Лера вошла в класс последней и тихо проскользнула к своей парте у окна. Достала тетрадь по математике, где поля были исписаны вчерашними ночными стихами. Поэзия всегда приходила к ней в темноте, когда дом затихал, а мысли становились яснее.
Пальцы сжимали ручку слишком сильно, оставляя на ней влажные следы.
— Валерия, может, поделишься с нами ответом? — голос учительницы вырвал ее из задумчивости.
Лера поднялась, чувствуя на себе любопытные взгляды одноклассников. На мгновение ей стало неловко.
— Извините, я не услышала вопрос.
— Вот именно. Витаешь в облаках, как обычно, — учительница покачала головой.
Сзади раздалось ехидное хихиканье Марины. Лера не стала оборачиваться — давно перестала реагировать на такие вещи.
— Решение тригонометрического уравнения, — шепотом подсказал сосед по парте, указывая на доску. — Второй пример.
Лера быстро пробежала глазами по меловым строчкам, и решение сложилось в голове без особых усилий.
— Ответ: пи делить на четыре плюс пи эн, — произнесла она спокойно.
Учительница кивнула с легким удивлением.
— Садись. В следующий раз постарайся быть внимательнее.
Лера опустилась на стул. Так было всегда — отличные оценки давались ей легко, но никто не замечал, что задачи она решает между строк стихов, которые никому не показывает.
После уроков она не спешила домой. Брела по улицам города, рассматривала витрины, собирала в голове образы для новых стихотворений. Дом был последним местом, куда хотелось возвращаться.
Когда Лера всё-таки переступила порог квартиры, мать сидела на кухне и курила, глядя в окно. Отец еще не вернулся с работы — обычно он задерживался допоздна.
— Явилась, — произнесла мать, не оборачиваясь, словно затылком почувствовав ее присутствие.
Лера остановилась в дверном проеме, прижимая к груди школьный рюкзак, как щит.
— Здравствуй, мам.
— Что в школе? — вопрос прозвучал без интереса, скорее по привычке.
— Все хорошо. Пятерка по математике.
Мать глубоко затянулась, выпустила дым в приоткрытую форточку.
— Еще бы. Времени у тебя навалом, не то что у некоторых.
Лера замерла, борясь с желанием что-то возразить. Бесполезно. Лучше промолчать.
— Я пойду к себе, домашнее задание делать.
— Конечно, иди. Только не забудь, что ужин сегодня ты готовишь. Я устала, как собака.
В ее голосе звучала привычная смесь усталости и обвинения. Мать работала кассиром в супермаркете, возвращалась выжатая, с опухшими ногами и постоянной головной болью. Любой разговор с дочерью неизменно сводился к скрытому упреку: «Это из-за тебя моя жизнь такая».
Лера кивнула и прошла в свою комнату — маленькую, с единственным окном, выходящим во двор. Здесь она могла побыть собой.
Бросив рюкзак на кровать, она подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела худая пятнадцатилетняя девочка со светлыми волосами до плеч. Глаза казались слишком серьезными для ее возраста — без той беззаботности, которая бывает у подростков из нормальных семей.
С детства она знала, почему мать ее ненавидит. Слышала эту историю десятки раз.
«Восемнадцать мне было! Понимаешь? Восемнадцать! Я только жить начинала. А потом появилась ты, и всё — прощай, нормальная жизнь. И образование, и карьера — всё коту под хвост!»
Телефон пиликнул, отвлекая от невеселых мыслей. СМС от Милы, руководителя театрального кружка, куда Лера ходила второй год.
«Лера, не забудь завтра в три прийти. Репетиция „Вишневого сада». Ты чудесная. Аня».
Лера невольно улыбнулась. В театральной студии она была другим человеком — там ее замечали, там ценили ее способность проживать чужие судьбы.
Телефон пиликнул снова.
«И еще кое-что. Я тут подумала о тебе. У меня есть знакомая, ей нужен репетитор для сына, 6-й класс, английский. Оплата приличная. Возьмешься?»
Лера перечитала сообщение дважды. Деньги. Свои собственные деньги. Возможность хоть немного выбраться из замкнутого круга зависимости. Она быстро напечатала ответ: «Да, конечно. Спасибо большое».
Сердце забилось чаще. Впервые за долгое время она почувствовала что-то похожее на надежду.
К пятой встрече с Димкой, шестиклассником из соседней школы, они нашли общий язык. Мальчишка оказался сообразительным, хоть и ленивым. Лера объясняла ему грамматику на примерах из компьютерных игр, и он схватывал быстро.
— Ты крутая, — сказал он, закрывая учебник после занятия. — В школе никто так не объясняет. Я всех сделал на контрольной!
Лера улыбнулась, собирая свои записи.
— Просто ты способный. Когда захочешь — всё можешь.
Мать Димки, Светлана, дождалась, пока сын убежит к компьютеру, и отсчитала пятьсот рублей.
— Удивительно. Впервые вижу, чтобы он хотел заниматься английским. Обычно война целая.
По дороге домой Лера снова считала деньги — мысленно складывала суммы. Четыре занятия в неделю, два месяца. Должно хватить. Она давно присмотрела себе пальто в торговом центре. Тёмно-синее, с черными пуговицами, строгое и красивое. Взрослое. В таком она будет выглядеть иначе, в таком не будет ежиться от чужих взглядов. Это будет первая вещь, купленная полностью на свои деньги.
Вечером, пересчитывая заработанное в своей комнате, она не услышала, как вошел отец.
— Куда тебе столько? — спросил он, заметив аккуратную стопку купюр на столе. — Зачем копишь?
— На пальто, — ответила Лера, не видя смысла скрывать.
Отец потер затылок, ероша седеющие волосы — нервный жест, который она знала с детства.
— А может, не стоит? Мама расстроится, если увидит дорогую вещь.
— Почему? Это же мои деньги. Я сама заработала.
— Ну, ты понимаешь… Она работает много, устает. А тут ты с обновкой.
— Я сама всё заработала. Честно, — Лера посмотрела ему в глаза. — Это важно для меня.
Отец неловко переступил с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Ты только это… не говори ей, куда деньги тратишь. Ладно?
Лера кивнула. Она давно поняла: у отца не хватает смелости встать между ней и матерью. Ему проще делать вид, что всё в порядке, чем признать, что в их семье что-то непоправимо сломалось.
Пальто она примерила в магазине трижды, прежде чем решилась купить. Продавщица с легкой усмешкой наблюдала, как худенькая девочка с серьезным лицом крутится перед зеркалом.
— Мама придет оплатить? — спросила она участливо, видя, как бережно Лера обращается с вещью.
— Я сама, — спокойно ответила Лера и достала деньги, аккуратно сложенные в конверт.
На обратном пути она не могла перестать улыбаться. Дома, закрывшись в комнате, она снова и снова примеряла пальто перед зеркалом. В нем она казалась старше, увереннее — другим человеком. Тем, кем ей хотелось быть.
Скрип двери вырвал её из мечтаний.
— Опять издеваешься, — произнесла мать с порога, уперев руки в бока.
Лера обернулась, не успев снять пальто. Она не слышала, как мать вернулась с работы.
— Красуешься? Откуда у тебя это?
— Я заработала, — тихо ответила Лера, чувствуя, как сжимается горло. — Репетитором работаю. Сама заработала.
— Откуда эта вещь?! — мать словно не слышала её, голос зазвенел на высокой ноте. — А я пашу, как проклятая, себе ничего не могу позволить! В китайской куртке пятый год хожу!
Взгляд, которым мать смотрела на дочь, был полон такой откровенной ненависти, что Лера на мгновение оцепенела. В этих глазах читалось всё — и застарелая обида, и злоба, и зависть.
Лера молча сняла пальто. Аккуратно повесила в шкаф. Не сказала ни слова.
В театральной студии новое пальто заметили и оценили все. Мила улыбнулась и сказала, что в нём Лера выглядит как городская девушка из французского кино — свободная и немного таинственная.
Это была первая вещь, которая принадлежала только ей.
Через неделю пальто пропало.
Лера искала пальто три дня. Перерыла все шкафы, заглянула под кровати, проверила антресоли. Пальто словно испарилось. Она не спрашивала мать напрямую — боялась ответа, который уже знала.
В четверг после школы она заметила знакомую вещь в мусорном контейнере во дворе их дома. Сердце сжалось, руки задрожали. Пальто было испорчено — разрезано в нескольких местах, рукав почти оторван. На темно-синей ткани расплылись пятна отбеливателя.
Лера стояла, вцепившись в железный край контейнера, и не могла пошевелиться. Внутри что-то оборвалось — последняя ниточка, связывающая ее с иллюзией нормальной семьи. Мать не просто выбросила — она уничтожила вещь. Целенаправленно, методично. С ненавистью.
Вечером, когда отец вернулся с работы, Лера вошла на кухню. Мать резала овощи для салата, отец молча пил чай.
— Зачем ты это сделала? — Лера не повысила голос, просто спросила.
Мать не обернулась.
— Не понимаю, о чем ты.
— Мое пальто. Зачем ты его испортила и выбросила?
Нож замер над разделочной доской. Мать медленно повернулась, вытирая руки о фартук.
— А, эта тряпка? Не нравятся мне эти вызывающие вещи. Думаешь, не вижу, как ты вырядилась? Чтобы мужиков цеплять? В пятнадцать-то лет?
Отец поставил чашку, звякнув ею о стол.
— Люда, ну зачем ты так? Девочка сама заработала…
— Тебя не спросила! — оборвала его мать. — Знаю я, как такие зарабатывают. Потом с животом притащится, будем растить.
Лера почувствовала, как каменеет лицо.
— Я репетитором работаю. Английский преподаю.
— Да ладно? — мать рассмеялась резко, как лает злая собака. — А я думала, на панели. Весь в мать ребеночек.
Отец вскочил.
— Прекрати! Не смей так говорить с дочерью!
— Дочерью? — мать повернулась к нему, всё еще сжимая нож. — Из-за нее моя жизнь пошла под откос. Восемнадцать мне было! Я же не хотела ее!
— Люда…
— Ты заставил меня рожать! «Всё будет хорошо, справимся». И где мы теперь? Я в магазине, ты на стройке. Это называется «справились»?
Лера стояла у двери, зажав ладонью рот. Она слышала это сотни раз, но каждый раз было как первый. Каждый раз резало по живому.
— Я не просила меня рожать, — произнесла она тихо.
Мать словно только этого и ждала. Шагнула к Лере, схватила за плечо, тряхнула.
— Смотри! Смотри на это! — она показала на их маленькую кухню, на облупившуюся мебель. — Из-за тебя! Я бы выучилась, могла бы нормально жить. Но нет, ты висишь на шее. Тряпки себе покупает. Выпендривается. Да я в твоем возрасте уже вкалывала!
Отец встал между ними.
— Прекрати на ребенка кричать.
— Сам прекрати! — мать толкнула его в грудь. — Ни на что не способен, защитничек. Всю жизнь мне сломали!
Лера медленно пятилась к двери. Родители ссорились, не замечая ее. Бесконечный, бессмысленный круг обвинений. Ей было знакомо каждое слово, каждый жест.
В своей комнате она сидела у окна, прижав колени к груди. За стеной кричали. Лера думала о пальто. Она могла бы накопить на новое. Но смысл? Его постигла бы та же участь.
Телефон пиликнул сообщением. Мила: «Привет. Завтра занятие в студии отменяется. Но если хочешь, можешь прийти, посидим, поговорим. Нужна помощь с декорациями».
Лера прикусила губу. В глазах стояли слезы, но она не плакала.
«Приду. Спасибо», — набрала в ответ.
Театральная студия находилась на первом этаже старого дворца культуры. Кружки, секции, танцы — всё это не интересовало Леру. Но два года назад Мила увидела ее на школьном концерте и позвала на пробы. Лера до сих пор удивлялась, как эта женщина разглядела в ней что-то особенное.
— Я думала, ты не придешь, — Мила улыбнулась, когда Лера появилась в дверях. — Чаю?
Мила не была похожа на большинство взрослых. Тридцать два года, короткие кудрявые волосы, яркие платья. Всегда улыбается, всегда спрашивает: «Как дела?» — и умеет слушать.
— Что с твоим пальто? — спросила Мила, когда они сидели в маленькой подсобке, клеили картонные элементы для декораций.
Лера замерла.
— Откуда ты знаешь?
— У тебя лицо другое. Когда ты его надевала, ты улыбалась.
Лера не собиралась рассказывать. Правда. Но что-то сломалось внутри. Она говорила и говорила, а Мила слушала. Про мать, которая ненавидит. Про отца, который боится заступиться. Про пальто в мусорном баке.
— И что мне теперь делать? — наконец, спросила Лера, вытирая слезы.
Мила долго молчала. Потом подошла, обняла ее.
— Послушай. Ты ведь ничего не сделала плохого, правда?
Лера покачала головой.
— Твоя мама… У нее свои проблемы. И она делает тебя за них ответственной. Но ты не виновата. И ты не обязана это терпеть.
— Куда мне деваться?
— У тебя есть варианты. Больше, чем ты думаешь.
В понедельник Лера не пошла домой после школы. Она сидела в библиотеке, листала учебники, но не могла сосредоточиться. Разговор с Милой не выходил из головы.
«Есть центры помощи подросткам. Есть социальные службы. В крайнем случае, можно поговорить с психологом в школе. Насилие — это не только когда бьют, Лера».
Вечером, когда она все-таки вернулась, мать курила на кухне. Увидев Леру, она затушила сигарету.
— Мы поговорить должны, — сказала она неожиданно мягким голосом.
Лера стояла в дверях, опустив руки. Приготовилась. К чему? К извинениям или к новым обвинениям — она уже не знала, чего хочет меньше.
— Папа сказал, что я слишком резкая с тобой, — мать указала на стул. — Сядь.
Лера осторожно опустилась на краешек.
— Ты пойми, я для тебя стараюсь, — мать вздохнула. — Я лучшего хочу. Просто нервы… На работе дурдом, дома тоже проблемы. Ты растешь, я вижу, как на тебя пацаны смотрят. Боюсь, что влюбишься, забеременеешь, жизнь себе сломаешь, как я.
Лера слушала, поджав губы. Она знала эту песню — через неделю-две после очередного срыва мать всегда «раскаивалась». А потом все повторялось.
— Мам, я не собираюсь беременеть. Я хорошо учусь, я буду поступать в университет.
Мать кивнула.
— Конечно, детка. Я только об этом и думаю… Чтобы ты выучилась, не повторила моих ошибок.
Наступила пауза. Мать прикурила новую сигарету, выдохнула дым.
— Знаешь, насчет того пальто… Я погорячилась. Если хочешь, мы с папой купим тебе новое. Поприличнее, не такое вызывающее.
Лера подняла взгляд.
— Мне нравилось то, которое я выбрала.
Лицо матери дрогнуло. Губы сжались в тонкую линию.
— Значит, ты против меня? Я предлагаю по-хорошему, а ты…
Лера встала.
— Спасибо за предложение. Я подумаю.
Она пошла к двери.
— Всегда ты так, — глухо произнесла мать ей вслед. — Никогда не ценила, что для тебя делаю.
Лера обернулась, встретилась взглядом с матерью.
— Что именно ты для меня сделала? — спросила она тихо.
Их глаза встретились. На мгновение Лере показалось, что мать сейчас разрыдается. Но она только отвернулась к окну.
— Убирайся. Видеть тебя не хочу.
«Никогда не изменится», — подумала Лера, закрывая дверь своей комнаты.
За следующую неделю в квартире установилось странное затишье. Мать делала вид, что ничего не произошло. Отец стал возвращаться с работы раньше — сидел с газетой на кухне, будто охраняя хрупкий мир. Лера жила, как на минном поле — осторожно, стараясь не задевать лишний раз ни мать, ни отца.
Школа. Театральная студия. Занятия с Димкой. Вот и весь ее мир. С Милой она больше не говорила о доме — не хотела выглядеть жалкой. Но слова о центрах помощи и социальных службах оставались в голове, не давая покоя.
В четверг репетиция «Вишневого сада» затянулась. Лера пришла домой около семи вечера. Из кухни доносились голоса — там были и мать, и отец. Кажется, они кого-то ждали, стол был накрыт на троих.
— А, вот и наша красавица, — мать улыбалась неестественно широко. — Помнишь тетю Валю?
На кухне сидела полная женщина лет шестидесяти с крашенными рыжими волосами. Бывшая соседка, они жили в одном подъезде, когда Лере было лет пять.
— Здравствуйте, — Лера поставила рюкзак у стены.
— Красавица какая выросла! — воскликнула тетя Валя. — В кого ж ты такая? В мамку явно не пошла.
— В бабку мою, — сквозь зубы улыбнулась мать. — И характером тоже.
Лера виновато кивнула — можно она пойдет к себе?
— Да ты садись, поешь с нами, — отец указал на свободный стул. — Мы тут кое-что обсуждаем.
Мать метнула на него злой взгляд.
— Не порть сюрприз!
— Какой сюрприз? — Лера медленно опустилась на стул. Внутри всё напряглось, как перед грозой.
— Замечательный! — тетя Валя хлопнула в ладоши. — Мамка с папкой на море в августе поедут! А ты ко мне в деревню! У меня дом большой, воздух чистый. Работать будешь, помогать. Я тебя к дисциплине приучу.
Лера перевела взгляд на родителей. Отец смотрел в стол. Мать улыбалась.
— Это ненадолго. До сентября, — пояснила мать. — Мы давно никуда не ездили.
— Но у меня театр, — растерянно произнесла Лера. — У нас спектакль в августе…
— Театр! — фыркнула мать. — Дурью маешься. Лучше б полы помыла.
— Солнышко, это же всего на месяц, — вставил отец. — Мы с мамой отдохнем немного, потом заберем тебя.
— Я не могу уехать. У меня занятия. И ребенок, с которым я английский…
Тетя Валя засмеялась.
— Уже и ребёнок есть? Ну вы глядите!
— Она репетитором работает, — пояснил отец.
— А, ну это бросишь, — отмахнулась мать. — Кому ты нужна, соплячка. Вот повзрослеешь, потом занимайся чем хочешь.
— Я не хочу в деревню, — Лера сказала это тихо, но твердо.
Повисла тишина. Затем мать со стуком поставила стакан на стол.
— Тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь. Нам нужен отдых. От тебя, от твоих проблем, от всего. Мы с отцом заслужили.
Отец смотрел в сторону.
— Люда, ну зачем так…
— А как? — взорвалась мать. — Нежничать с ней? Сколько можно? Была бы благодарна, что о ней заботятся! Другие вон в интернат отдают!
— Так может, лучше в интернат? — вдруг сказала Лера.
Все замолчали.
— Что ты сказала? — медленно произнесла мать.
— Если я вам так мешаю, может, отдайте меня в интернат? — Лера смотрела прямо на мать. — Насовсем. Чтобы не возвращаться.
Мать встала так резко, что стул с грохотом упал.
— Ах ты неблагодарная дрянь! Вырастили на свою голову! Все отдаем, а она…
— Что именно вы мне отдаете? — Лера тоже поднялась. — Вы меня ненавидите. Ты меня ненавидишь. Всегда ненавидела. С самого рождения.
— Лера! — отец вскочил. — Так нельзя с матерью!
— Почему, пап? — Лера перевела взгляд на него. — Почему нельзя говорить правду? Она меня презирает. А ты молчишь. Всегда.
Мать рванулась вперед, замахнулась, но отец перехватил ее руку.
— Что вы делаете? — ахнула тетя Валя. — Совсем с ума сошли?!
— Пусти меня! — мать вырывалась из рук отца. — Я ей покажу! Научу уважению!
Лера спокойно смотрела на эту сцену. Внутри не было страха — только спокойная ясность.
— Я пойду, — сказала она ровно. — Не мешаю вам отдыхать.
И вышла из кухни.
В своей комнате она достала рюкзак, бросила в него учебники, тетрадь со стихами, телефон и зарядку. Потом вспомнила про паспорт. Он лежал в шкафу, в шкатулке. Лера взяла его и удивилась — невзрачная книжечка, а столько свободы. Можно уехать. Купить билет. Устроиться на работу.
За дверью слышались крики. Отец и мать спорили, тетя Валя что-то возмущенно выговаривала. Лера открыла окно, посмотрела на улицу. Второй этаж, внизу кусты сирени. Спрыгнуть? Глупо.
Села на кровать, открыла телефон. Мила отвечала обычно сразу.
«Можно я приду к тебе? Срочно», — набрала Лера.
Ответ пришел через минуту: «Конечно. Ты где?»
«Дома. Сейчас выйду».
Лера надела ветровку, накинула рюкзак на плечо и вышла из комнаты. В коридоре столкнулась с отцом.
— Лерочка, ты куда? — он побледнел, увидев рюкзак. — Не надо так, давай поговорим.
— О чем, пап? — Лера покачала головой. — Ты же все равно ничего не изменишь.
Мать выглянула из кухни.
— Убегаешь? Скатертью дорожка! Попрыгаешь, поймешь, как хорошо дома было.
— Дома? — Лера вдруг рассмеялась. — Это не дом. Это клетка. Ты сама в ней сидишь и меня держишь.
Отец сделал шаг к ней.
— Лера, останься. Я обещаю, всё наладится.
— Правда, пап? — она посмотрела ему в глаза. — Ты сколько раз обещал? И что менялось?
Он опустил взгляд. Мать фыркнула и отвернулась.
— Катись. Только не возвращайся потом.
— Я вернусь, — спокойно сказала Лера. — Но не одна. Со взрослыми, которые помогут. В опеке подскажут, как быть.
Лицо матери изменилось.
— Что ты несешь?
— Есть законы, — Лера говорила ровно, словно читала доклад. — О защите прав несовершеннолетних. Физическое насилие, психологическое давление. Ты постоянно напоминаешь, что я тебе не нужна. Что я испортила тебе жизнь.
— Врешь! — мать побледнела. — Ты всё врешь!
— Я записывала, — Лера показала телефон. — И Мила знает. Руководитель моего кружка. Если что-то случится — записи попадут куда надо.
Повисла тишина. Затем мать рассмеялась — нервно, надломленно.
— Запугать меня хочешь? Щенок? Да я тебя…
— Мы уезжаем в деревню, — вдруг сказал отец. — Все втроем. На две недели. И всё обсудим. Спокойно, без крика. Ладно, Лера? И потом решим, что делать дальше.
— Ты с ума сошел? — мать уставилась на него. — К этой старой карге?
— Не к тете Вале, — отец покачал головой. — К моей сестре, в Псковскую область. Она давно звала. Тихо там, река, лес.
Лера моргнула. Тетю Нину, отцовскую сестру, она видела пару раз в жизни. Спокойная женщина, с ней было легко.
— Я не поеду, — отрезала мать.
— Тогда мы с Лерой едем вдвоем, — отец выпрямился. В его голосе появилась твердость, которую Лера никогда не слышала. — И вещи ее выбрасывать не советую.
Он повернулся к Лере.
— Если хочешь к подруге — иди. Но обещай, что дашь нам шанс. Всем. Сделаем перерыв, отдохнем, потом решим. Хорошо?
Лера смотрела на него, не веря своим ушам. Отец, всегда пасовавший перед матерью, вдруг нашел в себе силы сказать… это?
— Вы сговорились? — мать переводила взгляд с одного на другого. — Решили меня в дурочку выставить?
— Нет, Люда, — отец подошел к ней. — Просто я устал. От ссор, от скандалов. От того, что дочь боится домой приходить. Всем нужна передышка.
Лера стояла у двери, сжимая лямку рюкзака.
— Я всё равно пойду к Миле. А утром вернусь. И мы поговорим. Про отъезд и про всё остальное.
Она потянулась к дверной ручке.
— А если я скажу «нет»? — в голосе матери звучал вызов. — Если запрещу?
Лера обернулась. На лице проступило что-то новое — спокойная уверенность.
— Тогда я сделаю, как считаю нужным. Я больше не буду бояться.
И вышла, аккуратно прикрыв дверь.
На улице был теплый весенний вечер. Лера шла по знакомым улицам, и с каждым шагом тяжесть, сдавливавшая грудь, отступала. Впервые она поняла, что не обязана нести на себе тот груз, который ей навязывали с детства. Мать сделала выбор — ненавидеть. Отец — бояться и молчать. А она сделает свой. Жить.
Телефон пиликнул.
«Я тебя жду. Всё будет хорошо».
Лера улыбнулась и прибавила шаг. Она еще не знала, что решит утром. Вернется ли домой. Поедет ли с отцом в деревню. Или найдет какой-то другой выход.
Но она знала одно: сегодня — день, когда всё изменится.
