— Вик, послушай, мне нужно… э-э… немного денег, — Антон остановился посреди гостиной, сжимая и разжимая кулаки. Слова давались ему с трудом, словно он тащил на себе неподъемный груз. Он чувствовал себя униженным от одной только необходимости просить, особенно у неё.
Виктория, не отрываясь от экрана своего новенького смартфона, лишь неопределенно хмыкнула. Она сидела, изящно закинув ногу на ногу, в кресле у торшера, и её только что сделанный маникюр – идеально ровные ногти цвета спелой вишни – ярко выделялся на фоне светлой обивки. Рядом, на маленьком кофейном столике, лежала полупустая коробка из-под дорогих конфет и глянцевый журнал, раскрытый на странице с рекламой очередного люксового курорта. Воздух в комнате был пропитан тонким, едва уловимым ароматом её новых духов – что-то цветочно-восточное, навязчивое и дорогое.
Антон перевел взгляд на её ноги, обутые в остроносые туфли на высоченной шпильке, которые он видел впервые. Наверное, очередная «необходимая» покупка. Он тяжело вздохнул, пытаясь собрать мысли в кучу. Последние месяцы выдались особенно паршивыми. Мелкий бизнес, который еще год назад казался вполне перспективным, трещал по швам. Заказы падали, поставщики подводили, а старые клиенты уходили к конкурентам, предлагавшим более низкие цены. Он крутился как белка в колесе, пытаясь удержать дело на плаву, спал по четыре-пять часов, питался на ходу, но просвета пока не видел. А тут еще этот проклятый кредит.
— Вик, ты слышишь? — повторил он, стараясь, чтобы голос не звучал слишком жалобно. — Мне нужно пятнадцать тысяч. До завтрашнего вечера. Платеж по кредиту горит.
Только тогда она оторвала взгляд от телефона, лениво посмотрев на мужа. На её лице не отразилось ни тени беспокойства или сочувствия. Скорее, легкое раздражение от того, что её отвлекли от чего-то действительно важного – например, от лайков под её последним селфи.
— Пятнадцать тысяч? А у тебя что, своих нет? — она изогнула безупречно выщипанную бровь. — Ты же вроде бизнесмен.
От её тона у Антона что-то неприятно сжалось внутри.
— Вика, ты же знаешь, какая сейчас ситуация, — он провел рукой по взъерошенным волосам. Темные круги под глазами делали его лицо осунувшимся и старше своих лет. — С бизнесом… не очень. Я выгреб все, что мог. Эти пятнадцать тысяч – это просто закрыть дыру, чтобы просрочки не было.
Виктория фыркнула, откладывая телефон. Встала, прошлась по комнате, любуясь своим отражением в большом зеркале, поправила шелковую блузку, которая, как и туфли, была явно из последней коллекции.
— Ну, это как бы твои проблемы, нет? Ты же у нас глава семьи, добытчик. Вот и добывай. Моя зарплата, как ты помнишь, уходит на мои личные нужды.
Антон почувствовал, как к горлу подкатывает комок злости. Он старался говорить спокойно, но получалось плохо.
— Вика, это кредит, который я брал год назад… на твою поездку на Мальдивы. Помнишь? Туда, куда я сам не смог поехать, потому что не мог отлучиться с работы, а ты очень хотела «сказочный отдых на райских островах». Я тогда думал, что быстро расплачусь, но…
Она обернулась, и на её губах заиграла снисходительная усмешка.
— О, так ты теперь мне этим попрекать будешь? Подарком? Очень по-мужски, ничего не скажешь.
— Я не попрекаю! — почти выкрикнул Антон, но тут же осекся, понизив голос. — Я просто напоминаю, для чего эти деньги брались. И сейчас мне действительно нужна помощь. Всего пятнадцать тысяч. У тебя же есть, я знаю. Ты вчера вернулась из торгового центра с кучей пакетов.
Виктория подошла к нему почти вплотную. От неё пахло дорогими духами и холодной уверенностью в собственной правоте. Она посмотрела ему прямо в глаза, и её взгляд был таким же твердым и безразличным, как блеск её новых туфель.
— Не моя проблема, что тебе нечем платить за кредиты! Я не заставляла тебя их брать! Ты сам проявил инициативу, чтобы оплатить мне отпуск!
— Подожди, ты…
— Это был твой широкий жест, твое желание меня порадовать. Так что будь добр, разбирайся с последствиями сам. А у меня на эти деньги другие планы. Новая сумочка сама себя не купит. — отчеканила она каждое слово, и эта фраза прозвучала как приговор.
Она развернулась и снова взяла в руки телефон, давая понять, что разговор окончен. Антон остался стоять посреди комнаты, ощущая, как кровь стучит в висках. Его буквально трясло от смеси ярости, обиды и какого-то бессильного отчаяния. Слова жены, произнесенные с таким ледяным спокойствием, резанули его по самому больному. Он смотрел на её расслабленную позу, на дорогие вещи, на полное отсутствие какого-либо участия, и понимал, что это уже не просто недоразумение или временные трудности. Это была пропасть, разверзшаяся между ними. И в эту пропасть сейчас летела вся его жизнь.
— Вик, да как ты можешь так говорить? — голос Антона дрогнул, но не от слабости, а от подступающей волны гнева, которую он с трудом сдерживал. — Мы же семья! Или ты забыла? Этот кредит – он общий, по сути. Да, я его оформлял, но он пошел на то, чтобы ты отдохнула, набралась сил. Я думал, мы вместе…
Виктория издала короткий, сухой смешок, даже не подняв головы от телефона. Казалось, она листала ленту соцсетей или выбирала очередной наряд в онлайн-магазине, и проблемы мужа были для неё не более значимы, чем назойливая муха.
— Семья? Не смеши меня, Антон. Семья – это когда оба вкладываются. А ты сейчас что можешь вложить, кроме своих долгов и кислого выражения лица? Я работаю, я зарабатываю. И имею полное право тратить свои деньги так, как считаю нужным. На себя, любимую. Потому что, в отличие от некоторых, я ценю комфорт и красивые вещи. А не ною о проблемах.
Она наконец оторвалась от экрана и обвела комнату хозяйским взглядом, задержавшись на своем отражении.
— Кстати, завтра иду на новую процедуру для волос, кератиновое выпрямление, знаешь? Очень модно сейчас. И недешево, между прочим. Так что твои пятнадцать тысяч мне бы все равно не помогли, даже если бы я вдруг решила заняться благотворительностью. А потом встречаюсь с девочками в новом ресторане, там такая винная карта…
Её беззаботная болтовня, демонстративное перечисление трат на фоне его отчаянного положения – все это било по Антону сильнее пощечины. Он смотрел на неё – ухоженную, холеную, одетую с иголочки, пахнущую дорогими духами – и видел перед собой абсолютно чужого человека. Ледяную, эгоистичную куклу, которой не было никакого дела до него, до их совместной жизни, до проблем, которые поставили его на грань. Год назад, отправляя её на Мальдивы, он думал, что делает счастливой любимую женщину. Он представлял, как она будет радоваться, как вернется отдохнувшая и полная впечатлений. Он влез в этот чертов кредит, будучи уверенным, что легко его погасит, что это просто временное неудобство ради её улыбки. А теперь эта улыбка была обращена не к нему, а к отражению в зеркале и экрану телефона. И цена этой улыбки оказалась непомерно высокой.
— Значит, так, да? — проговорил он глухо, чувствуя, как внутри все закипает. — Значит, твои процедуры и рестораны важнее, чем то, что у нас могут быть серьезные проблемы из-за этого долга? Важнее, чем я?
— Ой, перестань драматизировать, — отмахнулась Виктория. — Какие еще «серьезные проблемы»? Ну, позвонят пару раз из банка, ну, начислят пеню. Не смертельно. Разберешься как-нибудь. Ты же мужчина. Всегда же разбирался.
«Разбирался». Это слово ударило наотмашь. Да, он всегда разбирался. Тащил на себе всё – и её капризы, и её нежелание вникать в финансовые дела, и её уверенность, что деньги берутся из воздуха. Он пахал, чтобы она могла жить красиво, не отказывая себе ни в чем. А теперь, когда ему действительно нужна была поддержка, хотя бы минимальная, он услышал лишь холодное «разбирайся сам».
Его взгляд метнулся по комнате. Новые туфли. Дорогая блузка. Телефон последней модели. Сумка из натуральной кожи, небрежно брошенная на пуфик – наверняка тоже стоила как половина его месячного платежа по кредиту. Где-то же у неё должны быть деньги. Она всегда хвасталась, что умеет откладывать «на черный день» или «на внезапную хотелку». Наверняка у неё есть своя заначка, спрятанная где-нибудь подальше от его глаз. Мысль была неприятной, даже гадкой, но она прочно засела в голове. Если она не хочет помочь по-хорошему…
Он перевел взгляд на массивный комод из темного дерева, где Виктория хранила свое белье, украшения и всякие женские мелочи. Она всегда запирала верхний ящик на маленький ключик, который носила в косметичке. Но остальные ящики… Вдруг там? Или в её сумке?
Сердце заколотилось быстрее. Он чувствовал себя вором в собственном доме, но отчаяние и злость заглушали голос разума. Он должен найти эти деньги. Он не позволит этому кредиту, взятому ради её удовольствия, разрушить остатки его бизнеса и его жизни, пока она порхает по салонам и ресторанам. Он сделал шаг к комоду. Потом еще один. Виктория, увлеченная телефоном, казалось, не замечала его движений. Рука сама потянулась к ручке верхнего, незапертого ящика…
— Ты что там делаешь?! Руки убрал! — голос Виктории ударил как хлыст. Она вскочила с кресла так резко, что телефон со стуком упал на ковер. Её лицо, еще мгновение назад выражавшее лишь скуку и самодовольство, исказилось от ярости. Глаза метали молнии.
Антон отдернул руку от ящика комода, словно обжегшись. Он успел лишь слегка приоткрыть его, увидев аккуратно сложенные стопки шелкового белья и какие-то коробочки. Поймали. Чувство стыда на мгновение обожгло его, но тут же сменилось ответной волной гнева, подогретого её тоном.
— Я ищу деньги, которые ты зажала! — выплюнул он, поворачиваясь к ней. — Деньги, которые нужны, чтобы закрыть долг за твой райский отдых! Раз уж ты сама не понимаешь!
— Ах ты… вор! — взвизгнула Виктория, подлетая к нему. — Ты смеешь рыться в моих вещах?! В моем комоде?! Кто тебе позволил?! Это мои личные вещи, мои деньги!
Она встала между ним и комодом, раскинув руки, словно защищая самое ценное сокровище. Её щеки пылали, ноздри раздувались.
— Я тебе сказала – это твои проблемы! Твой кредит! Какое право ты имеешь трогать мое?! Ты совсем опустился?!
— Опустился?! — Антон сделал шаг вперед, нависая над ней. Разница в росте была значительной, но сейчас это не имело значения. Ярость уравнивала их. — Это я опустился?! А ты, значит, живешь припеваючи, покупаешь себе шмотки и цацки направо и налево, зная, что я тут из последних сил выкручиваюсь, чтобы этот чертов кредит платить?! Кредит, взятый на твою прихоть! Это нормально, по-твоему?!
— Это был подарок! — снова закричала она, её голос стал пронзительным. — Подарок! И я не просила тебя его делать! Сам предложил! Хотел выпендриться, показать, какой ты щедрый! А теперь ноешь, как баба! Да еще и в мои вещи полез! Мерзко!
В этот момент её самообладание, видимо, окончательно иссякло. Она с силой ударила его кулаками в грудь. Удары были не столько сильными, сколько злыми, яростными. Она замахнулась снова, пытаясь вцепиться ему в лицо ногтями.
— Не смей! Не трогай мои вещи!
Инстинктивно, почти не думая, Антон резко оттолкнул её от себя. Не ударил, а именно оттолкнул – ладонями в плечи, чтобы прекратить её атаку и создать дистанцию. Виктория отлетела на шаг назад, споткнулась о край ковра, но удержалась на ногах. На её лице на мгновение промелькнуло удивление, которое тут же сменилось злорадным торжеством.
— Ага! Руку на меня поднял! — закричала она так, чтобы, казалось, слышал весь дом. — Ударил меня! Вот до чего ты докатился! Мало того, что вор, так еще и руки распускаешь!
Антон замер. Он смотрел на неё – на её горящие злобой глаза, на искаженное лицо, на позу оскорбленной невинности – и вдруг с ледяной ясностью понял: это конец. Не просто ссора, не скандал, а именно конец. Она не просто отказалась помочь. Она полезла в драку, а теперь мгновенно вывернула все так, будто он агрессор. Она лгала ему в лицо, манипулировала ситуацией с циничной легкостью. Вся та нежность, любовь, привязанность, которые он когда-то к ней испытывал, испарились в один миг, оставив после себя только выжженную пустыню горечи и презрения.
Он больше не чувствовал ни стыда, ни унижения. Только холодную, расчетливую ярость. Раз она не понимает по-человечески, раз она готова на такую подлость, значит, и он больше не будет играть по правилам. Он вспомнил пин-код от её основной банковской карты – она как-то сама продиктовала его по телефону, когда просила Антона что-то оплатить онлайн, будучи в салоне красоты, и он машинально запомнил цифры.
Не говоря больше ни слова, Антон резко развернулся, залез в её сумочку, в боковой карман, где лежала её карта, взял её. Потом он схватил с вешалки в прихожей свою куртку, сунул ноги в ботинки, даже не завязывая шнурки.
— Куда?! Ты куда собрался?! — кричала ему вслед Виктория, но он уже не слушал. Он выскочил на лестничную площадку, направляясь к ближайшему банкомату. Он снимет эти пятнадцать тысяч. Он заплатит этот чертов взнос. А потом… потом будет видно. Но одно он знал точно: возвращаться в ту жизнь, которая была еще полчаса назад, он уже не сможет. И не захочет. Точка невозврата была пройдена.
Антон вернулся минут через сорок. Холодный вечерний воздух немного остудил его голову, но не погасил ледяную ярость внутри. Деньги он снял. Платеж внес через онлайн-банк прямо у банкомата. Теперь на счету Виктории было на пятнадцать тысяч меньше, а у него – на одну головную боль меньше, по крайней мере, на ближайший месяц. Он не чувствовал ни вины, ни сожаления. Только странную, опустошающую правоту. Он поднялся на свой этаж, ожидая продолжения скандала, готовый к нему, как к неизбежному. Но то, что он увидел на площадке перед дверью их квартиры, превзошло его ожидания.
У двери стояли две его спортивные сумки, набитые вещами так небрежно, что из одной торчал рукав свитера, а из другой – угол полотенца. Рядом притулилась картонная коробка, перемотанная скотчем, из которой выглядывали книги и рамка с их свадебной фотографией – стеклом вниз. Его вещи. Выставленные за дверь, как мусор.
Он молча подошел к двери, проигнорировав кучу своего барахла. Достал ключ, вставил в замок. Ключ не повернулся. Он попробовал еще раз, с большим усилием. Бесполезно. Замок был новым. Она сменила замок. Так быстро.
Изнутри, через толстую входную дверь, донесся её голос – резкий, уверенный, без тени сомнения.
— Можешь не пытаться, слесарь уже ушел. Новый замок. Для воров и тех, кто руки распускает, вход воспрещен.
Антон убрал бесполезный ключ в карман. Он прислонился плечом к дверному косяку, глядя на свои сумки.
— Значит, вот так? Вышвырнула меня из-за денег, которые я потратил на твой же отпуск? Из квартиры, за которую я, между прочим, плачу ипотеку, пока ты покупаешь себе туфли?
— Ты сам виноват! — голос за дверью звенел от праведного гнева. — Ты полез в мои вещи! Ты украл у меня деньги с карты! Ты меня толкнул! Я не собираюсь жить с агрессивным вором под одной крышей! Это моя защита!
— Защита? — Антон криво усмехнулся, хотя за дверью этого никто не мог видеть. — Ты называешь это защитой? А как называется то, что ты делала последние годы? Жила за мой счет, тратила мои деньги, а когда у меня начались проблемы, отказалась помочь даже копейкой, хотя сама шикуешь? Как это называется, Вика? Не воровство, случайно? Только в более изящной форме?
— Я тебе ничего не должна! — отрезала она. — Я женщина, я хочу жить красиво! А ты, как мужчина, должен был это обеспечивать! Не можешь – твои проблемы! Значит, ты просто неудачник! Неудачник и жмот, который теперь попрекает подарком и считает каждую копейку, потраченную на жену!
— Подарком?! Да ты сама меня вынудила его сделать! Ныла месяц про эти Мальдивы! А я, ненормальный, повелся! Думал, порадую… А ты просто использовала меня! Как и всегда! Ты думаешь только о себе, о своих шмотках, о своих развлечениях! Тебе плевать на все, кроме собственного комфорта! Ты – эгоистичная пустышка!
— Зато я не роюсь в чужих комодах и не снимаю тайком деньги с чужих карт! — парировала Виктория. — У меня есть гордость, в отличие от тебя! Проваливай! Забирай свои манатки и убирайся! Можешь катиться к своим дружкам-неудачникам или к мамочке, жаловаться, какая у тебя жена плохая! А я буду жить спокойно, без тебя!
— Да пошла ты! — рявкнул Антон, ударив кулаком по стене рядом с дверью. Штукатурка не осыпалась, но звук получился глухим и злым. — Живи тут одна со своими сумками и туфлями! Посмотрим, надолго ли хватит твоей зарплаты без моей поддержки! Подавись своими Мальдивами!
Он больше не стал ждать ответа. Какой смысл? Все слова были сказаны, все мосты сожжены дотла. Он с ненавистью посмотрел на дверь, за которой скрывалась женщина, ставшая ему абсолютно чужой и отвратительной. Потом перевел взгляд на свои сумки. Подхватил одну, потом вторую, неуклюже прижал к себе коробку. Развернулся и пошел к лестнице, не оглядываясь. За спиной осталась запертая дверь, за которой осталась его прошлая жизнь. Впереди была неизвестность, но одно он знал точно – туда, назад, он не вернется. Никогда. Только подаст на раздел имущества, чтобы Вике уж слишком жизнь мёдом не казалась. Ярость и злость переполняли его, не оставляя места ни для чего другого. Он спустился по лестнице, вышел на улицу, в холодную темноту. И только там позволил себе выдохнуть. Глубоко. Тяжело. Словно выплевывая остатки прошлого…
