Не сосчитать, сколько расстройств и неприятностей претерпела по вине невестки Ольга Францевна. Но чтобы вот так, среди бела дня, заявиться в ее дом с топором… Это было уже слишком! Дама тонкой душевной организации, свекровь предприняла попытку лишиться чувств. Но невестка ей этого не позволила.
— Никаких обмороков, мамаша! Знаю я ваши трюки! — рявкнула Вика и демонстративно переложила увесистый топор из одной руки в другую. — Прямо тут отсекать будем? Или в комнату пройдем?
— Кого отсекать? — дрожащим от ужаса голосом спросила Ольга Францевна.
— Пуповину, мамаша, пуповину!
— Какую?
— Так вам, мамаша, виднее! — ответила Виктория и уверенно прошагала вглубь профессорской квартиры.
«Дал же Бог невестку», мысленно ворчала пожилая женщина, семеня за той на подкашивающихся ногах. «Что за манера изъясняться? И словечко эдакое – «мамаша»! Как ей такие только в голову приходят!..»
Никто и никогда не смел называть Ольгу Францевну пролетарским словом «мамаша». Заслуженный преподаватель, уважаемая заведующая кафедрой педагогики, вдова выдающегося профессора филологии, она выпустила целую плеяду блестящих специалистов! Ее бывшие студенты занимают должности в Министерстве образования! А тут, на тебе – «мамаша»!..
— Вы же сами недавно полоскали мне мозги россказнями про «духовные пуповины» и «неразрывную связь матери и ребенка». Было дело, а?
Вика вопросительно уставилась на свекровь. А та, поджав губы, молча посмотрела в сторону.
— Так было или нет?
Заслуженный работник образования отвечала упорным молчанием. Она прекрасно поняла, о чем говорит Вика. Коварная змея, которая по какой-то невероятной, роковой ошибке стала женой ее сыночка Павлика, имела в виду их недавнюю ссору. Когда во время очередного визита свекрови уставшая после работы Виктория, выслушав традиционную порцию назиданий и советов, не выдержала и взорвалась:
— Вам что, мама, больше делать нечего? Вы в нашей квартире бываете чаще, чем мы с Павлом! Разберемся как-то без вашей помощи!
Ольга Францевна постаралась скрыть чувство досады, вызванное пренебрежительными словами невестки. Спокойно, как и полагается воспитанному интеллигентному человеку, она попыталась образумить молодую женщину:
— Виктория, я понимаю ваши чувства и стремление обрести самостоятельность! Но и вы должны признать, что вы с Павлом еще слишком юны! Вы — молодая семья, не имеющая жизненного опыта. И кто же, как не я, сможет провести вас по каменистым тропам первых лет супружеской жизни?!
Но невестка, как и следовало ожидать от девушки, выросшей в семье весьма средне образованных рабочих, продолжала упорствовать:
— Хватит нас контролировать! Павел уже взрослый мальчик! Ему скоро тридцать пять! А вы все никак от него не отцепитесь!
И вот тогда-то Ольга Францевна, не питая особых надежд на понимание, предприняла попытку растолковать невестке про ту неразрывную духовную связь, которая существует между матерью и ребенком. Невестка не оценила, но запомнила…
В тот вечер Ольга Францевна, не теряя достоинства, но в страшном гневе покинула дом сына. Возмутительное поведение Виктории вывело ее из себя. Но более всего задело Ольгу поведение Павлика. Ее воспитанный, почтительный, поцелованный Богом ребенок неожиданно принял сторону жены!
— Мам, у нас все хорошо! Не утруждай себя столь частыми визитами к нам! Если нам понадобится твоя помощь или наставления — мы обязательно к тебе обратимся! — попытался договориться с матерью Павел.
Конечно, Ольга понимала, что однажды ее сын вырастет, выпорхнет из теплого родительского гнезда и обзаведется собственной семьей. Что поделать — естественный ход вещей! И когда пришло время признать Пашеньку взрослым мужчиной, она не возражала против появления в его жизни особ противоположного пола. Но при этом пристально присматривалась к каждой новой подружке сына.
Стоит отдать ему должное, девушек Паша выбирал достойных. Однако не до такой степени, чтобы заменить ними мать.
Настоящий материнский кoшмар в жизни Ольги Францевны начался со злополучной фразы: «Познакомься, мама, это Вика. Мы любим друг друга и собираемся пожениться!» Потому что Вика оказалась не просто неподходящей девушкой для Павла. Она была кaтастрофически несообразной!
— Сынок, ну, что ты в ней нашел? — заламывала руки безутешная мать.
— Мам, Вика — прекрасная девушка! Ты просто не успела ее хорошенько узнать! — успокаивал сын.
— Господи, Паша, но она же совсем не твоего круга! Она тебе не пара!
— Ну, что за мещанские предрассудки? — отмахивался Павел и старался избегать подобных разговоров.
«Слава Богу, что этого не видит твой покойный папочка! Он бы такого точно не вынес!» печально думала страдалица, прикладывая к воспаленной голове компресс.
На людях Ольга Францевна героически бодрилась.
— Молодежи сейчас очень трудно! — делилась она мыслями с коллегами по кафедре. — Гораздо труднее, чем было нам! Поэтому я считаю своим священным материнским долгом разделить с моими молодоженами тяжелую ношу семейной жизни!
Богини педагогики согласно кивали и смотрели на завкафедры с нескрываемым восторгом: «Святая женщина! Нет бы, пожить теперь для себя, насладиться свободой. А она добровольно жертвует собой ради детей!»
Однако новообразовавшаяся ветвь семейного древа оказалась неблагодарной.
— Мама, я сама как-нибудь разберусь! — недовольно ответила Ольге Францевне невестка в телефон, когда та, движимая самыми благими побуждениями, позвонила ей наутро после свадьбы и попыталась растолковать, какой именно завтрак любит Паша.
И что ему ни в коем случае нельзя жареного.
— Вообще-то я поваром в леспромхозе работаю. Вы забыли, ма? — сонно напомнила невестка и самым нахальным образом положила трубку.
Пресловутый «леспромхоз» стал первым гвоздем, забитым в крышку гроба Ольгиных надежд. Где Пашенька, этот гений банковского дела, мог повстречать повара из леспромхоза — оставалось для заслуженного педагога загадкой.
— Так я сама его нашла! Пришла в банк карточку поменять. Смотрю — красавчик такой сидит. Ну, вот я и подкатила, — пожала плечами Вика, отвечая на робкий вопрос свекрови.
И вновь Ольга Францевна мысленно схватилась за голову:
«Подкатила? Она сама — к нему, первая? Какая, однако, невоспитанная девица!»
«Хотя, откуда там воспитание?» жаловалась мать портрету мужа-профессора, давно ушедшего в иные миры. «Ты знаешь, Игорек, кто ее родители? Отец — железнодорожник! Ну, это куда ни шло. А мать — повар в женской тюpьме! Нет, я, конечно, все понимаю! Все профессии важны, все профессии нужны. Но я так надеялась, что наш мальчик женится на интеллигентной девушке. Хорошо бы из приличной семьи. И чтобы с высшим образованием».
Профессор филологии молча смотрел на жену с портрета. И, как ей казалось, с укором во взгляде. Дескать, не уследила за нашим мальчиком, позволила такому случиться.
«Я все исправлю, дорогой!» торжественно поклялась портрету Ольга Францевна и принялась за дело…
Итогом ее благородного родительски-педагогического порыва стало появление в ее квартире невестки с внушительным топором в руке.
— Так как, мамаша, будем пуповину отсекать? Или сначала поговорим? — прервала затянувшееся молчание Вика, и свекрови показалось, что в этот момент остро наточенное лезвие топора блеснуло стальным блеском.
— Поговорим, — еле слышно ответила Ольга Францевна, сползая на диван…
***
— Вот и договорились! — весело сказала Вика, выходя из квартиры свекрови час спустя. — Вы живёте свою жизнь, а мы с Пашкой — свою! Если вы нам понадобитесь — мы вам свистнем! А топорик я вам, мамаша, на память оставлю! Пускай постоит тут, в коридорчике, для назидания. Когда в следующий раз пуповина у Вас зачешется — им и почешите!
«Леспромхоз!» — только и могла подумать Ольга Францевна, захлопывая за невесткой дверь…
Вечером Павел, изрядно проголодавшийся на работе, спросил:
— А что, мама сегодня не приходила?
— Не-а! — покачала головой Вика, подкладывая мужу свои фирменные котлеты. — Я сама к ней ходила.
— Ничего себе! — Павел от неожиданности даже есть перестал и вилку отложил. — И как?
Виктория неопределенно пожала плечами и, пряча улыбку, ответила:
— Да нормально, посидели немножко, поговорили по душам…
— И о чем говорили?
— Да так… О высшей педагогике!
