– Я ужасно устала, – могла бы сказать Ксения после каждого визита свекрови. – Устала, и видеть ее больше не хочу!
Но сказать так она не осмеливалась даже себе.
Потому что мама.
Мама мужа, да.
К себе свекровь Инна Ивановна семью Янтаревых приглашала очень редко. Еще бы: гостей надо кормить, накрывать на стол, развлекать двухлетнюю Дашу и пятилетнюю Алису, дочек Антона и Ксении. Хлопоты, хлопоты.
А вот визитами своими семью сына Инна Ивановна баловала. Минимум дважды в неделю. Обязательно утром, когда девочки в садике. Ну и что, что сын на работе – Ксения работает во вторую смену, а значит, никто не помешает женщине вдоволь ее повоспитывать.
Основные замечания касались, конечно, детей.
– Зачем ты заплетаешь девочек так туго! – возмущалась Инна Ивановна. – Волосы должны дышать, а они у тебя целый день ходят туго заплетенные.
– Если я не стяну им косички, – отбивалась Ксения, – они к середине дня в группе станут лохматыми. А воспитательница уж точно переплетать их не станет.
– Как это не станет? – негодовала бабушка девочек. – Это ее работа, ей за нее деньги платят.
Или:
– Ты варишь детям манную кашу? Но это же недопустимо! Манная каша не только не полезна, но и вредна для организма.
– Инна Ивановна, – терпеливо объясняла Ксения, – девчонки почему-то манную кашу очень любят. Причем, именно мою, приготовленную дома, а в садике не едят. Да с вареньем или с изюмом, с маслом… Что плохого в том, что Алиска и Даша хорошо и вкусно поедят? Ну хотите, я и вам положу попробовать? – как-то попыталась предложить она.
– Нет уж, спасибо, – оскорбленно выпрямила спину свекровь. – Я на диете. А манная каша, тем более так часто, уж точно добавит мне лишних калорий.
А вечером – обязательный ежедневный созвон с сыном. Антон матушку очень любил, разговаривал с ней подолгу, на выходных ездил обязательно, помочь то с дачей, то еще с чем, да и в будни вечера прихватывал. И почти после каждого разговора он тоже начинал цепляться к жене.
– Почему девочки до сих пор не спят? Уже девять вечера!
– Антоша, они купаются. Сейчас ванна, потом сказка – и спать. К десяти угомонятся точно.
– Никакого режима у детей, – возмущался муж. – Ну никакого!
Один раз Ксения не выдержала.
– А ты попробуй уложить их в девять сам, – предложила она. – Не хочешь? Ты же тоже отец!
– Нет уж, – отказался Антон. – Достаточно того, что я деньги зарабатываю.
– Я тоже работаю, – возразила Ксения. –Но когда смена с утра, я забираю из садика Алиску и Дашку и за продуктами захожу. Или это делает моя мама.
– Если ты помнишь, я был против того, чтобы ты выходила на работу, – оскорбился муж. – Ты сама настояла! А теперь не успеваешь ничего по дому… мама права: женщина должна заниматься домом и детьми, а не работой. Мама, если хочешь знать, даже твоей матери об этом говорила, просила на тебя повлиять. Но увы, Ольга Петровна ее не поняла и не оценила.
– Ах, значит, мама, – не выдержала Ксения. – Вот кто льет воду! Антон, – сделала она попытку достучаться до мужа, – ты разве не видишь, что Инна Ивановна тебя против меня настраивает?
– Не выдумывай, – отмахнулся Антон. – Ее замечания вполне справедливы и обоснованы. И только потому она их делает, что хочет, чтобы девочки росли здоровыми и счастливыми.
«Счастливыми с такими скандалами в семье, – подумала как-то грустно Ксения. – Сильно сомневаюсь».
Несколько раз она предпринимала попытки спокойно поговорить с мужем.
– Антоша, я прошу тебя. Я понимаю, что твоя мама хочет нам добра. Но ты бы не мог поменьше слушать ее и все-таки услышать меня? Я Инне Ивановне не нравлюсь – ее право, она меня любить не обязана. И ты ее сын, да. Но ведь ты и мой муж тоже! Почему ты веришь всегда и во всем ей, но мне – никогда? Я-то жена тебе или кто? Я, в конце концов, мать Алиски и Дашки. Кто лучше матери знает, что нужно детям? Да и в домашнем хозяйстве я все-таки научилась разбираться. Ну скажи, разве ты сам не хвалил мои котлеты? Разве не говорил, что с моими оладушками не сравняются ничьи в целом мире? А помнишь, как в первые годы мы дружно жили? Ведь не ругались же правда?
Но Антон предпочитал уходить от таких разговоров и лишь отмахивался.
– Если мама и делает тебе замечания, то потому что любит меня и тебя. А ты этого не замечаешь.
– Тебя она, безусловно, любит, – согласилась Ксения. – Но меня… сильно сомневаюсь.
Ксения была уверена, что свекровь обсуждает ее и очерняет в глазах не только сына, но и других людей. Уж со своими-то подругами – без сомнений. Но как доказать мужу, что его мать действительно хочет их поссорить, плохо к ней относится и настраивает Антона против жены, не знала.
Неожиданно ей в голову пришла идея. Несколько дней Ксения обдумывала ее – а потом решилась. У школьной подруги Ленки, которая теперь работала журналистом, она попросила диктофон. Диктофон – чудо немецкого искусства, коробочка размером чуть больше спичечного коробка. Несколько дней не решалась, а потом выпал удобный повод.
Они с девочками заехали к бабушке Инне после того, как Ксения забрала обеих из садика. Навестить, мол, девочки соскучились, а завтра суббота, можно лечь спать попозже, и пусть внучки повидаются с бабушкой. Под предлогом того, что хочет приготовить чай, Ксения оставила Алису и Дашу играть с Инной Ивановной в комнате, а сама ушла в кухню. Гремя для видимости посудой и замирая от страха, сунула диктофон на открытую полочку кухонного гарнитура, где у свекрови стояли многочисленные баночки со специями, задвинув так, чтобы не было видно. И стала ждать.
Через несколько дней под предлогом того, что в прошлый раз забыли у бабушки Дашкину игрушку и кофточку Алисы, Ксения снова заехала к свекрови, забрав дочек из садика. И снова вызвалась «приготовить чай». Быстро вытащила диктофон, сунула его в карман и, как ни в чем ни бывало, продолжала накрывать на стол.
Невестка разоблачила свекровь, оставив диктофон на кухне: узнав её истинные чувства, Ксения впала в отчаяние.
Несколько дней потом Ксения не решалась показать запись мужу. Слушала, переслушивала, плакала. Наконец, решилась. Отправила дочек к матери, накормила мужа ужином и, дождавшись, пока он поест и расслабится, положила перед ним диктофон.
Антон молча слушал, как его мать рассказывает своей подруге о том, какая невестка плохая жена, мать и хозяйка. До Ксении, стоящей у окна в попытках скрыть слезы, доносились только отдельные реплики. Но она и так знала этот разговор едва ли не наизусть.
– Ах, Женечка, как я жалею, что тогда не отговорила Антошку от свадьбы. А ведь говорила: зачем, подумай, не пара она тебе, не пара!
– Она, конечно, работает. Но ведь я в свое время тоже работала. И успевала следить за сыновьями и за мужем. А Ксеня… представляешь, они полуфабрикаты готовят!
– Теперь-то, конечно, никуда не денешься. Теперь у них дети. Я Алиску и Дашу, конечно, не люблю, девчонки обе в мать, и внешностью, и характером, такие же упрямые и своевольные. Но ведь они все-таки мои внучки. Я стараюсь быть им хорошей бабушкой, но… не люблю. У них теперь семья. Значит, так тому и быть.
– Главное ведь, чтобы Антошку все устраивало, верно? А его, похоже, все устраивает. Хотя, право, не ожидала, что мой сын вырастет настолько бесхарактерным.
Дослушав до конца, Антон повернулся к жене. Лицо его было спокойно, но в глазах горели злые огоньки.
– Откуда это у тебя? – спросил он.
– Из диктофона, как видишь, – усмехнулась Ксения. – Теперь веришь?
– Чей это диктофон? У тебя такого никогда не было! Ну же, отвечай!
– Ленкин.
– Той самой, которая журналист?
– Да.
– Вот, значит, как, – протянул Антон, рассматривая жену, словно видел ее в первый раз. – Ты специально готовилась. Взяла диктофон, положила его в доме моей матери – кстати, куда?
– Это важно?
– И дальше подслушивала и записывала ее разговоры. Так? Так, я спрашиваю? Молчишь? Значит, оправдаться нечем? А про нарушение права на частную жизнь ты когда-нибудь слышала? Ну? Что опять молчишь? А про то, что такой поступок называется подлостью?
– Подлостью? – вспыхнула Ксения. – А то, что делает твоя мать, не подло? Она обсуждает меня со своими подругами. Она настраивает против меня тебя и теперь уже детей – Алиска, когда побывает у бабушки, бездумно рассказывает мне, что та говорит в мой адрес. Волосы дыбом! Да, девчонке пять лет, она еще многого не понимает. А когда подрастет и поймет? Чью сторону она выберет, матери или бабушки? И кем она меня будет считать? Мне что, девочек совсем к ней не водить?
– Оправдываешься, – презрительно протянул Антон. – Значит, сама понимаешь, что ты натворила.
– Я?
– Вот что, дорогая. Я считал тебя порядочным человеком. Но теперь начинаю думать, а не запишешь ли ты когда-нибудь вот так наши с тобой беседы. Или постельные сцены, – Антон усмехнулся. – Или еще что. И не выставишь ли против меня.
– Я никогда такого не сделаю, – тихо проговорила Ксения, но муж словно не слышал.
– Я ухожу, – сказал он. – Совсем. За вещами заеду потом и надеюсь, ты не станешь препятствовать мне видеться с дочками.
Повисла пауза. Антон встал и прошел в комнату. Достал из шкафа свитер, свежую рубашку и носки, стал переодеваться.
– Ты думаешь, я сейчас заплачу, – устало проговорила Ксения, проходя за ним и прислоняясь к дверному косяку. – Брошусь тебе в ноги, уговаривать стану: останься, мол, а как же дети, а как же я. Оправдываться, клясться, что больше никогда. Нет, дорогой. Уходишь – скатертью дорога. Можете вместе с матушкой вместе еще раз облить меня грязью и рассказать всем знакомым, какая я плохая. Плакать не стану.
Выйдя из комнаты, она хлопнула дверью.
Ксения вышла в кухню, подошла к окошку. Прислонилась пылающим лбом к прохладному оконному стеклу. Прижала к горящим щекам ледяные ладони.
Ладно. Ничего.
Простучали по коридору шаги мужа, скрипнула дверца шкафа, хлопнула входная дверь. Наступила тишина.
Ксения стояла, не шевелясь.
Она выстоит. Справится. Сможет. У нее дети. Все будет хорошо.
Молодая женщина взглянула на часы. Сейчас она позвонит маме и попросит оставить девчонок у себя на ночь. А завтра – завтра начнется новая жизнь.