— Значит, мой отец, человек, которого я считала примером порядочности, всю жизнь врал мне? — Людмила стукнула кулаком по столу, родные вилки и ножи подпрыгнули. — И теперь этот… этот человек просто появляется из ниоткуда и претендует на наследство?
Игорь сидел напротив, его пальцы нервно постукивали по папке с документами. Высокий лоб, те же морщинки у глаз, что и у отца. Неприятное сходство.
— Я не претендую. Просто хотел познакомиться с семьёй, — его голос звучал спокойно, почти равнодушно. — Отец сам нашёл меня пять лет назад.
— Пять лет?! — Людмила вскочила, отодвинув стул с таким грохотом, что старая люстра качнулась. — Он пять лет знал о тебе и ничего мне не сказал?
Тётя Мария вздохнула, её морщинистые руки затеребили кружевной воротник старомодной блузки.
— Людочка, присядь. Твой отец… он собирался рассказать. Просто всё откладывал.
— И что теперь? — Людмила обвела рукой комнату. — Этот дом, мамины вещи, всё, что я считала своим прошлым — теперь придётся делить с чужаком?
— Я не за этим приехал, — Игорь поднял взгляд, и Людмила впервые заметила, какие же у него грустные глаза. — В завещании указано…
— Да плевать мне на завещание! — она схватила чашку и с силой поставила её на блюдце. — Ты даже не представляешь, через что мы прошли с отцом! Как я держала его за руку, когда мамы не стало! Где ты был тогда?
Игорь поджал губы и на секунду прикрыл глаза.
— Я не знал о его существовании. Меня воспитывала бабушка. Моя мать… она не сказала мне, кто мой отец.
Тётя Мария вдруг взяла Людмилу за руку.
— Послушай, Анатолий был сложным человеком. Он делал ошибки, но любил тебя больше всего на свете.
— И поэтому оставил мне… сюрприз? — Людмила повернулась к Игорю. — Что тебе нужно? Говори прямо. Деньги? Дом? Признание?
Игорь достал из папки сложенный лист бумаги.
— Вот копия завещания. Думаю, нам стоит обсудить это с нотариусом. Вместе.
— Нет уж, — Людмила выдернула документ из его рук. — Я сама разберусь!
Она развернула лист и замерла. Первая строчка ударила как пощёчина: «Всё своё имущество я завещаю в равных долях моим детям — Людмиле Анатольевне Ворониной и Игорю Анатольевичу Краснову…»
Бумага выпала из её рук.
— Этого не может быть, — прошептала она. — Не может быть…
Нотариус, сухонький старичок с аккуратно подстриженной бородкой, всё утро перебирал бумаги, пока Людмила сидела напротив, стискивая сумочку так, будто собиралась сбежать с добычей.
— Документы в порядке, Людмила Анатольевна. Подлинность не вызывает сомнений, — он снял очки и устало потёр переносицу. — Анатолий Викторович всё оформил по закону.
— Виктор Палыч, вы же знали папу сколько? Лет тридцать? — Людмила наклонилась к столу. — Он никогда не упоминал… про другую семью?
Нотариус отвёл взгляд.
— Это было давно. Первый брак, до встречи с вашей мамой. Очень короткий.
— И вы знали?! — Людмила подскочила, кровь бросилась ей в лицо.
— Профессиональная тайна, — он развёл руками. — Не моё дело обсуждать личную жизнь клиентов.
Когда Людмила вышла на улицу, Игорь ждал её возле старой липы — той самой, где в детстве она качалась на самодельных качелях.
— Что сказал нотариус? — спросил он, не двигаясь с места.
Людмила поморщилась, словно от зубной боли.
— Подтвердил, что ты — настоящий. По крайней мере по бумагам.
— Мне жаль, что так вышло, — его голос звучал почти искренне. — Я пойму, если тебе нужно время.
— Время? — Людмила невесело рассмеялась. — Да мне вся жизнь нужна заново!
Она хотела пройти мимо, но вдруг остановилась.
— Знаешь, что самое паршивое? Что он так и не решился сказать мне. Будто я какая-то фарфоровая кукла, которая разобьётся от правды.
Игорь помолчал, глядя вдаль, туда, где виднелись купола старой церкви.
— Он собирался. На твой день рождения. Готовил речь, даже записал на диктофон то, что хотел сказать.
— Откуда ты…
— Эта запись есть у меня. Последний разговор с ним.
Людмила вдруг представила отца — его морщинистые руки, как он подносит к губам диктофон и неловко ищет слова. От этой картинки что-то сжалось внутри.
— Оставь её себе, — отрезала она и быстрым шагом направилась к машине.
Дверь в салон красоты «Людмила» привычно звякнула. Раньше этот звук радовал, теперь же раздражал сильнее скрежета ногтем по стеклу.
— Людочка, там из налоговой пришли, — Наталья, администратор, выглядела бледнее обычного. — Говорят, плановая проверка.
— Плановая? — Людмила усмехнулась. — Третья за месяц?
В маленьком кабинете уже ждал мужчина в костюме, разложив бумаги по столу как карты в пасьянсе.
— Нарушения серьёзные, — он постукивал ручкой по папке. — Штрафы, доначисления, возможное административное дело.
— Я всегда платила налоги, — Людмила сжала пальцы так, что ногти впились в ладонь. — Двадцать лет работаю, ни разу не было претензий. А тут вдруг?
— Ну, кто-то заинтересовался вашим бизнесом, — инспектор пожал плечами. — В нашей работе всякое бывает.
Возле салона, где стоянка была почти пуста (странно для вторника), Людмила столкнулась с Игорем.
— Ты что тут делаешь? — она инстинктивно отступила на шаг. — Следишь за мной?
— Нет. Проезжал мимо, увидел твою машину, — он кивнул на старенький «Форд». — Хотел поговорить.
— Не сейчас, — отрезала Людмила. — У меня тут… проблемы.
Игорь глянул на человека из налоговой, выходящего из салона.
— Проверки? — спросил он тихо.
— С чего ты взял? — Людмила вздрогнула. — Это твоих рук дело?
— Что? — Игорь посмотрел ей в глаза. — Зачем мне это?
— Не знаю, — она рассмеялась нервно. — Может, чтобы выжать меня? Получить дом и деньги?
— Людмила, я финансовый директор в крупной компании, — он вздохнул. — У меня своя квартира в Москве, нормальный доход. Ты правда думаешь, что…
— Я ничего не думаю, — отрезала она. — Просто странное совпадение — ты появляешься, и мой бизнес начинают трепать.
— Отец говорил, что ты похожа на мать, — вдруг сказал Игорь. — Такая же упрямая. Но он говорил это с восхищением.
Людмила замерла. Тысячи вопросов заметались в голове, но она подавила их.
— Не смей говорить про мою маму. Ты не имеешь права.
— Он любил её, — сказал Игорь, не обращая внимания на её злость. — Сказал, что она была любовью всей его жизни.
— А твоя мать тогда кто? Ошибка молодости?
Игорь вздрогнул, словно от пощёчины.
— У него был роман до знакомства с твоей мамой. Короткий, случайный. Моя мать забеременела и решила воспитывать меня одна, — он повернулся к машине. — Может, давай поговорим, когда ты будешь готова? Мне правда жаль, что так получилось.
— А твоя мать? — внезапно спросила Людмила. — Она жива?
— Нет, — Игорь покачал головой. — Умерла десять лет назад.
— И после этого ты нашёл отца?
— Нет, — он обернулся у машины. — Он нашёл меня.
Он протянул Людмиле визитку.
— Позвони, если захочешь послушать ту запись. Или если будут проблемы с салоном, — он помедлил. — Я правда могу помочь, Людмила. У меня есть связи.
— Я сама справляюсь всю жизнь, — она сунула визитку в карман, не глядя. — И дальше справлюсь.
Но через неделю, когда счета салона заблокировали, а в тётиной квартире прорвало трубу, она достала измятую карточку с московским номером.
— Я не буду просить у него помощи, — Людмила нервно измеряла шагами кухню, пока тётя Мария сидела за столом, перебирая старые фотографии. — Объявился на готовенькое, а теперь ещё спасителем хочет выглядеть!
— Гордость — плохой советчик, Людочка, — тётя подняла выцветший снимок. — Смотри, это твой отец перед армией. Совсем мальчишка ещё.
Людмила бросила взгляд на фото и отвернулась. Сейчас она видела в отцовском лице черты Игоря, и это растравляло рану.
— Салон закроют, тётя Маша. Всё, что я строила двадцать лет.
— А этот мальчик правда может помочь?
— Какой он мальчик! — фыркнула Людмила. — Сорок лет мужику.
Телефон разрывался от звонков — мастера, клиенты, поставщики. Все хотели знать, что происходит.
Людмила наконец сдалась и набрала номер.
— Это Людмила, — сказала она сухо. — Ты говорил, что можешь помочь с салоном.
Игорь приехал через два часа. Вошёл в дом, осторожно переступая порог, словно боялся спугнуть старые тени.
— Привет, тётя Мария, — он кивнул старушке, и Людмила с удивлением отметила, какой тёплой улыбкой та его встретила. Будто давно знакомого.
— Сколько тебе нужно времени? — спросила Людмила, положив перед ним документы салона.
— День-два, — он пролистал бумаги. — Я переговорю с людьми. И возьму юриста, который специализируется на налоговых спорах.
— И сколько это будет стоить? — в её голосе звучал вызов.
— Ничего, — он не поднял глаз от документов. — Это семейное дело.
— Мы не семья, — отрезала Людмила.
Игорь наконец посмотрел на неё, и в его взгляде было что-то такое… спокойное, выдержанное, как хорошее вино.
— Для меня — семья. Единственная, что у меня осталась.
К вечеру следующего дня счета разблокировали. А ещё через неделю исчезли все претензии налоговой. Людмила стояла посреди пустого салона — последний клиент ушёл час назад.
— Как ты это сделал? — спросила она, когда Игорь привёз документы.
— У меня действительно есть связи, — просто ответил он. — Финансовые директора крупных компаний знают правильных людей.
— Зачем тебе это? — она оперлась на стойку администратора. — Чего ты хочешь на самом деле?
Игорь помолчал, будто взвешивая каждое слово.
— Знаешь, когда отец нашёл меня, я тоже был в ярости. Считал, что он бросил меня, что не имел права объявляться. Я даже дверь ему не открыл в первый раз.
— А потом?
— Потом узнал, что он не знал обо мне. Моя мать никогда ему не говорила.
Людмила слушала, подавляя в себе желание оборвать его, защититься.
— Он виноват перед тобой, — продолжил Игорь. — Должен был рассказать раньше. Но он любил тебя больше всего на свете. Послушай запись…
— Нет, — Людмила покачала головой. — Я не готова.
— Хорошо, — он не стал настаивать. — Но я хотел сказать… я не за наследством приехал.
— А за чем?
Игорь смотрел куда-то мимо неё, и вдруг Людмила увидела в нём одинокого человека. Такого же, как она сама.
— Всю жизнь я думал, что мой отец — какой-то подонок, который бросил беременную девчонку. А потом он позвонил и сказал: «Здравствуй, сынок. Я только что узнал о тебе». Мы говорили часами. Он рассказывал про тебя, про твою маму. Я приезжал к нему в Москву, когда он был на лечении. Он показывал твои фотографии, — Игорь достал из кармана потёртый снимок. — Вот эту всегда носил с собой.
Людмила взяла фотографию — она на выпускном, в белом платье с кружевным воротничком, смеётся в камеру.
— Почему он не сказал? — её голос дрогнул. — Почему не познакомил нас при жизни?
— Боялся, — просто ответил Игорь. — Боялся, что ты не простишь. Что возненавидишь его за обман.
Он помолчал.
— Знаешь, он велел мне присматривать за тобой. Сказал: «Моя Люда такая сильная, что никогда не попросит помощи».
Людмила усмехнулась сквозь слёзы.
— Пятьдесят семь лет, а он всё ещё считал, что обо мне нужно заботиться.
— Он был хорошим отцом, Людмила, — Игорь явно не знал, можно ли приблизиться, утешить. — Для нас обоих. Просто по-разному.
Тётя Мария заварила чай в отцовских чашках — толстостенных, с голубым ободком, купленных ещё при маме. Руки её дрожали, чайник позвякивал о края.
— Осторожно, тётя, дай я, — Людмила забрала чайник и разлила чай, стараясь не встречаться взглядом с Игорем, сидящим напротив.
Маленький диктофон лежал на скатерти между ними — чёрная пластиковая коробочка с отцовским голосом внутри. Людмила смотрела на него, не решаясь нажать кнопку.
— Может, вы хотите послушать одни? — тётя Мария начала подниматься.
— Нет, останься, — Людмила накрыла её руку своей. — Ты тоже семья.
Она нажала «play». Секунда тишины, затем кашель, и голос — родной, с хрипотцой. У Людмилы перехватило дыхание.
«Люда, дочка… не знаю, как начать. Наверное, надо просто сказать — прости меня. За то, что не рассказал раньше. За то, что у тебя есть брат, а ты не знала о нём всю жизнь.»
Отец говорил сбивчиво, иногда останавливался, подбирая слова. Рассказывал о коротком браке до встречи с её мамой, о том, как потерял связь с первой женой, не зная про ребёнка.
«…мы с твоей мамой были так счастливы, когда родилась ты. И я боялся всё испортить. Откладывал разговор, думал — подрастёт, поймёт. А потом мама заболела, и было не до этого. Потом ты была такая потерянная после её смерти…»
На последних словах его голос дрогнул, и Людмила поймала себя на том, что гладит диктофон, словно отцовскую руку. В горле стоял ком.
«Игорь — хороший человек, Люда. Он так похож на тебя — такой же упрямый, такой же верный. Вы могли бы… я хотел, чтобы вы стали семьёй.»
Запись закончилась, и в кухне повисла тишина. Людмила сидела, опустив голову. Первой заговорила тётя Мария:
— Он так боялся тебя потерять, Людочка.
— А в итоге потерял время, — горько усмехнулась Людмила. Она посмотрела на Игоря. — Сколько лет мы могли бы знать друг друга? Десять? Пятнадцать?
— Лучше поздно, чем никогда, — Игорь дотронулся до старой вазочки с печеньем — той самой, из которой отец всегда угощал Людмилу в детстве. — У нас ещё есть время.
Месяц спустя они сидели за тем же столом. Людмила достала бабушкин сервиз, который берегла для особенных случаев.
— Тетя Маша, передай запеканку Игорю, — она кивнула в сторону брата, который рассказывал о своей поездке в Питер.
— Знаешь, — сказал он, принимая блюдо, — отец всегда хвастался, что ты печёшь лучшую запеканку в мире.
— Это мамин рецепт, — Людмила улыбнулась, глядя, как он пробует. — Ну как?
— Он не преувеличивал, — Игорь поднял вилку в шутливом салюте.
Тётя Мария смотрела на них с тихой улыбкой. За окном опадала листва с той самой липы, а на столе стояли отцовские чашки с голубым ободком — три чашки, расставленные в круг, как положено в семье.
