— Не, иди ты к лешему, я туда не полезу, — я недовольно плюнул в зияющую рядом огромную дыру в полу и прислушался: плевок отчетливо шлепнулся об пол.
Костя противно хихикнул, осклабился и только сильнее замотылял ногами в дыре. Секунд десять в комнате стояла тишина, и мне захотелось закричать, чтобы она только поскорее кончилась.
— Зас*ал, получается? — и снова смешок. Мне ужасно захотелось треснуть наглецу по зубам, с разворота, но Костя все-таки был моим другом, и как бы я ни ненавидел его зазнайство, надо было терпеть.
Ну и ещё мне было банально страшно его бить. Всю жизнь страшно было кого-то бить. Легче было замолчать обиду, закрыться, а потом втихую отомстить. Например, стащить его рюкзак, порезать на лоскуты и поелозить им в луже. Ну или написать на листочке какую-нибудь непотребщину и подбросить учителю, при этом хитро оставив признаки, указывающие на нужного человека. Короче, в делах мести я был довольно изобретателен.
Промолчав, я принялся раздумывать, стоит ли мстить, и если стоит ― то как. Костя, как будто прочитав мои мысли, снова захихикал. Я сжал зубы до скрежета и, чтобы не смотреть на него, стал осматриваться, параллельно вытаскивая из кармана сигареты.
Мы сидели на чердаке малоэтажной кирпичной сталинки. На типичную сталинку это здание было не похоже ― двухэтажное, приземистое, широкое, с треугольной, почти как у дач, крышей. Чердак этого заброшенного дома, среди дворовых прозванного «Лживым», была местом сбора у здешних подростков, но сейчас здесь почему-то были только я да Костя.
Обычно здесь было оживленно: шум чиркающих о коробки спичек, иногда даже крутых Zippo, звон бутылок, а скучающие и пьющие от безделья подростки поплёвывали в огромную дырку в полу, кидали туда же окурки и бутылки, играли на гитаре и дрались. В общем, здесь никогда не было скучно или одиноко. Никогда… Только сегодня.
Я, наконец, вытащил застрявшую в кармане пачку и закурил. Спичку специально подольше не тушил — тишина действовала на нервы, а еле слышный треск огня хоть чуть-чуть, но успокаивал. Костя все так же молча сидел, кисло улыбаясь чем-то своему. Наконец, я, не сдержавшись, подал голос первым.
— Ну зачем нам туда лезть? Игорь узнает ― бошки нам пооткручивает. Да и нет там ничего. Они все давно забрали.
Было в моем голосе что-то умоляющее, просящее. Костик, мол, давай туда не полезем, мне, понимаешь, страшно, Костик… Самому противно стало. И реакция последовала ожидаемая.
— Сс**ло ты. Трус. Понял? — он, наконец, вытащил ноги из дырки, посмотрел на меня с мгновение, о чем-то думая и… И добавил несколько слов матом, развернулся и быстро спустился вниз по лестнице, как будто думая, что я стану его догонять и бить. Догонять я не собирался. Только оторопело глядел ему вслед и, решив, что оставлять это дело так нельзя, заорал дрожащим от обиды голосом:
— Да пошел ты!..
На большее меня не хватило. В голове снова и снова возникала мысль о несправедливости происходящего, и, наконец, решившись, я выбросил окурок, притоптал и кинулся за Костей. Я не особо понимал даже, что именно буду делать — бить его или просить прощения, но делать в итоге ничего и не пришлось. Я прошел через первый этаж, выскочил на улицу… Костя как сквозь землю провалился. Сплюнув, я снова зажег сигарету. Да и действительно, пошел он…
* * *
В смешанных чувствах я возвращался домой. По пути зачем-то снова и снова прокручивал в голове события полуторачасовой давности. Я лежал и дремал под бормочущий сбоку телек, мама пока была на работе, как вдруг зазвонил телефон, и я, вскочив, чуть не уронил шкаф и не расшиб себе лоб. Еще раз споткнулся, но добрался до трубки и сонно ответил:
— Алло?
— Лупатый, пошли гулять! Есть темка… Жду тебя на Продмаге!
Продмаг ― это, значит, такой ларек недалеко от моего дома, где всем и каждому, не спрашивая о цели покупки, колоритная тетя Катя отпускала и курево, и водку, в общем, все, что есть в ассортименте. А Лупатый ― это, значит, я. А звонил, значит, Костя. Осознав все это, я кинулся одеваться.
При встрече Костик стал возбужденно доказывать, какая пред нами открылась отличная возможность выпить и раздобыть курева недели на две вперед.
— Прикинь, старшаков, ну, Игоря там, Шабаша, Рубаху и остальных чуть в милицию не отвезли! Они на Заводе хотели нажраться, но чет там нашумели, их охранник спалил, они кое-как оттуда свалили, а все свое оставили. Вчера ночью было! Давай заберем? Прикинь, сколько там всего?..
А мне эта идея сразу не понравилась.
Во-первых, можно было получить от старших за крысятничество. А мне приходилось наблюдать за драками того же Рубахи — кулаки у него тяжелые, а я, знаете ли, людей бить не люблю и вообще боюсь.
Во-вторых, не иллюзорен был шанс нарваться на охранника. Завод, большое недостроенное производственное здание на окраине района, хорошо охранялся и днем, и ночью, и чего Игорь с остальными вообще там забыли ― было решительно непонятно.
Ну и в-третьих… Мне просто было запа дло туда лезть. Не хотелось и все. Выпить я был не такой уж большой любитель, а деньги на сигареты и так можно было выклянчить у предков. И я решительно ушел в отказ. А потом слово за слово, и вот мы с Костей и рассорились.
И как бы я ни посылал его, в глубине души все равно оставалось какое-то смутное беспокойство. Полезет ли Костя туда один? Да ни за что на свете не полезет. Но чтобы себя успокоить, домой я направился по более длинному пути, огибающему Завод, может быть, надеясь встретить Костю и по человечески с ним поговорить.
* * *
Тут почему-то всегда было мокро и склизко. В последнее время стояла не то чтобы жара, но было тепло и ветрено, и все эти лужи под ногами должны были высохнуть, оставив только огромные дыры в асфальте. Почему-то так не случилось.
Кости ожидаемо не было видно. Я промочил кроссовки, снова разозлился, обругал себя за то, что вообще сюда полез, и заторопился поскорее уйти. Вдруг меня окликнули.
Это был мой одноклассник, Гоша. Он жил недалеко, и в классе мы были хорошими приятелями, но тут, среди дворовых ребят, заметить его было невозможно. Раньше мне казалось, что он либо вообще не выбирается из дома, либо гуляет непонятно где один. Недавно я узнал, что все-таки второе: по вечерам Гоша выходил с плеером сюда, на эту слякотную улицу, с постоянными кучами неубранных листьев, грязную, вонючую…
Но когда я напрямую спросил его об этом в классе, он только сказал, что ему очень нравится гулять здесь под музыку из своего плеера. Плеер у него, кстати, был крутой, одна из новых моделей. Откуда такой у Гоши ― я не знал: он был сирота и жил с бабушкой и дедушкой. Причем чуть опоздали бы они объявиться — Гошу отправили бы в детский дом. Так что взяться такому плееру в их семье было решительно неоткуда.
В целом Гоша был хорошим парнем. Дружелюбный, добрый, не зануда и не приставала… Но сейчас мне не хотелось общаться в принципе ни с кем. Так что я демонстративно остановился, закурил, и постарался пройти мимо него. Но Гошу, конечно же, мои планы не интересовали. Он вытащил наушники, подошёл ко мне, улыбаясь, и протянул руку.
— Здорово!.. — он назвал меня по имени. Знал, что кличку свою я не люблю. Это несколько сгладило нежелание общаться, но ответил я все равно нехотя, переложив сигарету в левую руку. Гоша затоптался, кажется, увидев, что я не в настроении, и спросил невпопад: — А ты чего здесь?
Меня жутко бесил этот бессмысленный разговор, и я с неким наслаждением ответил, жестко выговаривая согласные:
— А тебе че, так прям интересно?
Он отступил и нервно сунул руки в карманы. Лицо вмиг стало озабоченным, хмурым.
— Чего злой такой?
— Да тебя это как касается?!
Я уже почти кричал, раскидывая руки в стороны. Не знаю, чего я так разозлился, и что стало последней каплей ― промоченные кроссовки, глупые вопросы Гоши или то, что я случайно потушил сигарету, когда взмахнул рукой, но теперь я буквально кипел. Гоша только пожал плечами, надел наушники и молча отправился дальше.
Мне ужасно захотелось как-нибудь напакостить ему напоследок, но я сплюнул и, уже не обращая внимания ни на что вокруг, наконец, пошел домой.
* * *
Мы с Костей сидели, стараясь дышать как можно тише. Цель была уже близка, оставался последний рывок наверх. Самый сложный рывок. Игорь и компания старших были сильно выше нас, так что они, судя по всему, спокойно залезли на крышу по железным штырям, торчащим из стены. Мы же с Костей совсем не дотягивались. Можно было бы подтащить что-нибудь, если бы не опасность нашуметь и привлечь охрану.
Так что наш путь наверх проходил по погнутой арматурной сетке, проходящей вдоль наружной стены здания. Если до этого нам с Костей еще удавалось найти другой путь, то здесь, на предпоследнем этаже Завода, других вариантов добраться до крыши просто не было.
На меня снова, в который раз за подъем, накатил страх. Я уже давно успел обругать себя за то, что, придя домой только чуть-чуть подумал, прежде чем кинуться звонить Косте и договариваться, что ладно, мол, завтра слазаем. Я даже не особо понимал, зачем мне оно надо. Но Костя обрадовался и тут же простил меня (впрочем, за свои слова он так и не извинился, и я все равно был на него слегка обижен).
— Ну, полезли?.. — спросил я, тайно надеясь, что Косте забоится и передумает в последний момент. Но Костя оказался хитрее.
— Да ты посмотри на неё, — он кивнул на шатающуюся из-за ветра решетку, — да она же свалится, если мы оба полезем!.. Тебе лезть надо. Ты легче.
Я дернулся, сглотнул и уже собрался возразить, как Костя приставил палец к губам. Снизу что-то зашумело. Наверное, охранник.
В Костиных глазах мелькнул страх, он показал на решетку, мол, лезь, я за тобой. И я повиновался.
На негнущихся ногах я подошел к решетке и начал подниматься. Ее невероятно шатало из стороны в сторону, она шумела так, что мне казалось, что слышно на другом конце города. Поднялся ветер. Я зажмурился и переставил ногу чуть выше. Не хотелось смотреть ни вверх, ни вниз — настолько было страшно, и я просто отдал управление своим рукам и ногам. И снова ногу выше…
Неожиданно за шумом раскачивающийся на ветру решетки я услышал еле слышный треск. От испуга дернулся и открыл глаза. Мгновение, еще одно… Сетку вырвало из стены, и я, закричав во весь голос, полетел вниз.
* * *
Что было дальше ― помню довольно смутно. Сначала было совсем не больно, только очень страшно, так, что я даже боялся открыть глаза, задним умом понимая, что не хочу знать, как я выгляжу после такого падения. В ушах гудело, но через шум я услышал топот и заставил себя разлепить веки. Это был Гоша. Он что-то кричал, был очень испуган. Мне же резко захотелось спать. Наверное, я потерял сознание.
Дальше помню только больницу. Плачущую маму, хмурого отца. В один день меня навестил Гоша, принёс мне свой плеер. Я все отнекивался, но он все равно мне его оставил. И целую кучу разных кассет.
Костя так и не появился. Когда Гоша в очередной раз меня навестил, я спросил, что он там, почему не приходит и спрашивает ли обо мне. Гоша грустно покачал головой и не ответил.
Тогда я впервые задумался о том, что такое настоящая дружба.
* * *
Мне, в общем, повезло. После ряда операций и долгого восстановления позвоночник все-таки сросся почти правильно. Я ходил медленно, с костылями и немного горбился, но врач сказал, что все могло бы закончиться гораздо хуже. Лечебная физкультура со временем помогла избавиться от корсета, держащего спину в правильном положении, а через некоторое время я смог перейти от двух костылей к одной небольшой трости. На алкоголь и табак после случившегося не мог даже смотреть.
С Гошей мы крепко сдружились. Меня, кажется, хотели перевести на домашнее обучение, но я настоял, что закончу школу на общих основаниях. Потом задумчивый и меланхоличный Гоша решил поступать в медицинский, захотел стать хирургом. Я долго не мог решить, что мне по душе, но в итоге пошел по стопам отца и стал инженером.
А Костю я больше не встречал. Я слышал, что после того случая он стал нелюдимым, перестал гулять с ребятами со двора, винил себя в случившемся. Через некоторое время он с семьей куда-то переехал.
Завод так и остался заброшенным и совсем обветшал. Через много лет я участвовал в решении о сносе здания и проектировании больницы на том месте. Гоша беззлобно ворчал о том, что из-за моей стройки там теперь не погуляешь с плеером, но на самом деле был очень рад, и после окончания стройки даже перевелся в новую больницу на должность главного хирурга.
