Не чужие люди

Желтые окна смотрели на Юлю недружелюбно. Пахло сыростью и почему-то супом, как в интернате. Ноги мерзли в старых кроссовках. Юля шла домой от остановки и в такт шагам думала: «Так нельзя, так нельзя, так больше нельзя».

Юля давно обещала брату, что заберет его из детского дома. Мама умерла, когда ей было шестнадцать, а брату два года, и оба они попали в детский дом. В графе отец у Вадика стоял прочерк, со стороны мамы была только троюродная сестра на Дальнем Востоке, которая отказалась брать их под опеку. Юля не обижалась. Она понимала, что чужие дети никому не нужны, раз уж даже родной отец ее бросил.

Отца она представляла смутно. Он был высоким, с густыми черными волосами и громким голосом. Юля помнила, как он учил ее ездить на трехколесном велосипеде, а больше и ничего. После смерти мамы ему сообщили, но он Юлю тоже не забрал. Она бы и не согласилась: лучше в интернате, чем быть нежеланным гостем в чужой семье. Она знала, что у отца был третий брак, у третьей жены двое детей, которых тот воспитывал как своих. Был у него еще и старший сын от первого брака, с которым он вроде тоже не общался. По крайней мере, так мама говорила.

-Когда ты меня заберешь? – спрашивал Вадик.

Он был сильно похож на маму: те же голубые круглые глаза, тот же непослушный вихор на макушки, та же ямочка на подбородке. И он был таким же добрым, какой была мама. Юле ее очень не хватало.

-Совсем скоро, малыш, – отвечала она.

Это была неправда. Ей не давали брата под опеку. Квартиру она потеряла: подписала какие-то бумаги, потом пришли мужчины в спортивных костюмах и сказали, что у нее есть час, чтобы собрать вещи. Ей было всего восемнадцать, что она могла тогда понимать.

Отучилась на повара и устроилась на работу. Сначала просто в столовую, потом ей повезло, и получилось повысить квалификацию, после чего взяли кондитером в ресторан. На самом деле, она не то что показала сильно высокий уровень, просто понравилась управляющему, он ей открыто об этом сказал. И преследовал ее постоянно, но Юля умудрялась всякий раз его избегать.

Жила она скромно: снимала крошечную комнатушку, на одежду и косметику, как ее приятельницы из училища, деньги не тратила, хотя от обычного мыла на щеках появилась какая-то странная сыпь, и вкупе с ее косым глазом это выглядело более, чем нелепо. Но Юле нужно было снять нормальную квартиру и иметь на счету достаточную сумму для того, чтобы ей отдали брата, успеет она еще на себя деньги тратить. Правда, пока достижение этих целей казалось почти невозможным. Она брала дополнительные смены, но от этого начинало болеть все тело, тряслись руки, так что работать было невозможно. Юля подозревала, что это ненормально, но идти к врачу она боялась: вдруг ей потом запретят взять под опеку брата?

-Говорят, тебе деньги нужны? – спросил управляющий, подкараулив ее в очередной раз после работы.

-А кому они не нужны?

Когда Юля попала в интернат, она сначала была робкой, не умела за себя постоять, но быстро научилась, иначе было не выжить: домашних девочек там не очень любили, а за косоглазие ее и в школе дразнили. Так что теперь она умела отвечать дерзко и с насмешкой. Управляющему это понравилось.

-Это правильно. Могу помочь, если что.

-В помощниках не нуждаюсь, – ответила Юля.

-Ну, это ты зря. Я ведь со всей душой. И, кстати, могу адвоката посоветовать.

-Мне адвокат не нужен, – отрезала Юля. – Я уже все знаю, что для опеки нужно.

-Для опеки? А я не про опеку. Брат твой приходил, узнавал, какая у тебя зарплата. Адрес твой у меня спрашивал. Но я, заметь, не сказал.

Маска безразличия тут же слетела с Юли.

-Брат? – удивилась она. – Какой брат?

-А у тебя их что, много?

-Два.

-Ну, второй-то мелкий, как я понимаю. Он бы сюда не пришел.

Во рту стало горько. Ей бы спросить, что нужно было брату, но говорить с управляющим не хотелось, и так его глаза уже обшарили ее несколько раз.

-Извините, мне нужно на троллейбус.

По дороге домой Юля смотрела в темное окно и пыталась понять, что это все значит. Но не понимала. Они с Семеном (так звали старшего брата) ни разу не виделись и не разговаривали. Брат был на двенадцать лет старше, и когда отец женился на маме, он уже был в разводе, так что делить им было нечего.

Долго Юле гадать не пришлось: через несколько дней пришла повестка в суд — отец подал на алименты на брата, а тот и Юлю приплел, чтобы одному не отдуваться. Поверить в это было сложно, но на бумаге все было изложено, Юля несколько раз перечитала.

В законах и судах она ничего не понимала, обратиться ей было не к кому: все знакомые в основном были из той же отрасли, что и она, а юрист, который ей советы по поводу Вадика давал, был из социального центра, вряд ли он тут мог помочь. И как Юля не убеждала себя, что не нужно этого делать, пришлось.

-Евгений Игоревич, – сказала она, впервые сама подкараулив управляющего. – Вы говорили, что у вас есть знакомый адвокат?

-Надумала? – широко улыбнулся он.

-Надумала.

-Ну и отлично. Завтра позову его на ужин. Ты же выходная? Заеду за тобой в шесть.

Спорить было бесполезно, она же сама подошла. И говорить, что у нее нет ни платья, ни туфель, толку нет – остается надеяться, что это будет попроще заведение, чем то, где они работали.

Надеялась она напрасно: уже по виду Евгения Игоревича было понятно, что поедут в дорогой ресторан. Юля думала, что он даст ей понять, что ее джинсы и футболка неуместны, но он промолчал. Вел себя так, будто они старые приятели, но руки не распускал, хотя пялился весьма недвусмысленно.

За ужином Юля выбрала самое дешевое блюдо, за которое собиралась заплатить сама, хотя и было жалко этих денег. Но Евгений Игоревич заказал для нее горячее и салат, пришлось есть. Правда, когда Юля услышала, какую сумму за свои услуги просил адвокат, заказанный салат ей в горло не полез.

-Извините, – сказала она. – Таких денег у меня нет.

Домой она хотела поехать сама, но Евгений Игоревич настоял, что отвезет. Остановившись перед домом Юли, он заглушил мотор и положил руку ей на колено.

-Я дам тебе эти деньги, – сказал он.

Юля сбросила его руку, открыла дверцу машины.

-Ничего не нужно, – сказала она. – Алименты мне обойдутся дешевле.

Брат на суде не смотрел на Юлю. Отец, напротив: уставился на нее словно сыч. Он был почти такой, как она помнила: высокий, с густыми волосами, только теперь седыми. Оказалось, что у отца инвалидность, что-то с почками, поэтому он и подал на алименты. Брат распинался и говорил, что отец его бросил и сам алименты платил через раз. Внешне он был очень похож на отца, но вели они себя по-разному. Юля же просто сказала, что ей нужно взять под опеку брата, а для этого снять квартиру, и поэтому платить алименты она не может. Почему-то ей стало стыдно, хотя отец никогда не помогал им с мамой, но ей казалось, что судья осуждает их с братом, что они, два здоровых молодых человека, не хотят помочь больному отцу.

Алименты назначили обоим. Брат кричал и говорил, что это несправедливо, хотя по его ботинкам и часам не было видно, что он бедствует. Вот у Юли часов не было, а кроссовки были подклеены уже на раз пять. Она видела, как отец пытается пройти к ней сквозь толпу, но специально ушла из зала суда как можно быстрее, не хотела с ним говорить. Похоже, он не притворялся, так как двигался медленно и с трудом.

-Когда ты меня заберешь? – снова спрашивал Вадик.

-Совсем скоро, – отвечала Юля, и сердце сжималось: правильно брат сказал, это несправедливо.

-Ты всегда так говоришь, – обиделся Вадик. – Паша думает, что ты врешь.

Паша был единственным другом Вадика, но Юле он не очень нравился: подленький мальчишка, хотя, может, просто несчастный.

-Я не вру. Ты знаешь, что нужна квартира и деньги.

-У нас же есть квартира.

-Я тебе говорила: ее у меня забрали.

-Так разве бывает?

-Бывает.

Больше он говорить не хотел, обижался. И Юля не знала, как его успокоить.

От стресса и взятых дополнительных смен ей стало хуже: все чаще были приступы, а лицо от сыпи было таким красным, что на работе потребовали справку от дерматолога. Юля дерматологу ничего не сказала, соврала, что кожа у нее с детства такая, от мыла сохнет, а на специальные средства денег у нее нет. Ей поверили.

Она перевела отцу алименты уже шесть раз, когда случайно встретила его в супермаркете, куда ездила в начале месяца после зарплаты, закупалась дешевыми продуктами. Магазин был далеко, и ездить туда часто было сложно, зато выгодно, поэтому приходилось нагружать две спортивные сумки и толкаться с ними в троллейбусе.

Отца Юля не заметила, но он ее усмотрел, и сам подошел, да так, что она не успела среагировать.

-Юля, здравствуй.

Он оказался ниже, чем она помнила. Глаза у него слезились, руки тряслись. Выглядел даже хуже, чем тогда в зале суда.

-Как ты, дочка?

-Я не хочу с вами говорить, – отрезала Юля. – Пропустите.

-Что у тебя за сыпь на лице?

-Да вам какая разница! – не выдержала Юля. – Оставьте меня в покое!

Она в буквальном смысле слова оттолкнула отца, чтобы пройти, с трудом сдерживая гнев. Это они во всем виноваты: отец, брат.

-Погоди, Юля! У тебя что, тоже волчанка?

Это странное слово впечаталось ей в мозг и всю дорогу стучало в висках. Дома она набрала его в поисковике и долго читала похожие друг на друга страницы.

Тоже.

По крайней мере, она теперь знает, что с этим делать. Тут денег не стоило жалеть: она записалась к платному врачу, чтобы в карточке не значилось ничего плохого, сдала нужные анализы. Точно сказать было нельзя, но Юля призналась, что у отца вроде такая болезнь, и ей назначили лечение. Оно помогало, и это вселяло надежду.

-Похоже, у вас не самый сложный случай, – сказала врач. – Но нужно строго следовать рекомендациями, вы понимаете?

Юля понимала и делала все. Не ради себя, ради брата.

Телефон она взяла на автомате: спешила на работу, опоздала, из-за того, что пропустила троллейбус.

-Да?

-Это Семен. Привет. Ты знаешь про отца?

Слушать старшего брата ей не хотелось. И про отца знать тоже. Поэтому она ничего не сказала.

-Его больше нет, – ответил Семен. – Похороны в пятницу.

Она не поехала на похороны. И не брала трубку с незнакомых номеров: ничего Юля не хотела знать об этих людях.

Семен пришел к ней на работу. Ждал у черного входа, видимо, Евгений Игоревич подсказал.

-Ты прости, что я тебя во всё это впутал, – попросил он. – Я думал, это доказательством судье будет, чтобы отказать ему. Он ведь обоих нас бросил. И тех детей, которые не его, тоже. Но на них он подать не мог, а на нас мог. Он у тебя тоже почку просил?

-Почку? – подала, наконец, голос Юля.

-Ну да. У него из-за болезни почки отказали.

Этого Юля не знала.

-Не просил.

-А у меня просил. Я отказал ему. А с чего вдруг? Бросил нас, с днем рождения два раза всего поздравил! А я же мелкий был, не понимал ничего. Ждал его, думал, папа просто занят, на работе, не может он забыть про день рождения сына… Ненавижу его. Ненавидел. Теперь даже зауважал: не стал волынку тянуть. Наверное, плохо так думать. Но врать я не хочу.

Юля молчала. Она не понимала, чего брат от нее хочет. Семен словно понял немой Юлин вопрос и сказал:

-Он квартиру оставил. Скоро можно будет вступить в наследство. Я вот что подумал: ты говорила, что мелкого хочешь усыновить? Это правильно, молодец. Мне его квартира не сдалась, я сам на квартиру заработал. А эту забирай себе. Пусть мальчонку тебе отдадут, так правильно будет.

Смысл сказанных слов не сразу дошел до Юли. Она смотрела на брата и молчала, не смея поверить в то, что все складывается так хорошо.

-Спасибо, – сказала она почти шепотом.

-Да ладно. Не чужие люди.

Он постоял, так и не вынув руки из карманов. Юля не знала, что ему сказать.

-Давай телефонами, что ли, обменяемся. Созвонимся. И если чего надо – не стесняйся.

Юля кивнула.

-Тебя проводить?

-Не. Я на троллейбус.

Темные улицы впервые за долгое время смотрели на Юлю дружелюбно. Она шагала и в такт шагам думала: «Его больше нет, его больше нет, его больше нет»

Источник

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: