никита«Продай квартиру! Всё равно ведь одна живёшь…»
Светлана устало прикрыла глаза. Этот разговор повторялся уже в сотый раз, и каждый раз она чувствовала, как внутри поднимается волна раздражения. Бывший муж, Георгий, звонил всё чаще, и каждый разговор превращался в изматывающий торг.
— Нет, даже не проси. Не буду я продавать свою добрачную квартиру и не дам тебе денег на машину.
— Ты же понимаешь, что это будет честно, — его голос источал показную рассудительность. — Мы вместе делали ремонт, вкладывали семейные деньги. Да и вообще…
— Что «вообще»? — Светлана резко перебила его. — Это МОЯ добрачная квартира. Я её купила задолго до нашей встречи, на свои кровные. И ремонт… да что там тот ремонт! Обои поклеили да ламинат постелили. Тебя никто не заставлял!
В трубке послышалось тяжёлое дыхание. Она живо представила, как Георгий сейчас сидит в своей съёмной квартире, нервно постукивая пальцами по столу – эта его привычка всегда выдавала внутреннее напряжение.
— Слушай, — вкрадчиво начал он, меняя тактику, — ты же понимаешь, как сейчас взлетели цены на недвижимость? Твоя однушка теперь золотое дно! Продашь – и тебе хватит на жизнь, и мне останется на первый взнос за машину.
Светлана хмыкнула. Ну конечно, машина. Всегда его – быть «на колёсах», как он выражался.
— Ой, я тебя умоляю! — она почувствовала, как голос предательски дрожит. — Какая машина? Ты же опять всё в какой-нибудь развивающийся бизнес вложишь, а потом без копейки останешься!
— А вот давай без этого! — в его голосе появились металлические нотки. — Я теперь умнее стал. Не надо попрекать меня прошлыми ошибками.
Светлана подошла к окну. Весенний вечер окрашивал многоэтажки напротив в нежно-розовый цвет. Когда-то они с Георгием любили вместе встречать закат на этой кухне… Теперь эти воспоминания вызывали только горечь.
— Свет, ну подумай головой, — снова начал он. — Ты же сама говорила, что хочешь перебраться поближе к центру. Продашь эту – снимешь студию в новом ЖК. И мне поможешь, и сама в выигрыше останешься…
«В выигрыше», — эхом отозвалось в голове. Целых тридцать лет она была «в выигрыше» от этого брака – только вот почему-то чувствовала себя проигравшей.
— Послушай, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Я не хочу больше обсуждать эту тему. Квартира моя, и точка.
— Вот именно что твоя! — в его голосе прорезалась обида. — Только о себе и думаешь! А я после развода вообще без жилья остался. И что теперь, даже обсудить нельзя?
— Жора, мы уже сто раз это обсуждали. Каждый твой звонок – об одном и том же. Я устала объяснять.
— Конечно, устала! — он повысил голос. — Тебе же проще закрыться в своей скорлупе. Сидишь там одна, копишь свои обиды…
Светлана молча нажала «отбой». Пальцы дрожали. Георгий тут же перезвонил – один раз, второй, третий… Она смотрела на вспыхивающий экран телефона и чувствовала, как внутри растёт глухая тоска.
«А объясняться-то почему я должна? Почему должна объяснять очевидное?» — Светлана раздраженно отставила чашку. Сколько можно? Квартира её, куплена задолго до встречи с Георгием. Её собственная, её личное пространство.
А теперь, значит, продать и поделиться? С человеком, который свою долю от общей квартиры в очередной «перспективный бизнес» вложил? Который теперь на новую машину денег ищет?
Нет уж. Эта однушка — её крепость, её тыл. Сюда она всегда могла вернуться, когда совсем тяжело становилось. И сейчас вернулась. Здесь её дом, её правила, её жизнь. И решать, что с этой квартирой делать, будет только она сама.
Телефон снова загудел – но на этот раз это была не очередная попытка Георгия достучаться. На экране высветилось фото улыбающейся девушки – её дочь Маша.
— Мам, привет! Ты дома? — голос дочери звучал как-то странно.
— Дома, конечно. А что случилось?
— Можно… можно я приеду? Прямо сейчас?
Светлана напряглась. В голосе дочери слышались слёзы.
— Машенька, что стряслось?
— Мам… я… — дочь всхлипнула. — Мне нужно с тобой поговорить. Очень нужно.
Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.
— Приезжай, солнышко. Я жду.
Маша приехала через полчаса – растрёпанная, с покрасневшими глазами. Светлана молча обняла дочь, провела на кухню. В этой маленькой однушке на окраине они с Машей часто сидели вот так, разговаривали обо всём на свете.
Даже когда жили с Георгием в их общей квартире в центре, всё равно приезжали сюда – будто глотнуть свежего воздуха. А после развода, когда пришлось ту квартиру продать, Светлана без колебаний вернулась в свою старую однушку. Всё-таки первое собственное жильё – оно как первая любовь, особенное.
— Чай или кофе? — спросила она, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось от тревоги.
— Мам… — Маша сжалась решаясь. — Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Светлана присела рядом, накрыла ладонью дрожащие руки дочери:
— Что случилось?
— Помнишь, ты говорила… говорила, что Андрей может играть? — голос Маши дрогнул. — Что видела его возле этих… игровых залов?
Внутри всё оборвалось. Конечно, она помнила. Как-то встретила зятя возле супермаркета – он выходил из такого зала, нервный, дёрганый. Сказала тогда Маше, но та только отмахнулась: «Мама, ну что ты придумываешь! Он просто время убивал, пока меня ждал».
— Сколько? — тихо спросила Светлана.
Маша закрыла лицо руками:
— Три миллиона… Он взял кредиты в пяти разных банках. Говорил, что для бизнеса, что всё просчитал… А сам… — она захлебнулась рыданиями. — А я, а я…! Верила! Подписывала всё, что он приносил!
— Подписывала? — у Светланы внутри всё похолодело. — Ты созаёмщик?
Маша кивнула, не отрывая рук от лица:
— Он говорил – так процент будет ниже. А теперь… теперь коллекторы звонят. Говорят, что отберут квартиру…
Светлана прикрыла глаза. В памяти всплыло, как три года назад они с Георгием продавали общую квартиру после развода. Тогда Маша с Андреем как раз планировали своё жильё купить – и её доля от той продажи очень кстати пришлась. Добавили материнский капитал, подзаняли немного, взяли ипотеку… Казалось, всё так удачно сложилось. И вот теперь – всё может рухнуть из-за этих долгов.
— Он обещает завязать, — Машин голос звучал глухо. — Говорит, найдёт другую работу, будет выплачивать… Модет и на калым пойдет. Но я не верю, мам. Я больше ничему не верю.
В голове у Светланы крутились обрывки недавнего разговора с Георгием. «Продай квартиру… Сейчас такие цены… Хватит и тебе, и мне…»
— А он сейчас где? — спросила она, смотря на плачущую дочь.
— Дома сидит. Третий день не выходит, на звонки никому не отвечает. Говорит, что жить не хочет…
«Знакомая песня», — подумала Светлана. Насмотрелась она на эти представления за тридцать лет брака с Георгием, когда тот спускал часть зарплаты. Правда, до таких сумм он не доходил – она вовремя поставила условие: или карты, или семья.
— Мам, — Маша подняла на неё опухшие от слёз глаза. — Я знаю, это всё звучит ужасно. Но я его люблю. И не хочу, чтобы он… чтобы с ним что-то случилось.
Светлана смотрела на свою двадцатипятилетнюю дочь и видела в ней себя – такую же растерянную, готовую простить всё, лишь бы любимый человек был рядом. Только у неё тогда была эта квартира – маленькая, на окраине, но своя. Было куда вернуться.
— Банк дал месяц, — Маша говорила уже спокойнее, вытирая слёзы. — Потом начнут процедуру изъятия… Андрей говорит, может, его родители помогут, но… — она махнула рукой. — Ты же знаешь их. Еле концы с концами сводят.
За окном стемнело. Где-то вдалеке мигали огни ночного города. Светлана помнила, как любила смотреть на эти огни в молодости – тогда они казались ей маяками, указывающими путь к мечте. Столько лет прошло, а она всё так же сидит на этой кухне, только теперь утешает не себя, а дочь.
— Я тоже найду вторую работу — вон он-лайн буду тоже работать, — Маша выпрямилась, пытаясь придать голосу уверенность. — пусть даже ночами , но буду выплачивать потихоньку…
— И сколько он всего набрал кредитов? — тихо спросила Светлана.
— Три миллиона… — Маша сжала пальцы. — Только он уже давно не платит совсем. Теперь с просрочками, штрафами и пенями уже почти четыре миллиона долга. И каждый день растёт. Банк грозится подавать в суд, звонят коллекторы… — она запнулась. — Даже если буду отдавать всю зарплату, это растянется на десять лет. А у нас еще же ипотека, коммуналка, продукты…
Телефон Светланы снова зажужжал – Георгий не оставлял попыток дозвониться. Она раздражённо смахнула уведомление.
Десять лет долговой кабалы. Десять лет страха открыть дверь или ответить на звонок. И это – её девочка, её единственная дочь, которую они с Георгием, несмотря на все проблемы, вырастили достойным человеком. А теперь она может потерять всё из-за безответственности мужа…
Ночь прошла без сна. Светлана лежала в темноте, слушая тиканье часов и глядя в потолок. Перед глазами стояло заплаканное лицо дочери. В голове крутились: долг, ипотека, проценты… Она знала, что Маша не справится. Даже с двумя работами – не справится.
Телефон снова завибрировал – Георгий. Третий раз за ночь. Светлана со вздохом взяла трубку:
— Что тебе?
— Слушай, — голос бывшего мужа звучал непривычно мягко. — Я тут подумал… Может, ты и права. Не хочешь продавать – не надо. Это твоя квартира, твоё решение.
Она усмехнулась в темноту. Новая тактика.
— И ты звонишь мне в час ночи, чтобы это сказать?
— Просто… — он помолчал. — Знаешь, я тут прикинул. Моя доля от продажи нашей квартиры… Я ведь тогда почти все деньги в бизнес вложил. А он не пошёл. Может, если бы мы тогда по-другому поступили…
— Жора, — устало перебила она. — Давай не будем начинать этот разговор. Прошлого не вернёшь.
— Да я не об этом! — в его голосе появилось раздражение. — Я о том, что тебе повезло. У тебя хоть что-то осталось. А я… — он осёкся.
Светлана села на кровати. В окно лился лунный свет, очерчивая силуэты мебели. Десять лет они прожили в этой квартире, пока она была сдана. Десять лет она была их подушкой безопасности. И вот теперь…
— Жора, — медленно произнесла она. — А ты знаешь, что у Маши проблемы?
В трубке повисла тишина.
— Какие… какие проблемы?
— Андрей в долги влез. Крупные. Они могут квартиру потерять.
Она услышала, как он шумно выдохнул:
— Сколько?
— Почти четыре миллионов.
— Твою ж за ногу… — Георгий выругался. — И что она… что они собираются делать?
— А что они могут? Маша вторую работу ищет. Только это капля в море.
— Так, — его голос стал деловитым. — Слушай, я завтра с утра к ним съезжу. Поговорю с этим… — он снова выругался. — Может, можно как-то реструктуризировать долг или…
— Жора, — перебила Светлана. — Я уже решила.
— Что решила?
— Я продаю квартиру.
В трубке повисла звенящая тишина. Потом Георгий осторожно спросил:
— Эту? Свою?
— Да.
— И… — он запнулся. — И что думаешь делать с деньгами?
Светлана горько усмехнулась:
— А ты как думаешь? Отдам Маше, конечно. Всё отдам.
— Подожди-подожди, — в его голосе появились истерические нотки. — Ты что, серьёзно собралась все деньги от продажи своей квартиры отдать на погашение долгов этого барана?
— Нашей дочери, Жора. Я собираюсь отдать деньги нашей дочери.
— Но мы же договаривались! — он сорвался на крик. — Ты обещала подумать! Ты же знаешь, как мне нужны…
— Ничего я тебе не обещала, — отрезала она. — И вообще, я думала, ты сейчас скажешь, что это моя квартира и моё решение.
Он замолчал. Светлана слышала его тяжёлое дыхание.
— Знаешь что? — наконец процедил он. — Ты всегда была эгоисткой. Всегда делала только то, что тебе хочется. А теперь ещё и прикрываешься благородством!
Светлана опять молча нажала отбой. Пусть кричит в пустоту.
Он объявился через неделю – без звонка, просто позвонил в дверь. Она как раз заканчивала собирать документы на продажу.
— Ты с ума сошла! — Георгий метался по квартире Светланы, размахивая руками. — Как ты могла? Без консультации со мной! Без…
— А я должна была с тобой консультироваться? — Светлана спокойно смотрела на него. Это спокойствие ещё больше выводило бывшего мужа из себя.
— Конечно! Это же… это же… — он задохнулся от возмущения. — Ты же знала, что я рассчитывал! Что мне нужны были эти деньги!
— На машину, — кивнула она. — Да, я помню. А нашей дочери они нужны были, чтобы не остаться на улице.
— Да при чём тут… — он осёкся, тяжело опустился на стул. — Маша… как она?
Светлана пожала плечами:
— Долг будет погашен. Андрей согласился ходить к психотерапевту. Обещает больше никогда…
— Все они обещают, — буркнул Георгий.
— Да, — она внимательно посмотрела на бывшего мужа. — Все обещают. Только одни действительно берутся за ум, а другие…
Он отвёл глаза:
— На что ты намекаешь?
— Ни на что. Просто… знаешь, Жора, я ведь тоже могла когда-то остаться ни с чем. Если бы не эта квартира.
— О чём ты?
— О твоих игровых долгах. Помнишь?
Он поморщился:
— Да брось! Это были копейки по сравнению с…
— Для меня тогда это не были копейки, — перебила она. — И если бы не эта квартира, я бы… мы бы с Машей…
Он вдруг сник, ссутулился:
— Прости. Я… я понимаю. Наверное. Просто… — он развёл руками. — А ты как теперь?
— Сняла квартиру. Маленькую, но мне одной хватает.
— Может… — он замялся. — Может, я могу чем-то помочь?
Светлана покачала головла:
— Не надо, Жора. Справлюсь.
В дверь позвонили. На пороге стояла Маша – похудевшая, но уже без того затравленного выражения в глазах.
— Мам, пап… — она переводила взгляд с одного на другого. — Вы что, опять ругаетесь?
— Нет, — Светлана улыбнулась. — Папа просто зашёл узнать, как у тебя дела.
— У меня… — Маша глубоко вздохнула. — У нас с Андреем всё налаживается. Он правда старается, папа. Нашёл работу, ходит к врачу…
Георгий хмыкнул, но промолчал.
— Мам, — Маша прижалась к плечу Светланы. — Спасибо тебе. Я не знаю, как мы бы без тебя…
— Всё будет хорошо, — Светлана погладила дочь по голове. — Иди домой. Андрею сейчас твоя поддержка нужна.
***
Полтора месяца спустя Георгий появился у неё в съёмной квартире. Долго говорил, что она правильно поступила, что сам бы он так не смог, предлагал помощь с арендой — всё-таки из-за дочери пришлось квартиру продать. А она только отмахивалась — справится, не впервой. Главное, что у Маши теперь всё наладилось