо стоял на своем, и ушла дочка злая, недовольная.
***
На следующей неделе позвонила Елена.
— Пап, а что правда, что после развода дети имеют право на долю в родительском жилье?
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ну, я же развелась… А нам с Катькой на съемном жилье тесно, вот и ищу варианты, как нам с дочкой поудобнее устроиться.
— А… — протянул Иван Степанович. — Может, спросить у юриста?
— Да нет, я так… — заторопилась Елена. — Тебе, кстати, лекарства нужны? Я б съездила…
— А на что съездила бы? Деньги есть?
— Ну… у меня как раз туговато… А ты не мог бы дать в долг? Катьке на секцию заодно дать…
— А отдашь когда?
— Да я… через месяц…
— Подумаю. Мне тоже на лекарства нужно.
Елена недовольно буркнула и отключилась. Иван Степанович довольно улыбнулся, так-то, отец хоть и старый, а ездить на себе не даст.
Только в голове мелькнула мысль: «А кому же я оставлю свое имущество? Обидно вот так всю жизнь копить, квартиру нажить и не иметь рядом надежного человека, чтобы все ему оставить…»
***
Через две недели позвонил в дверь незнакомый человек.
— Иван Степанович? Я Алексей, племянник ваш, — улыбнулся он.
— Какой племянник? – подозрительно спросил Иван Степанович.
— Я Нины Степановны сын. Моя мама — ваша сестра была…
Иван Степанович присмотрелся. И правда, парнишка похож на Ниночку. Те же карие глаза, тот же нос с горбинкой.
— Входи, входи, — разрешил он. — Давно я Нину не видел… С тех пор как она с мужем на север уехала, общение прекратилось. Ну как она, Ниночка?
— Она месяц назад скончалась, — грустно сообщил Алексей.
— Господи… — Иван Степанович покачал головой. — Прости, не знал даже…
Алексей прошел в прихожую, разделся.
— Я обещал ей зайти к вам. Теперь вы у меня из родни единственный остались.
Алексей осмотрелся.
— А у вас розетка в коридоре не работает, — заметил он. — Давайте сейчас посмотрю?
— Да что ты, зачем…
— Да не вопрос. У меня отвертка с собой.
И правда полез чинить. Ловко так, умело.
— Чем занимаешься-то?
— СТО свое. Небольшое, но раскручивается.
Починил розетку, потом глазок в двери подкрутил, смеситель подтянул.
— Ну, теперь прошу к столу, — произнес Иван Степанович, которому пришлась по вкусу ловкость племянника. — Такого помощника как не уважить…
Алексей засиделся до ночи, рассказывая про маму, про свою жизнь. Ушел, пообещав заскочить на следующей неделе и посмотреть, что еще надо подлатать.
Он стал приходить каждую неделю. Чинил что-то, иногда продукты приносил, рассказывал про жену и сыновей, которые пока гостили у тестя, с интересом выслушивал рассказы дядюшки.
Иван Степанович к нему привязался быстро. Будто комок теплый в груди появился. И стал сравнивать, дочери только звонят, прощупывают почву, про завещание намекают. А Алексей рядом почти все время, помогает, и все без корысти.
— Может, это и есть настоящая забота, — подумал Иван Степанович. — Просто быть рядом, когда нужно.
***
Так получилось, что на день рождения Ивана Степановича (ему исполнилось семьдесят три) собралась, не сговариваясь, вся семья, и дочки (одна с мужем, вторая с дочкой), и племянник. Все были с дарами. Лариса торт купила, Елена цветы принесла, внучка Катька стих выучила, Алексей набор инструментов притащил.
— Тебе пригодится, дядя Вань, — сказал он. — У тебя же молоток еще с царских времен.
Иван Степанович заметил, как дочери обменялись недоуменными взглядами, мол, кто это такой?
— Скоро узнаете, — подумал он.
Когда сели за стол, он поднял рюмку:
— Хочу сказать тост за самого близкого мне человека…
Лариса улыбнулась, выпрямилась. Елена кокетливо наклонила голову. А Иван Степанович посмотрел прямо на Алексея:
— За Лешеньку, племянника моего!
Лицо Ларисы вытянулось, как после неудачной подтяжки. Елена поперхнулась. Алексей же смущенно улыбнулся:
— Ну что вы, дядь Ваня…
— За племянника, который стал мне сыном, — повторил именинник и опрокинул рюмку.
Застолье не сложилось после такого. Дочери собрались быстро, уязвленные.
— Папа, нам с мужем еще в магазин надо…
— А мне с Катькой уроки делать…
Алексей остался помогать разбирать стол.
— Дядь Вань, зря ты так. Они же твои дочери все-таки, — мягко высказал он дяде.
— Мои уже давно не мои, Леш. Знал бы ты, какие слова они про меня говорят за спиной, какие планы строят… Спасибо, что хоть ты не такой.
И тут впервые за много лет смог улыбнуться по-настоящему. Не вымученно, а от души. Алексей обнял крепко Ивана Степановича за плечи.
— Дядя Вань, ты не переживай. Не стану спрашивать, что у вас там творится. Но знай, я буду рядом. Правда.
И Иван Степанович поверил. Может, впервые за долгие годы кому-то поверил.
***
Через месяц Иван Степанович вызвал нотариуса на дом.
— Все имущество завещаю племяннику своему, Мишину Алексею Сергеевичу, — продиктовал четко.
Нотариус оформила документы, поставила печать, копии сделала.
— Завещание зарегистрировано. Теперь оно имеет юридическую силу.
Иван Степанович расплатился, проводил нотариуса и тут же позвонил дочерям.
— Девочки, приезжайте, поговорить надо.
Приехали через час вместе, притихшие и нервные. Расселись молча вокруг стола, Иван Степанович налил всем чаю, придвинул сахарницу.
— Хочу вам сообщить, — начал он. — Завещание я оформил.
Обе дочери замерли, чашки на весу повисли.
— Все оставил племяннику Алексею, — закончил Иван Степанович.
Лариса поставила чашку, но не попала точно в блюдце, так что громыхнуло на всю кухню.
— Ты… что сказал?
— Все имущество Леше оставляю, – повторил Иван Степанович.
— Но почему? — прошептала Елена.
— Потому что слышал я ваш разговор про то, что «бате осталось немного». Про то, кто чего получит.
Лариса покраснела, потом побледнела:
— Так мы же просто… обсуждали…
— Знаю, что обсуждали. Я жив и бодр, а вы уже мою квартиру делите.
Елена заплакала:
— Пап, ну как же так! Мы же твои дочери!
— А Алексей мой племянник. За эти месяцы он больше для меня сделал, чем вы за десять лет.
— Но он же неродной! — взвыла Лариса.
— Зато не жадный. Ни разу про наследство не заикнулся. Приходит, помогает без корысти.
Елена размазывала тушь по щекам:
— А я? А Катька?
— Про внучку помню, Елена. Может, и ее в завещании упомяну. Посмотрю, как себя вести будете.
Лариса встала резко, опрокинула стул.
— Да пропади все пропадом! — и выбежала, хлопнув дверью.
Елена всхлипнула и потянулась за сестрой:
— Обидел ты нас, пап…
Иван Степанович остался один. Он допил остывший чай, вымыл посуду. И странное дело, но на душе почему-то стало легко. Как будто груз какой-то свалил с плеч.
— Да… Племянник, конечно, неродной. Но ведь и родные не всегда родные, — подумал он.
***
Через неделю Елена позвонила:
— Пап, отмени завещание. Мы же дочери твои…
— Не отменю. Я решение принял, и оно твердо, — ответил Иван Степанович.
Дочка бросила трубку, и больше звонков не было.
Зато Алексей приходил каждые выходные, познакомил Ивана Степановича со своей семьей. Дети его дядюшке понравились, ласковые, не то что внучка Катя.
— Дедушка Ваня, а давайте я тебе дом нарисую? — старший мальчик взял карандаши.
— Рисуй, милок. И меня в нем, — сказал Иван Степанович.
— А жизнь-то продолжается, — подумал он. — И хорошо, что рядом люди, которым я нужен.
