Тарелка глухо стукнула о столешницу. В кухне повисла тишина, такая плотная, что, казалось, её можно было потрогать руками.
— И это снова то же самое, — Светлана поморщилась, отодвигая от себя тарелку с дымящимся борщом. Её тонкие пальцы с идеальным маникюром в пастельных тонах нервно постукивали по краю стола. — Мам, ну сколько можно? Третий раз за две недели.
Валентина застыла у плиты, сжимая половник так, что побелели костяшки пальцев. В свои пятьдесят восемь она всё ещё сохраняла статную фигуру, хотя волосы, собранные в тугой пучок, уже давно были полностью седыми. Она не повернулась к дочери, продолжая размеренно помешивать содержимое кастрюли, но каждый, кто хорошо знал Валентину Сергеевну, сразу бы заметил, как напряглись её плечи.
Четырнадцатилетний Миша, внук Валентины и сын Светланы, переводил настороженный взгляд с матери на бабушку. Он знал этот тон матери и эту напряжённую спину бабушки. Назревало.
— Борщ как борщ, — буркнул с другого конца стола Николай Петрович, муж Валентины и дедушка Миши. Его грузное тело удобно расположилось на стуле, который он сам когда-то укрепил дополнительными планками. — Что тебе опять не так, Света?
Светлана раздражённо дёрнула плечом, обтянутым дорогой блузкой. После развода она вынуждена была вернуться в родительский дом с сыном, но продолжала тщательно следить за своим внешним видом, словно каждый день собиралась на собеседование.
— Пап, ты просто привык. Сейчас столько новых рецептов, техник готовки. В интернете миллион идей. А у нас вечно одно и то же — борщ, котлеты, картошка. Как в столовой советского завода, честное слово.
Валентина наконец повернулась, и Миша невольно съёжился, узнав этот взгляд — прямой, пронзительный, с едва сдерживаемой бурей эмоций.
— А что именно тебе хотелось бы? — голос Валентины звучал обманчиво спокойно. — Может, равиоли с трюфельным соусом? Или стейк «Веллингтон»? Ты сама-то хоть раз готовила что-нибудь сложнее яичницы?
— Вот опять начинается, — Светлана закатила глаза. — Я работаю целыми днями, между прочим. На мне весь отдел продаж. Ты вот на пенсии, времени полно…
— А-а-а, — протянула Валентина с таким выражением лица, что даже Николай Петрович перестал жевать и отложил ложку. — То есть, я, получается, бездельница? Сижу тут, в потолок плюю?
— Я этого не говорила, — быстро поправилась Светлана, но было уже поздно.
— А я тебе скажу, что делаю, — Валентина начала загибать пальцы. — Стираю на всех вас, глажу, убираю квартиру, готовлю три раза в день, хожу по магазинам, отвожу и забираю Мишу из секции, проверяю с ним уроки, когда ты задерживаешься. И да, я на пенсии, но это не значит, что я ваша служанка!
— Ой, мам, давай без этих драм, — Светлана демонстративно достала телефон. — Давайте просто закажем что-нибудь нормальное. У меня как раз скидка на доставку.
Это была последняя капля. Валентина с громким стуком поставила половник на стол.
— Знаешь что? — её голос звенел от сдерживаемых эмоций. — Не нравится, как я готовлю? Я никого не держу. Тут вам не ресторан.
Миша напрягся, Николай поперхнулся водой, а Светлана подняла глаза от телефона, явно не ожидав такой реакции от обычно уступчивой в бытовых вопросах матери.
— С завтрашнего дня каждый готовит сам для себя, — продолжила Валентина, и по тону её голоса все поняли, что это не пустая угроза. — Я тридцать пять лет отработала на заводе инженером, всё рассчитывать умею. Составим график пользования кухней. Продукты — отдельно для каждого. Я для себя и для отца готовлю, ты — для себя и Миши.
— Мам, ты что, серьёзно? — недоверчиво протянула Светлана. — Из-за какого-то борща?
— Не из-за борща, — Валентина сняла фартук и аккуратно повесила его на крючок. — А из-за неуважения. Пять лет я кормлю эту семью, и всё, что я слышу — критика. Хватит.
С этими словами она вышла из кухни, оставив троих членов семьи в оглушительной тишине.
Утро следующего дня в квартире Самохиных началось необычно. Валентина, всегда встававшая первой, чтобы приготовить завтрак для всей семьи, действительно приготовила только на двоих — себе и мужу. Николай Петрович сидел за столом с растерянным видом, наблюдая, как жена методично расчерчивает лист бумаги.
— Валь, может, не надо? — неуверенно произнёс он, потирая свою лысеющую голову. — Света вчера перегнула, конечно, но…
— Надо, Коля, ещё как надо, — отрезала Валентина, не поднимая головы. — Вот, смотри: с шести до восьми утра кухня наша, с восьми до девяти — Светина и Мишина. Вечером с пяти до семи — снова наша, с семи до девяти — их. Всё по-честному.
Николай вздохнул, понимая, что спорить бесполезно. Когда Валентина Сергеевна что-то решала, переубедить её могло только землетрясение, да и то не факт.
Звук шагов заставил обоих поднять головы. На пороге кухни стояла заспанная Светлана в шёлковом халате.
— Доброе утро, — она зевнула и направилась к холодильнику.
— А вот и не доброе, — Валентина поднялась и загородила дочери путь. — Ты на часы смотрела? Сейчас семь тридцать. До восьми кухня наша.
Светлана уставилась на мать, словно та заговорила на китайском.
— Мам, ты шутишь? Мне просто кофе нужно.
— Я похожа на человека, который шутит? — Валентина протянула дочери лист бумаги. — Вот график. Я уже повесила копию на холодильник. И да, продукты я разделила. Вот ключ от шкафчика, где теперь хранится ваша доля. Моя — под замком в другом.
Светлана открыла рот, закрыла, снова открыла, но так ничего и не сказала. Потом выхватила ключ из рук матери и, развернувшись на пятках, вылетела из кухни.
— Валь, — снова начал Николай, но жена остановила его жестом.
— Не начинай, Коля. Тридцать лет вместе живём, ты меня знаешь. Я решила.
Через полчаса, когда Валентина и Николай уже закончили завтрак, на кухню вошёл Миша, взъерошенный, в мятой футболке и с телефоном в руке.
— Бабуль, а можно мне хлопьев? — спросил он осторожно.
— Нельзя, зайчик, — неожиданно мягко ответила Валентина, поднимаясь из-за стола. — Бабушка больше не готовит на всех. Спроси у мамы. Её время на кухне начнётся через… — она демонстративно посмотрела на часы, — пятнадцать минут.
Миша непонимающе нахмурился, переводя взгляд с бабушки на дедушку. Николай Петрович только развёл руками и пожал плечами с таким видом, словно говорил: «Прости, парень, я бессилен».
Первая неделя нового режима далась Светлане тяжело. Она никогда особо не увлекалась готовкой, предпочитая рестораны или полуфабрикаты. Но сейчас, после недавнего сокращения премий в её компании, регулярные заказы еды были слишком накладны для её бюджета.
— Так, Мишка, сегодня у нас… — она открыла морозилку и начала перебирать пакеты, — рыбные палочки и замороженная овощная смесь. Нормально?
Миша, сидевший за столом с учебником, только пожал плечами. За последние дни его рацион резко сократился до нескольких повторяющихся блюд, и он явно скучал по бабушкиной еде.
— А где бабушка и дедушка? — спросил он, зная, что в это время обычно они уже дома.
— Пошли к Тамаре Степановне на день рождения, — Светлана выложила рыбные палочки на противень. — Вернутся поздно.
— А нас не позвали?
Светлана замерла, потом медленно закрыла духовку.
— Нет, — ответила она коротко. — Не позвали.
В её голосе прозвучала такая неприкрытая горечь, что Миша решил больше не задавать вопросов. Он вернулся к учебнику, но буквы расплывались перед глазами. Раньше их семья всегда ходила в гости вместе. Что-то важное сломалось в их доме, и он не знал, как это починить.
Николай Петрович всё чаще стал обедать у своего друга Виктора. Не то чтобы ему не нравилось, как готовит Валентина — наоборот, готовила она превосходно. Но атмосфера в доме стала слишком напряжённой.
— Понимаешь, Витя, — говорил он, попивая чай в уютной кухне друга, — они обе упрямые. Валька всю жизнь на работе боролась за уважение, её там поначалу вообще всерьёз не воспринимали — мол, женщина в инженерном деле. А она им всем доказала, что стоит двоих мужиков. Но характер от этого не смягчился.
— А дочка? — спросил Виктор, подкладывая другу печенье.
— А Светка вся в мать, только в другую сторону пошла. Валька всегда простая была, без претензий, а Светка… — он замялся, подбирая слова. — Светка после института в эту свою компанию попала, там все такие… современные. Ей стало стыдно, что родители простые. Муж её такой же был — вечно нос воротил от нашего «совка». А сам, как до развода дошло, оказался пустым местом, ни жене, ни ребёнку копейки не даёт.
Виктор покачал головой.
— И что теперь?
Николай тяжело вздохнул.
— А теперь у нас дома бойкот. Валька Светке демонстративно не готовит, Светка матери демонстративно в глаза не смотрит. Только на Мишке и держимся. Жалко пацана — мечется между ними.
Через две недели после начала «раздельного питания» Светлана столкнулась с первым серьёзным последствием своего нового образа жизни — кризисом финансов. Она сидела поздно вечером на кухне, разложив перед собой счета и выписки с карты, и тихо ругалась сквозь зубы.
Откуда-то из коридора появилась Валентина. Несмотря на поздний час, она была полностью одета, с безупречно уложенными волосами. Светлана иногда задумывалась, видел ли кто-нибудь её мать непричёсанной или в домашнем халате.
— Чего не спишь? — спросила Валентина, останавливаясь в дверях.
Светлана хотела огрызнуться, но вдруг поняла, что слишком устала для ссоры.
— Бюджет пересчитываю. Доставка еды разорит меня.
— А ты готовь, — пожала плечами Валентина, проходя к своему «личному» шкафчику и доставая оттуда пакетик чая.
— Легко сказать, — Светлана потёрла глаза. — Я с работы в восемь возвращаюсь. Какое тут готовить?
— А я с завода в семь приходила, — Валентина поставила чайник. — И ничего, готовила.
— Ну да, примитивный борщ и котлеты, — не удержалась Светлана.
Валентина резко развернулась, и Светлана невольно отпрянула — настолько яростным был взгляд матери.
— Знаешь, что, дочь моя дорогая? — голос Валентины звенел от едва сдерживаемого гнева. — Твой «примитивный борщ и котлеты» почему-то не вызывали у тебя отвращения, когда ты после развода прибежала домой с чемоданом и Мишкой. Тогда всё устраивало. А теперь, значит, выше этого стала?
— Я не это имела в виду, — пробормотала Светлана, но мать уже распалилась.
— Ты, может, забыла, как я тебе помогала, когда ты после роддома вернулась? Как ночами с Мишкой сидела, чтобы ты выспалась? Как на работу вышла на полставки раньше времени, потому что твой бывший денег не давал? Нет, ты, конечно, забыла. Тебе проще быть недовольной.
Светлана открыла рот, чтобы возразить, но осеклась. Что-то в словах матери задело её за живое, и внезапно ей стало стыдно. Она опустила глаза.
— Я помню, мам.
— Вот и хорошо, — Валентина взяла чашку с чаем и направилась к выходу. — И кстати, если тебе так сложно с деньгами — могла бы меню планировать заранее, а не хвататься за полуфабрикаты. На неделю приготовить и заморозить порционно. Это даже ты бы смогла.
С этими словами она вышла, оставив дочь наедине с цифрами в блокноте и новыми мыслями.
К исходу третьей недели «раздельного питания» случилось то, чего все боялись — Миша заболел. У него поднялась температура, начался сильный кашель, и школьная медсестра позвонила Светлане, требуя забрать ребёнка домой.
Светлана получила сообщение прямо перед важной встречей с клиентом. Ей пришлось извиниться и выйти, чем очень недовольна была её начальница Марина Викторовна — женщина с холодным взглядом и привычкой постоянно поправлять безупречную причёску.
— Света, ты понимаешь, что это уже третий раз за месяц, когда ты срываешься с работы? — Марина поджала губы. — У тебя там что, ребёнок один дома живёт? Где родители?
Светлана сжала зубы. Объяснять ситуацию было бессмысленно и унизительно.
— Родители работают, — соврала она. — Я быстро. Отвезу его домой и вернусь.
Но вернуться не удалось. Миша был настолько плох, что Светлане пришлось вызвать врача на дом. Диагноз — пищевое отр.авление — прозвучал как приговор её родительским способностям.
— Что он ел в последние дни? — спросил врач, строгий мужчина в очках.
Светлана мучительно вспоминала.
— Вчера была пицца из доставки… позавчера хот-доги… — она запнулась, видя, как меняется выражение лица врача.
— А овощи, фрукты? Нормальная еда?
— Была… иногда, — Светлана чувствовала, как краснеет.
Когда врач ушёл, оставив рецепт и строгие указания, в комнату Миши зашла Валентина. Она молча посмотрела на внука, затем на дочь, но ничего не сказала. Это молчание было хуже любых упрёков.
Светлана взяла больничный, чтобы ухаживать за сыном. Валентина, вопреки своим принципам, начала готовить лёгкий куриный бульон специально для внука, но продолжала демонстративно игнорировать дочь.
На третий день болезни Миши Светлане позвонила Марина Викторовна.
— Самохина, у нас проблемы, — голос начальницы звучал холодно. — Клиент недоволен, что ты пропала. Он хочет другого менеджера. Это значит, что ты теряешь комиссионные.
Светлана прикрыла глаза. Этот клиент обещал крупный заказ, а значит, хорошие комиссионные, на которые она очень рассчитывала.
— Марина Викторовна, дайте мне два дня. Я всё улажу.
— У тебя день, Самохина. Один. Иначе я отдаю клиента Ковалёву.
Светлана отключила телефон и бессильно опустилась на стул в коридоре. В этот момент из кухни вышла Валентина с подносом, на котором дымилась тарелка с бульоном.
— Проблемы? — спросила она, внимательно глядя на дочь.
— Нет, — автоматически ответила Светлана, но потом вздохнула. — Да. На работе. Клиента могу потерять.
Валентина помолчала, затем кивнула на поднос.
— Отнеси Мише, пока не остыло. Поговорим потом.
И впервые за много дней в её голосе не было холода.
Вечером того же дня, когда Миша наконец заснул, а Николай Петрович ушёл на свою вечернюю прогулку, Валентина постучала в комнату дочери.
— Можно? — она приоткрыла дверь, не дожидаясь ответа.
Светлана сидела на кровати, обложившись бумагами. Она выглядела измождённой — тёмные круги под глазами, бледное лицо, волосы, наспех собранные в небрежный хвост.
— Выглядишь ужасно, — констатировала Валентина, присаживаясь на край кровати.
— Спасибо, мам, — горько усмехнулась Светлана. — Всегда знаешь, как поддержать.
Валентина вздохнула.
— Ладно, к делу. Я могу посидеть с Мишей завтра, если тебе нужно на работу.
Светлана подняла голову, не веря своим ушам.
— Правда?
— Правда, — кивнула Валентина. — Только учти — это не значит, что я сдалась. Просто Мишу жалко.
Светлана хотела ответить колкостью, но сдержалась. Помощь была слишком необходима.
— Спасибо, мам. Это… это очень важно для меня.
Валентина пристально посмотрела на дочь.
— Что у тебя на работе происходит?
Светлана заколебалась, но потом решила, что гордость сейчас неуместна.
— Я могу потерять крупного клиента. А с ним — приличную часть дохода. А у меня и так деньги заканчиваются, — она нервно провела рукой по волосам. — Я даже не знаю, как мы с Мишей дальше…
— Так плохо? — в голосе Валентины впервые за долгое время появилось беспокойство.
— Не то чтобы совсем плохо, — Светлана попыталась улыбнуться, но вышло не очень. — Просто всё навалилось. Сокращение премий, теперь эти расходы на еду выросли, какие-то штрафы за просроченный кредит… И Мишка болеет.
Валентина молчала, разглядывая дочь с нечитаемым выражением лица.
— Знаешь, — наконец сказала она, — твой отец всегда говорил, что ты слишком гордая. Вся в меня. Может, поэтому мы и не ладим — как две кошки на одной территории.
Светлана невольно улыбнулась этому сравнению.
— Возможно.
— Иди спать, — Валентина поднялась. — Завтра с утра поедешь к своему клиенту, а я побуду с Мишей. И, — она помедлила, — может, сварю ему куриный супчик. Только, разумеется, вам с отцом ничего не останется.
В её голосе Светлана услышала нечто, чего не было уже давно — намёк на шутку.
На следующее утро Светлана уже собиралась выходить, когда в коридоре её остановила Валентина.
— Вот, — она протянула дочери контейнер. — Тебе на обед. А то опять какую-нибудь гадость в кафе возьмёшь.
Светлана растерянно взяла контейнер, не зная, что сказать.
— Это не значит, что я сдалась, — повторила Валентина. — Просто не хочу, чтобы ты заболела. С Мишкой одним хлопот полно.
— Спасибо, мам, — тихо сказала Светлана, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
Вечером Светлана вернулась домой воодушевлённая — ей удалось сохранить клиента и даже договориться о возможном расширении сотрудничества. Первым делом она заглянула к Мише и с удивлением обнаружила там не только сына, но и мать. Валентина сидела у кровати внука и… читала ему вслух.
— А потом Гарри поднял палочку и… — Валентина осеклась, заметив дочь. — О, мама вернулась.
Миша, бледный, но уже явно чувствующий себя лучше, улыбнулся.
— Привет, мам! Бабушка мне весь день сказки читала. И суп варила. Самый вкусный!
Светлана переводила взгляд с сына на мать, не зная, что сказать. Её всегда собранная, строгая мать, инженер с тридцатипятилетним стажем, сидела на краю кровати с детской книжкой в руках и выглядела… счастливой?
— Я пойду, — Валентина поднялась, аккуратно закладывая страницу закладкой. — Мишке нужно отдыхать.
Когда она проходила мимо дочери, Светлана тихо произнесла:
— Спасибо, мам. Правда.
Валентина только кивнула и вышла из комнаты.
Ночью Светлане не спалось. Она вышла на кухню выпить воды и с удивлением обнаружила там мать. Валентина сидела у окна с чашкой чая и смотрела в тёмноту за стеклом.
— Не спится? — спросила Светлана, наливая себе воды.
— Годы уже не те, — пожала плечами Валентина. — Старость не радость.
— Ты не старая, — автоматически возразила Светлана, присаживаясь напротив.
— Это ты сейчас так говоришь, — хмыкнула Валентина. — А я помню, как ты в подростковом возрасте кричала, что я «древняя и ничего не понимаю».
Светлана невольно улыбнулась.
— Я была той ещё занозой, да?
— Ещё какой, — кивнула Валентина, но в её голосе не было упрёка. — Но и я не сахар, признаю.
Они помолчали. Впервые за долгое время тишина между ними не была напряжённой.
— Знаешь, — наконец произнесла Светлана, собравшись с духом, — я, наверное, была не права насчёт твоей готовки. Она… хорошая. Просто я привыкла к другому в своей прошлой жизни. С Олегом мы часто ходили по ресторанам, и…
— И теперь тебе кажется, что ты опустилась, вернувшись в родительский дом, — закончила за неё Валентина. — Я понимаю. Поверь, я лучше многих понимаю, что значит чувствовать себя не на своём месте.
Светлана подняла на мать удивлённый взгляд.
— Ты? Когда ты чувствовала себя не на месте?
Валентина усмехнулась и отпила чай.
— А ты думаешь, мне было легко, когда я пришла на завод? Молодая девчонка среди матёрых инженеров. Все смотрели как на диковинку. «Куда ты лезешь, девочка, иди секретаршей работай». — Она передразнила чей-то грубый голос. — А я упрямая была. Ночами чертежи проверяла, расчёты перепроверяла по десять раз. И знаешь, почему?
— Почему? — Светлана подалась вперёд, внезапно осознав, что почти ничего не знает о трудовом прошлом матери.
— Потому что мне нельзя было ошибаться, — Валентина поставила чашку на стол с таким стуком, что Светлана вздрогнула. — Мужику простят, скажут — с кем не бывает. А женщине — никогда. Один промах — и ты навсегда «эта ду.рочка из третьего отдела». Поэтому я всегда всё делала идеально. И дома тоже.
Она замолчала, глядя куда-то сквозь Светлану. Потом моргнула и словно вернулась в настоящее.
— И когда ты начала критиковать мою готовку… — Валентина покачала головой. — Это было как вернуться на тридцать лет назад, в тот кабинет, где мой первый начальник разорвал мой чертёж и сказал, что женщине тут не место.
Светлана почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
— Мам, я не знала… Я никогда не думала…
— Конечно, не думала, — без упрёка ответила Валентина. — Откуда тебе знать? Я никогда не рассказывала. Считала, что это мои проблемы и незачем ими голову забивать.
Они снова замолчали. Светлана смотрела на мать новыми глазами. Эта сильная женщина, которая никогда не жаловалась, никогда не показывала слабости, вдруг предстала перед ней совсем в другом свете.
— А знаешь, что самое забавное? — вдруг спросила Валентина с лёгкой улыбкой. — Я ведь и готовить научилась из упрямства. Моя свекровь, твоя бабушка, постоянно твердила, что современные девушки ничего не умеют, только работать бегают. Вот я и решила доказать, что могу всё — и работать, и дом содержать.
— И у тебя получилось, — тихо сказала Светлана.
— Получилось, — кивнула Валентина. — Только себя загнала так, что иногда вечерами плакала от усталости. Твой отец даже не знал — я в ванной запиралась.
Светлана вдруг поняла, что по её щекам текут слёзы.
— Мам, прости меня. Я… я просто… — она запнулась, не находя слов.
— Ты просто устала, — мягко закончила Валентина. — И тебе страшно. И ты злишься на весь мир, потому что всё пошло не так, как ты планировала. Я понимаю, поверь.
Светлана не выдержала и разрыдалась — впервые за все месяцы после развода. Все сдерживаемые эмоции, весь страх, все сомнения вырвались наружу. Валентина, помедлив, пересела к дочери и неловко обняла её за плечи.
— Ну-ну, тише. Разбудишь всех.
— Я так боюсь, мам, — сквозь слёзы проговорила Светлана. — Боюсь, что не справлюсь, что Миша будет жить хуже, чем мог бы, что я всё испорчу…
— А ты думаешь, я не боялась? — Валентина поглаживала дочь по спине. — Каждый день боялась. Но знаешь, что я поняла со временем?
— Что? — Светлана подняла заплаканное лицо.
— Что не нужно пытаться сделать всё идеально, — Валентина достала из кармана халата платок и протянула дочери. — Нужно просто делать, что можешь, и не корить себя, если не получается быть супергероем.
Утро следующего дня выдалось на удивление солнечным для пасмурного октября. Светлана проснулась раньше обычного и, к своему удивлению, почувствовала необычайную лёгкость. Словно вчерашний ночной разговор снял с её плеч тяжелый груз.
Она заглянула к Мише — тот ещё спал, но уже явно шёл на поправку. Цвет лица стал лучше, дыхание ровнее. Светлана осторожно прикрыла дверь и направилась на кухню.
И застыла на пороге. Валентина уже была там, в своём неизменном фартуке, и что-то помешивала в кастрюле. Запах был такой, что у Светланы немедленно заурчало в животе.
— Доброе утро, — осторожно произнесла она.
Валентина обернулась.
— А, не спится? Садись, я оладьи пеку. Твои любимые, с яблоками.
Светлана медленно опустилась на стул, не зная, как реагировать на это внезапное перемирие.
— А как же… раздельное питание? — спросила она наконец.
Валентина передёрнула плечами.
— Будем считать, что это исключение. В честь выздоровления Миши.
— Спасибо, — просто ответила Светлана и вдруг добавила: — Можно я помогу?
Валентина на мгновение замерла, затем кивнула.
— Можно. Яблоки почисть.
Они работали молча, но это было комфортное молчание — такое, какое бывает между людьми, которым не нужны слова, чтобы понимать друг друга.
Когда появился заспанный Николай Петрович, он так и застыл в дверях, наблюдая эту картину — жена и дочь вместе готовят завтрак.
— Я что-то пропустил? — спросил он, почёсывая лысеющую макушку.
— Ничего особенного, — ответила Валентина. — Просто решили, что хватит уже воевать. Жизнь и так непростая.
Николай мудро решил не развивать тему и просто сел за стол, втайне радуясь переменам.
Прошла неделя. Миша полностью выздоровел и вернулся в школу. Светлана уладила все проблемы с клиентом и даже получила небольшую премию за своевременное разрешение конфликта. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло.
Но кое-что изменилось. Валентина действительно отменила «раздельное питание», но вместо возврата к прежней системе предложила нечто новое.
— Значит так, — сказала она вечером, собрав всю семью на кухне. — У меня есть предложение. Я готовлю основные блюда три дня в неделю. Света — два дня. В выходные готовим вместе — я делюсь опытом, она — новыми идеями. Миша помогает на подхвате, чтобы учился. Как вам такой вариант?
— А я? — шутливо возмутился Николай Петрович.
— А ты моешь посуду, — отрезала Валентина. — И выносишь мусор. Как обычно.
Все рассмеялись, и Светлана вдруг поймала себя на мысли, что не смеялась так искренне уже очень давно.
— Я согласна, — кивнула она. — Только предупреждаю — с готовкой у меня не очень.
— Научишься, — уверенно сказала Валентина. — Не боги горшки обжигают.
Первый совместный ужин получился не идеальным — Светлана пересолила рагу, а Валентина слишком долго запекала овощи. Но никто не сказал ни слова критики. Вместо этого они обсуждали, что можно улучшить в следующий раз, и строили планы на будущие кулинарные эксперименты.
Миша с энтузиазмом включился в процесс, обнаружив неожиданный талант к нарезке овощей «как в ресторане» — тонкими, ровными ломтиками. Даже Николай Петрович, вопреки обыкновению, не ушёл к телевизору, а остался на кухне, рассказывая байки из своей молодости.
После ужина, когда Николай и Миша отправились смотреть футбол, Светлана помогала матери мыть посуду.
— Знаешь, — сказала она, вытирая тарелку, — я тут подумала… Может, попробуем в воскресенье приготовить что-нибудь необычное? Я видела рецепт лазаньи, который даже я осилю.
Валентина хмыкнула.
— Лазанья? Я её ни разу не готовила.
— Вот и научишься, — Светлана улыбнулась, повторяя недавние слова матери. — Не боги горшки обжигают.
Валентина покачала головой, но в её глазах плясали искорки смеха.
— Ладно, дерзкая ты моя. Попробуем твою лазанью. Но учти — если что-то пойдёт не так, вся ответственность на тебе.
— По рукам, — серьёзно кивнула Светлана и вдруг добавила: — Спасибо, мам.
— За что? — удивилась Валентина.
— За то, что не опустила руки. За то, что встряхнула меня. Я… я была не права во многом.
Валентина внимательно посмотрела на дочь, затем вздохнула.
— Я тоже была не права, что сразу полезла в бутылку. Но знаешь, — она понизила голос до заговорщического шёпота, — иногда твой отец бывает мудрее нас обеих. Знаешь, что он мне сказал на днях?
— Что?
— Что вся эта история с разделением кухни была нам нужна. Мне — чтобы вспомнить, что ты уже не ребёнок, которому я могу всё решать. А тебе — чтобы понять, что самостоятельность — это не только свобода, но и ответственность.
Светлана задумалась.
— Пожалуй, он прав. Только не говори ему, что я это признала, — она улыбнулась. — А то ещё зазнается.
В следующее воскресенье семья Самохиных впервые попробовала лазанью. Она получилась не такой красивой, как на фотографии в рецепте, и немного подгорела с одного края, но вкус был отменный.
— Надо же, — удивлённо сказал Николай Петрович, накладывая себе добавку. — А ведь неплохо! Может, и правда пора осваивать новые рецепты.
— Только не увлекайся, — пробурчала Валентина, но без прежней язвительности. — А то мы с тобой на старости лет начнём суши крутить.
— А что, отличная идея! — подхватил Миша. — Давайте в следующее воскресенье попробуем!
Все рассмеялись, и Светлана, глядя на свою семью, вдруг поняла, что впервые за долгое время чувствует себя дома. По-настоящему дома.
Прошло полгода. Многое изменилось в доме Самохиных. Кухня, некогда ставшая полем битвы, теперь превратилась в место, где семья собиралась не только поесть, но и пообщаться.
Воскресные совместные ужины стали традицией. Каждый член семьи готовил своё фирменное блюдо: Валентина обычно отвечала за основное горячее, Светлана — за салаты и закуски, Миша осваивал искусство десертов, а Николай Петрович неожиданно обнаружил в себе талант к приготовлению необычных соусов.
Рабочие будни по-прежнему были напряжёнными. Светлана всё так же задерживалась на работе, Валентина хлопотала по хозяйству, Миша боролся со школьной программой. Но теперь они научились поддерживать друг друга.
Валентина больше не воспринимала предложения дочери как критику, а Светлана перестала стесняться просить у матери совета или помощи.
В один из вечеров, когда они вдвоём заканчивали готовить ужин, Светлана вдруг спросила:
— Мам, а помнишь, как всё началось? Твоё знаменитое «Не нравится, как я готовлю? Я никого не держу, тут вам не ресторан»?
Валентина усмехнулась, вытирая руки полотенцем.
— Конечно, помню. Я тогда была так зла, что чуть половник не сломала.
— А я испугалась, — призналась Светлана. — Думала, ты нас с Мишей просто выгонишь.
— Глупости, — фыркнула Валентина. — Я бы никогда… — она запнулась, затем честно добавила: — Ну, может, и думала об этом минут пять. Не больше.
Они рассмеялись, и Светлана вдруг крепко обняла мать.
— Спасибо, что не сдалась, — тихо сказала она.
Валентина, не привыкшая к таким проявлениям чувств, неловко похлопала дочь по спине.
— Ну-ну, разрюмилась тут. Иди лучше отца с Мишкой зови, остынет всё.
Но когда Светлана отправилась звать мужчин к столу, Валентина посмотрела ей вслед с теплотой во взгляде. Она вспомнила тот момент ярости на кухне, когда выкрикнула свои знаменитые теперь слова, и подумала, что иногда даже из самых неприятных ситуаций может выйти что-то хорошее.
«Не нравится, как я готовлю? Я никого не держу, тут вам не ресторан» — решила тогда Валентина. И это решение, как ни странно, в итоге сблизило их семью больше, чем годы совместного проживания под одной крышей.
— Валя, ты идёшь? — окликнул её Николай Петрович из гостиной. — Всё остывает!
— Иду-иду, — отозвалась она, снимая фартук. — Уже иду.
И, улыбнувшись своим мыслям, Валентина отправилась к столу, за которым её ждала семья — немного шумная, не всегда идеальная, но её семья. Её дом.
