Девушки начали исчезать еще весной, сначала одна, потом другая. К осени уже семь накопилось, и в округе только и шептались – маньяк завелся.
— Ты куда опять на ночь глядя собралась! – ругалась мать. – Смерти моей хочешь?
— Не твоей, а своей, – поправляла ее Маруся.
— Ты мне еще поговори!
Мать прятала от Маруси ключ, но Маруся спускалась через окно, благо квартира на первом этаже.
Маруся маньяков не боялась. В северном городе, где они жили, короткое лето порхает однодневной бабочкой, так что упустить его никак нельзя, и по вечерам она гуляла – одна, с подружками, а иногда и с мальчиками, но это редко: в библиотеке, где она работала, кавалеров особо не встретишь. Целыми днями Маруся выдавала книжки: мамашам, озабоченным развитием дошкольников, прыщавым старшеклассникам, сдающим экзамены, пропахшим капустой старушкам, а если и приходил какой симпатичный парень, так всегда с кольцом на руке.
— Жена не стена, вон, соседка же увела твоего батю! – говорила ей на это мать.
Мать работала в колбасном отделе, и сама была похожа на колбасу – с красноватой кожей, перетянутой слишком тесной одеждой, словно батон колбасы обвязкой, она всегда лоснилась то ли от сала, то ли от удовлетворенности жизнью. А что, у нее на работе кавалеров хватало, и после того, как батя сбежал с соседкой-цветочницей, мать и сама расцвела, как майская роза. Правда, на готовке это не отразилось – мать готовила всегда одно и то же: макароны и сосиски (последние приносила с работы, списанные).
Другое дело, бабушка! Бабушка пекла кулебяки и шарлотки, варила холодец и жарила отбивные. Наверное, поэтому замужем бабушка была три раза, мужчины ее любили, была в ней какая-то изюминка, в нее даже врач один влюбился. Он был хирургом, удалял у нее желчный пузырь. Потом говорил, что впервые в жизни у него тряслись руки во время операции, так она его впечатлила. И сам принес ей потом камушки в платочке – они были гладкие и блестящие, очень красивые, бабушка и не знала, что они такие бывают. У врача была жена, директор той школы, где училась Марусина мама. Хоть врач и не ушел от жены, та директриса все равно ее до самого выпускного гнобила ее, поэтому мама и не выучилась толком и стала продавщицей.
На старости лет бабушка заделалась ясновидящей – к ней приходили самые разные женщины, и она помогала им вернуть мужа или обрести любовь. Маруся в это не верила – как-то она попросила бабушку, чтобы та помогла ей обрести любовь, но бабушка отказалась.
— Любовь тебя сама найдет, – сказала она.
Когда наступила осень, так и случилось – Маруся шла по улице и увидела парня: светлые волосы ежиком, квадратные очки в дешевой оправе, сколиоз и слишком тощие руки. Маруся поняла мгновенно – это он. Она шла за парнем до самого вокзала, где он купил билет и сел на электричку до Северодвинска. Маруся бы тоже купила билет, но денег у нее не было ни копейки. И с тех пор она каждый день ходила к вокзалу и встречала электрички из Северодвинска, но того парня так и не видела.
-Бабушка, помоги мне его найти! Хочу поехать в Северодвинск, только скажи когда.
Мама, которая варила на кухне сосиски, прибежала с полотенцем в руках.
-Ты с ума сошла? Не пущу! Там последние две девушки пропали! Ты смерти моей хочешь?
Бабушка покачала головой, достала карты. Раскинула их, долг осмотрела, после чего изрекла:
-Мать права. Маньяк там тебя ждет. За красной дверью.
Верь не верь, а от таких слов у кого хочешь мурашки по коже побегут. Но Маруся бы не была Марусей – дождавшись, когда ее выходной совпадет с маминым рабочим днем, она разоделась, надухарилась и поехала искать своего очкарика.
Почти сразу же Маруся поняла, что задумка ее глупая – как она найдет одного человека среди такого огромного количества людей? Но решила, что удача будет на ее стороне, и просто пошла бродить по улицам.
Маруся сама не поняла, как оказалась в частном секторе – весь день бродила по городу, один раз присела на лавочку, чтобы съесть прихваченную с собой булочку, после чего опять пошла куда глаза глядят, и вот пришла. Темнело, лаяли собаки, еще и дождь начал накрапывать. Она глянула на часы – надо бы обратно, на электричку успеть.
-Девочка, ты мне не поможешь?
От скрипучего старческого голоса она аж вздрогнула.
Старик был сгорбленный, кожа его была покрыта то ли веснушками, то ли пигментными пятнами, а по его блестящей лысине невозможно было угадать, кем он был в юности – блондином или брюнетом? Но вот его глаза оставались пронзительно-синими, словно они не были подвластны времени.
— Кошка у меня залезла на чердак и там родила, не поможешь достать ее? А то зову-зову, а она не спускается. Голодная же…
Маруся была доброй девушкой, и животных любила, поэтому, не раздумывая, зашагала к дому. Лишь когда он придержал для нее дверь красного цвета, остановилась, вспомнив бабушкины слова. Сердце у Маруси застопорилось, ноги подкосились.
— Простите, – пропищала она. – Я на электричку опаздываю.
И как дала деру! Никогда в своей жизни Маруся так быстро не бегала! Она бежала, бежала, бежала и тут… Камень попал ей под ногу, нога подвернулась, и Маруся упала. Колготки разорвались, коленка вся в крови, и слезы сами собой брызнули из глаз.
— Тебе помочь, милая?
У ворот стояла женщина – высокая, смуглая, в домашнем халате.
— От кого это ты так бежишь?
— Собака погналась, – соврала Маруся.
Женщина кивнула.
— Да, у нас тут много шавок без привязи бегает. Ишь, как коленку разодрала! Пойдем, я тебе перекисью обработаю.
Маруся захромала вслед за женщиной, морщась от боли и глотая злые слезы. Ну как же она так!
Внутри дома было светло и чисто, пахло чем-то хвойным, словно это был не дом, а лес. И тихо так же, как и в лесу – Маруся даже удивилась: у них дома никогда не бывало так тихо, вечно или радио, или телевизор, или соседи ругаются.
— Ты далеко живешь? – поинтересовалась женщина.
При свете лампы Маруся рассмотрела странное родимое пятно в форме бабочки на левой щеке женщины, оно было такое яркое, что сложно было отвести от него взгляд.
— Далеко, я на электричку шла, – ответила Маруся, раздумывая, каково живется с таким вот пятном на лице.
Женщина достала из ящика пузырек с перекисью и бинт.
— Может, снимешь колготки и помоешь ногу? – предложила она. – Ванная комната там.
Марусе было неловко, но и отказываться неловко. Она прошла в ту сторону, куда указала женщина – узкий коридор, где не горел свет, и в конце его закрытая дверь. Синяя.
— Хорошо, – согласилась Маруся.
Она прошла по узкому коридору, зашла в ванную, где сняла колготки и смыла с ноги грязь. В ванной было холодно и пахло краской. Маруся заметила под ванной банку с синими потеками, и подумала, что дверь только что покрасили. Из любопытства она поковыряла краску в уголке – какого цвета она была раньше?
Под свежим слоем синей краски алела красная. Маруся вздрогнула, но тут же решила – женщины не бывают маньяками. Она выдохнула, встряхнула головой и вышла.
— Вот, я тебе повязку приготовила, – женщина протянула ей квадратик из марли, смоченный перекисью, и бинт, разрезанный на конце как язык змеи.
Маруся перевязала колено – ну, ничего так, только мама увидит и будет ругаться.
— Спасибо, – сказала она. – Хорошо, что в мире еще есть добрые люди.
Женщина кивнула, проводила ее до калитки.
— Беги, а то на электричку опоздаешь!
Маруся, конечно, побежала, но под ноги смотрела. Забежала в электричку в самый последний момент, плюхнулась на первое свободное сидение, подняла глаза и…
Напротив сидел он: светлые волосы ежиком, квадратные очки в дешевой оправе, сколиоз и слишком тощие руки.
— Бандитская пуля? – спросил он, кивая на коленку.
-Маньяк, – почти шепотом ответила Маруся.
— Серьезно?
Он пересел к ней рядом.
— Меня Рома зовут, а тебя?
— Маруся.
— Ну, рассказывай, Маруся.
Дома, конечно, был скандал – мама даже сосиски свои не стала есть, так сильно расстроилась, хотя Маруся не рассказала ей ни про старика с кошкой, ни про женщину с пятном. А бабушка раскинула карты и сказала: быть свадьбе.
Маньяка нашли до свадьбы. По всем новостям показали женщину с пятном в виде бабочки на лице. Маруся, когда это увидела, побежала в туалет, где ее вырвало. Мама подумала, что Маруся в положении, и была права, конечно. А бабушка раскинула карты и сказала только одно слово: красная дверь.
