— Полина, от кого это письмо? — Валентина Сергеевна влетела на кухню, размахивая конвертом. — Я случайно увидела, как почтальон принес его. Ты опять что-то скрываешь?
Полина вздрогнула и отвернулась к плите, где шипела яичница. Лопатка в её руке застыла на полпути.
— Да чего вы вообще в моём доме делаете? — она бросила взгляд на настенные часы. — Восемь утра. Алёша только проснулся.
Валентина Сергеевна поджала губы и плюхнулась на табурет, нарочито громко стукнув тростью по полу.
— У меня ключи есть. И что это за тон, Полина? Сын мой спит ещё, а жена уже письма от кого-то получает!
Алексей появился в дверном проёме, помятый и растерянный, потирая заспанные глаза.
— Мама? Что случилось? — он перевёл взгляд на жену. — Поля, ты чего такая бледная?
— А ты спроси у жены своей, куда она по вторникам и четвергам ходит, — Валентина Сергеевна потрясла конвертом перед лицом сына. — Думаешь, я не замечаю, как она в эти дни прихорашивается? И письма получает.
Полина отвернулась к окну, плечи её заметно напряглись. Она молча сняла сковородку с плиты.
— Мам, ну что ты начинаешь с утра? — Алексей устало провёл рукой по волосам. — Поля, что там за письмо?
— Это из поликлиники, — Полина выдавила из себя улыбку. — Просто напоминание о диспансеризации.
— А почему такая дёрганная тогда? — Валентина Сергеевна прищурилась. — Отдай конверт Лёше, пусть посмотрит.
— Мама, хватит, — Алексей протянул руку за конвертом, но Валентина Сергеевна ловким движением спрятала его в карман своего халата.
— Я дома ещё посмотрю, что там такое. А вы пока поговорите, — она поднялась, поправляя очки.
— Верните письмо, оно моё! — Полина наконец повернулась. — Вы не имеете права!
— Поля, ты правда какая-то странная в последнее время, — Алексей отпил кофе. — Задумчивая ходишь, телефон прячешь.
— Ты тоже туда же? — Полина резко отодвинула стул. — Замечательно. Два следователя в одном доме.
Она вышла из кухни, хлопнув дверью так сильно, что чашки на полке задребезжали.
— Видишь, как она себя ведёт? — Валентина Сергеевна понизила голос. — Лёшенька, я волнуюсь. Ты бы проверил, куда она ходит. Нормальные жёны от мужей секретов не держат.
— Мам, не сейчас, пожалуйста, — Алексей потёр виски. — И верни письмо, это её личная корреспонденция.
— И пусть остаётся личной, если там нечего скрывать, — Валентина Сергеевна похлопала по карману. — Я просто хочу уберечь тебя от ошибки, сынок.
Через полчаса, когда Валентина Сергеевна наконец ушла, унеся с собой письмо, Алексей нашёл Полину в спальне. Она собирала сумку, неестественно спокойно складывая какие-то вещи.
— Поля, давай поговорим?
— О чем? — не поднимая глаз, спросила она. — О том, как твоя мать крадёт мои письма? Или о том, как ты молча глотаешь все её обвинения?
— Она просто беспокоится. Ты действительно изменилась, — Алексей присел на край кровати. — Всё эти внезапные уходы… Ты могла бы просто объяснить, в чем дело.
Полина застегнула сумку и наконец посмотрела ему в глаза.
— Значит, ты тоже думаешь, что я что-то скрываю?
— Я этого не говорил, но… — он замялся. — Мы же раньше всё друг другу рассказывали.
— Я просто хочу немного личного пространства, — Полина выпрямилась. — Это так сложно понять? Или в вашей семье это не принято?
— При чём тут моя семья?
— При том, что твоя мать заявляется сюда как к себе домой, копается в наших вещах, а ты только глазами хлопаешь! — в голосе Полины прорвалась горечь. — Слушай, мне нужно идти. Поговорим вечером.
— Куда ты? — Алексей поднялся, пытаясь взять её за руку.
— По делам, — она аккуратно, но твёрдо высвободилась. — И нет, я не собираюсь отчитываться, как провинившаяся школьница.
Когда за Полиной закрылась дверь, Алексей почувствовал, что что-то важное ускользает от него, растворяясь в утреннем воздухе. Он подошёл к окну и увидел, как жена быстрым шагом идёт по улице, крепко прижимая к себе сумку.
***
Алексей сидел за кухонным столом, крутя в руках чашку с давно остывшим чаем. В голове крутились обрывки сегодняшних разговоров. Полина изменилась — это факт. Раньше они всегда делились друг с другом всеми мелочами, а теперь… Теперь словно стена между ними выросла.
Телефон завибрировал — мать.
— Лёша, ты поговорил с ней? — голос Валентины Сергеевны звучал встревоженно.
— Мам, не начинай, — он потер переносицу. — Она сказала, что ей нужно личное пространство.
— Какое ещё пространство? — фыркнула мать. — У женатых людей не бывает секретов друг от друга! А это письмо… ты б видел, как она побледнела, когда я его достала.
— Ты вообще зачем его забрала? — Алексей невольно повысил голос.
— А куда мне его девать было? — голос матери стал оборонительным. — Я тебе его привезу вечером, сам решишь, что делать. Но, знаешь, я на твоём месте проверила бы.
— Вообще-то это личное, — нахмурился Алексей.
— Ничего не личное у мужа с женой быть не должно! — отрезала Валентина Сергеевна. — И вообще, наша соседка Нина Павловна видела твою Полину у старика Карташова. На том конце города! Представляешь? Что ей там делать?
Алексей напрягся. Карташов? Имя казалось знакомым.
— Это тот, который в вашей школе преподавал?
— Он самый, — Валентина Сергеевна понизила голос. — Тот ещё фрукт! Просил помощи у всех, когда ему плохо стало, а твой отец с ним в ссоре был. Я ему сразу сказала: на порог больше не приходи.
Алексею вдруг стало душно. Воспоминания нахлынули неожиданно — седовласый мужчина с добрыми глазами, читающий стихи на школьном вечере, его дом на окраине, утопающий в сирени.
— И при чём тут моя жена? — спросил он глухо.
— Вот и я думаю, при чём! — Валентина Сергеевна многозначительно вздохнула. — Проверь, Лёша. Ради своего спокойствия.
Повесив трубку, Алексей открыл ящик стола — то самое место, где они с Полиной хранили важные документы. Стал машинально перебирать бумаги, сам не зная, что ищет. Случайно наткнулся на их свадебную фотографию — смеющаяся Полина в белом платье, счастливый он сам, обнимающий её за плечи.
Три года прошло. Хорошие, счастливые годы. Что изменилось? Когда начались эти недомолвки, отговорки и странные отлучки? Месяц назад? Два?
Взгляд упал на квитанцию из аптеки, случайно оставленную Полиной. Сумма внушительная. Зачем ей столько лекарств?
Алексей тяжело вздохнул. Возможно, стоило проверить. Просто для собственного спокойствия. В конце концов, если всё в порядке, он просто посмеётся над своей мнительностью и никому об этом не расскажет.
Даже самому себе Алексей не хотел признаваться, что внутренние тревоги и настойчивость матери сделали своё дело — недоверие поселилось глубоко внутри, отравляя каждую мысль о жене.
***
Алексей стоял на противоположной стороне улицы, привалившись к дереву. Дом Карташова — маленький, обшарпанный, с покосившимся крыльцом — выглядел сиротливо среди новостроек. Он и не заметил, как выбрался сюда, повинуясь смутному импульсу. Просто хотел пройтись, проветрить голову, а ноги сами принесли его сюда.
И именно сейчас, как по иронии судьбы, он увидел знакомую фигуру — Полина поднималась по ступенькам крыльца с какой-то сумкой в руках. В груди что-то сжалось — значит, мать не ошиблась.
Полина скрылась за дверью. Алексей стоял, не зная, что делать дальше. Зайти следом? Устроить скандал? Дождаться её и проследить до дома?
Ноги сами понесли его к дому. Он поднялся по скрипучим ступеням и замер, прислушиваясь. Через открытую форточку доносились голоса.
— Николай Дмитриевич, вы меня в гроб загоните своим упрямством! — голос Полины, расстроенный, но теплый. — Сколько можно одно и то же? Давайте я хоть этажерку вытру, гляньте, пыль в палец толщиной.
— Ничего, Полечка, — слабый старческий голос. — Я не могу позволить тебе так тратиться на меня. Сколько ты уже денег перевела? А лекарства? И тут ещё соседка твоя меня видела и сразу к Валентине побежала. Скандала не оберёшься.
Алексей отшатнулся от окна, чувствуя, как внутри разливается холод. Лекарства? Деньги?
— В конце концов, у тебя своя семья, — продолжал старик. — Муж-то в курсе, куда ты ходишь?
Пауза. Алексей затаил дыхание.
— Я просто не хочу, чтобы Лёша оказался в сложном положении, — голос Полины звучал тише. — Его мать… Она вас терпеть не может из-за того давнего конфликта с его отцом. Не хочу заставлять его выбирать между нами.
— Всё равно узнает рано или поздно, — вздохнул старик. — От родственников правду не скроешь.
Алексей резко отшатнулся. Родственники? Он ничего не понимал. Какое отношение Полина имеет к этому старику?
— И какие мы с вами родственники? — рассмеялась Полина, словно услышав его мысли. — Вы просто спасли моего отца, когда все отвернулись. Я никогда этого не забуду.
Алексей спустился с крыльца, голова шла кругом. Значит, старик помог отцу Полины? Но при чём тут деньги и лекарства?
Он не успел отойти от дома, как услышал скрип двери. Полина стояла на пороге, замерев от неожиданности.
— Лёша? — её голос дрогнул. — Ты… следил за мной?
— Решил проверить, что скрывает моя жена! — он не узнавал своего голоса. — Деньги ему переводишь? Лекарства покупаешь? Ты на себя посмотри — в старом пальто третий год ходишь, а туда же, благотворительностью занялась!
Полина побледнела, крепче сжимая сумку.
— Ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь! — Алексей чувствовал, как его захлестывает волна ярости. — Мы копим на машину, на отпуск! А ты тут старикам раздаёшь! Ради чего? Чтобы совесть свою успокоить?
— Алексей Воронин, — на крыльце появился Николай Дмитриевич, опираясь на трость. — Ты так и не изменился. Всё такой же горячий, как твой отец.
— Не вмешивайтесь, — отрезал Алексей. — Это наше семейное дело.
— А я, получается, чужой? — старик кашлянул, лицо его стало ещё бледнее. — Что ж, имеешь право так считать.
Полина встревоженно взглянула на Николая Дмитриевича, потом на мужа.
— Извините, нам надо поговорить, — тихо сказала она старику и решительно взяла Алексея за рукав. — Пойдём, только не здесь.
Они молча шли по улице. Алексей чувствовал, как внутри всё кипит от смешанных эмоций — злость, непонимание, ревность, чувство предательства.
— Объяснишь теперь? — спросил он, когда они отошли достаточно далеко.
Полина вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза.
— Объясню. Только не здесь, — она крепче сжала его руку. — И обещай выслушать до конца.
***
Полина заварила чай, расставила чашки и села напротив мужа. В их кухне, обычно уютной, теперь как будто стало тесно от невысказанных вопросов и обид.
— Когда мне было двенадцать, папа сильно заболел, — начала она, обхватив ладонями чашку. — Врачи разводили руками, нужна была операция, дорогая. Мама металась, пытаясь найти деньги. Мы продали всё, что можно. Но не хватало.
Алексей смотрел на неё, не перебивая. Она никогда раньше не говорила об этом.
— Папа таял на глазах, — продолжила Полина. — И тогда пришёл Николай Дмитриевич. Он был директором нашей школы, хорошо знал нашу семью. Он принёс деньги. Все свои сбережения отдал. А когда мама отказывалась брать, сказал: «Анна, я одинокий старик, мне эти деньги ни к чему, а твоему Косте они жизнь спасут». И заплакал…
Полина замолчала, глотая слёзы.
— Его деньги и правда спасли отца, — наконец продолжила она. — А сам Николай Дмитриевич потом переехал сюда. Случайно узнала об этом, когда навещала родителей. И ещё узнала, что он болеет, один совсем. Зашла проведать… — Полина печально улыбнулась. — А там такое… Знаешь, как в послевоенных фильмах — пусто, холодно, одни книги да пыль. И он — гордый, не жалуется, делает вид, что всё хорошо. Но таблетки экономит, режет пополам!
— Я не знал, — Алексей почувствовал, как внутри что-то оборвалось. — Но почему ты скрывала? Почему не сказала мне?
— Хотела. Но твоя мать как-то при мне сказала, что Карташов выпрашивал у вашей семьи деньги, когда твой отец был против. Что он бессовестный попрошайка. А потом я узнала, что твой отец и Николай Дмитриевич поссорились перед смертью твоего отца. Я не хотела ставить тебя перед выбором.
Алексей встал и подошёл к окну. Внутри всё переворачивалось. О чём он думал? О своей машине? О том, что жена ему изменяет? А Полина всё это время просто платила старый долг.
— И сколько ты уже…
— Два месяца, — тихо ответила она. — Я пыталась найти сиделку, но он отказывается. Говорит, и так обуза. Вот и хожу сама, привожу продукты, лекарства. А деньги… — она запнулась. — Я брала из своих, отложенных на курсы дизайна.
— А письмо? — Алексей обернулся. — То, что мама перехватила?
Полина вздохнула.
— От Николая Дмитриевича. Он настаивает, чтобы я перестала ему помогать. Пишет, что не хочет быть причиной раздора в нашей семье. Знаешь, он подслушал, как твоя мать меня обсуждает с соседкой.
В дверь позвонили. На пороге стояла Валентина Сергеевна с раскрасневшимся от морозного воздуха лицом.
— Лёшенька, я тебе письмо принесла, — она протянула конверт. — А Полина дома?
— Дома, — Алексей взял конверт, но не отошёл, загораживая проход. — Мам, можно серьёзный вопрос?
— Конечно, — она насторожилась.
— Что произошло между папой и Николаем Дмитриевичем? Из-за чего они поссорились?
Валентина Сергеевна поджала губы.
— Старые дела, зачем ворошить? Отец не любил, когда о них вспоминали.
— И всё же?
Мать вздохнула, опуская взгляд.
— У твоего отца были свои принципы. Николай занял у него денег когда-то, а потом, когда пришло время отдавать, попросил подождать — болел тогда сильно. Отец разозлился. Он всегда говорил: долги надо возвращать вовремя. Я, конечно, просила его войти в положение, но ты же знаешь, какой он был упрямый.
— И что потом?
— Потом? — она пожала плечами. — Они больше не общались. А через год Николай приехал, долг вернул полностью. Но было поздно, отец уже слёг с инфарктом.
Алексей почувствовал, как горло сжимается от подступающих слёз.
— А я всегда думал, что Николай Дмитриевич был нашим должником.
— Так и было, — настойчиво сказала мать. — Но зачем ты вообще это вспомнил?
— Потому что, мама, я сегодня узнал, что Николай Дмитриевич когда-то спас жизнь Полининому отцу. Отдал все свои сбережения на операцию. И теперь, когда он болеет, один, без помощи… — голос Алексея дрогнул. — Полина просто возвращает долг. А ты её в чём только не обвиняла!
Валентина Сергеевна побледнела.
— Не может быть.
— Может, мамочка, — из кухни вышла Полина. — Только поэтому мой отец жив. А я хотела бы, чтобы вы перестали лезть в нашу жизнь. Хотя бы из уважения к собственному сыну.
В комнате повисла тяжелая тишина. Валентина Сергеевна смотрела на Полину так, словно видела её впервые.
— Почему ты молчала? — тихо спросила она. — Почему не сказала?
— А вы бы поверили? — спокойно ответила Полина. — Или снова заявили бы, что я всё выдумала, чтобы очернить вашу семью?
Валентина Сергеевна отвела взгляд. Алексей заметил, как дрогнули её руки.
— Лёша, я никогда не думала… — начала она.
— Знаешь, мам, — он сделал глубокий вдох, — давай ты сейчас просто пойдёшь домой. Нам с Полиной нужно поговорить. А потом… потом решим, что делать дальше.
Валентина Сергеевна растерянно кивнула, нашарила в кармане платок и вытерла глаза.
— Я только хотела как лучше, — пробормотала она, направляясь к двери.
Когда за ней закрылась дверь, Алексей обнял Полину.
— Прости, — прошептал он. — Господи, как же я был глуп…
— Мы оба хороши, — она положила голову ему на плечо. — Надо было сразу всё рассказать.
— Знаешь, — Алексей отстранился и посмотрел ей в глаза, — давай съездим к нему. Вместе. Прямо сейчас.
Николай Дмитриевич сидел в старом кресле с книгой, когда они пришли. Его лицо при виде Алексея стало напряжённым.
— Извините за вторжение, — Алексей неловко переминался с ноги на ногу. — Мы… я… пришёл извиниться. И поблагодарить.
Старик удивленно поднял брови.
— За что же?
— За то, что вы сделали для семьи Полины. И ещё… — Алексей запнулся. — Мой отец был неправ тогда. Простите его. И меня простите. За сегодняшнее.
Николай Дмитриевич долго молчал, разглядывая Алексея. Потом его лицо смягчилось.
— Знаешь, ты не похож на отца, как бы твоя мать ни старалась сделать из тебя его копию, — сказал он наконец. — Ты лучше. И тебе повезло с женой.
Полина улыбнулась сквозь слёзы.
— Думаю, настало время честности, Николай Дмитриевич, — сказала она. — Расскажите Лёше, почему вы затягивали с возвратом долга его отцу.
Старик вздохнул.
— Потому что деньги ушли на операцию твоему отцу, Полина. Я занял их у Анатолия, чтобы помочь твоей семье. Обещал скоро вернуть, но не успел — сам заболел. А когда выздоровел и вернул долг, Анатолий уже не мог меня простить.
Алексей застыл, осознавая весь масштаб несправедливости и недопонимания, разделившего две семьи.
Через месяц Николай Дмитриевич переехал в маленькую комнату в доме Ворониных. Валентина Сергеевна поначалу сопротивлялась, но после долгого разговора с сыном сдалась. Особенно когда Полина мягко намекнула, что собирается пройти курсы сиделок, чтобы лучше ухаживать за стариком.
— Таблетки-то хоть не режь больше, — ворчала Валентина Сергеевна, расставляя на полке пузырьки с лекарствами. — А то выдумал экономить на здоровье.
Николай Дмитриевич хитро улыбался, наблюдая, как меняется женщина, некогда захлопнувшая перед ним дверь.
А на столе Алексея лежало написанное размашистым почерком учительское наставление: «Главная формула семейного счастья — знать, где промолчать, а где высказаться. И никогда не забывай свою личную формулу: родители + жена = семья, где сложение, а не вычитание».
