Я с вашим сыном год назад развелась, может, вы уже оставите меня в покое? — возмутилась я, когда бывшая свекровь опять приехала на дачу.
Ирина сидела на веранде, щурясь от ласкового весеннего солнца. Прошел ровно год с того дня, как они с Сергеем официально развелись. Год. Целая вечность, вместившая в себя горечь прощания, боль одиночества, а потом – неспешное, бережное залечивание ран. За этот год Ирина, казалось, наконец-то смогла вздохнуть полной грудью.
Дача, эта маленькая, милая сердцу обитель, стала ее спасением. Она всегда любила этот участок, каждую кусточку, каждую грядку. Еще в браке все обустройство и забота о саде лежали на ее плечах, а Сергей лишь изредка помогал, да и то, если настроение было. Зато теперь, когда дача по разделу имущества досталась ей, Ирина чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой. Это был ее уголок, ее маленький рай, где никто не мог нарушить ее покой. Она планировала посадки, придумывала новые клумбы, вечерами сидела на веранде, пила травяной чай и слушала пение птиц. Тишина, спокойствие, умиротворение – вот что стало для нее главной ценностью.
И эта идиллия длилась бы, наверное, и дальше, если бы не она. Тамара Ивановна. Бывшая свекровь. Ее появление на горизонте всегда было предвестником бури. Ирина уже не раз убеждалась в этом за последний год. Она появлялась то с «благими» намерениями – привезти рассаду, которую Ирина не просила, или «помочь» с прополкой, после которой приходилось переделывать все заново.
То с навязчивым контролем – «Как тут у тебя? Сама справляешься? А что ж Сереженька не приезжает, не помогает бывшей жене?». Ирина каждый раз старалась сдерживаться, вежливо улыбаться, объяснять, что ей помощь не нужна, что все хорошо, что Сергей — теперь не ее муж, и обязанности у него совсем другие. Но Тамара Ивановна была как вода – находила щелочки, просачивалась, заполняла все собой.
Сегодня ее машина показалась на пыльной проселочной дороге, как всегда, без предупреждения. У Ирины внутри все сжалось. Она почувствовала привычное напряжение, которое нарастало с каждой минутой приближения.
– Здравствуй, Ирочка! А я смотрю – свет горит, думаю, дай-ка заверну! — Тамара Ивановна вышла из машины, словно хозяйка, с порога осматривая все вокруг цепким взглядом. На ее лице играла снисходительная улыбка, от которой Ирину начинало нервировать еще сильнее. В руках у нее была сумка-авоська, из которой торчали не первой свежести яблоки.
– Тамара Ивановна? — Ирина поднялась с кресла, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Что-то случилось?
– Да что ты, дитятко, ничего не случилось! Просто мимо ехала, дай, думаю, проведаю тебя, бедную! Совсем исхудала, поди, одна-то? — Свекровь проследовала на веранду, не дожидаясь приглашения, и плюхнулась на соседний стул, тот самый, что Ирина только вчера отмыла от пыли и расставила подушечки. — Вот яблочки привезла, свои, антоновка. Правда, последние, уж больно червивые в этом году.
Ирина почувствовала, как волна раздражения поднимается изнутри. «Бедная», «исхудала» — вот она, излюбленная риторика бывшей свекрови. Вроде бы забота, а по факту — снисхождение и попытка продемонстрировать собственное превосходство.
– Тамара Ивановна, спасибо за яблоки. Но вы же знаете, я вам уже сто раз говорила…
– Да что говорить-то? Мне к сыночку моему некогда было заехать, так хоть на тебя посмотрю. Ты хоть скажи, Сережа-то как? — Тамара Ивановна прервала ее на полуслове, будто и не услышав.
Это было уже слишком. Год. Целый год. И она все еще продолжала использовать ее, Ирину, как канал связи со своим сыном. Будто не было развода, будто они по-прежнему были единой семьей.
Вот тут-то терпение и дало трещину. Ирина почувствовала, как дрожит голос, как руки сжимаются в кулаки. Она глубоко вдохнула, а потом, глядя свекрови прямо в глаза, произнесла те слова, которые вертелись у нее на языке каждый раз, когда она видела ее машину за своим поворотом:
– Я с вашим сыном год назад развелась, Тамара Ивановна. Понимаете? Год! Может быть, вы уже наконец оставите меня в покое? — Ее голос невольно повысился.
На секунду Тамара Ивановна опешила. Словно удар грома среди ясного неба. Ее широкая улыбка сползла с лица, а глаза сузились. В них читалось оскорбленное величие, а потом — едва заметная злость.
– Ирочка! Что ты такое говоришь? Как ты смеешь так разговаривать со старшими?! — Свекровь прижала руку к груди, словно от сердечного приступа. — Я же к тебе со всей душой! А ты… ты меня гонишь!
– Никто никого не гонит, Тамара Ивановна, — Ирина почувствовала прилив решимости. Обратного пути не было, раз уж слова были сказаны. — Я просто прошу уважать мои личные границы. У меня своя жизнь. У Сергея — своя. У вас — своя. У нас больше нет ничего общего, кроме, быть может, воспоминаний. И то… они не всегда приятны.
Тамара Ивановна поджала губы. Ее лицо стало пунцовым. Казалось, она вот-вот взорвется. Но вместо этого она неожиданно тихо, с какой-то ехидцей произнесла:
– Воспоминания? Ну да, конечно. Что ж ты, Ирочка, забыла, как я ночами с Сереженькой сидела, когда у него зубки резались? Как я вас кормила, поили, одевала, когда вы молодые были, без денег сидели? Ты ведь до сих пор платье свадебное мое носишь, наверное?
Ирина отшатнулась. Это был излюбленный прием свекрови – манипуляция чувством вины. Давление на жалость и воспоминания о «доброте». На самом деле, никаких ночных сидений с Сереженькой, никаких кормлений и одеваний не было. Да, Тамара Ивановна помогала иногда, но никогда не забывала упомянуть об этом по десять раз, а потом требовала гораздо больше. И никакого платья, конечно, Ирина не носила, это было просто абсурдно.
– Тамара Ивановна, это уже не смешно, — Ирина покачала головой. — Вы не привезли мне еды, когда я была молода и безденежна, это вы все время требовали от нас помощи. И никакого вашего платья у меня нет, вы его давно отдали своей племяннице.
– Ах так?! — Свекровь вскочила со стула. — Значит, я вам не нужна?! Значит, забыла, как добро ко мне относилась? Как за тобой по больницам бегала, когда ты…
– Хватит! — Голос Ирины прозвучал твердо и резко. Она чувствовала, как адреналин бушует в крови, но вместе с ним пришла и ясность. Довольно. Довольно потакания. Довольно мнимого смирения. — Я ясно выразилась. Пожалуйста, уезжайте. Сейчас же.
Глаза Тамары Ивановны округлились. На лице застыло неподдельное изумление. Она явно не ожидала такой решимости от Ирины. Раньше Ирина всегда отступала, краснела, пыталась сгладить углы. А тут — бац! — и такая стена.
– Ты… ты пожалеешь об этом, Ирочка! — выкрикнула она, собирая свою авоську и демонстративно швырнув яблоки обратно в машину. — Очень пожалеешь!
И, не говоря больше ни слова, бывшая свекровь развернулась и зашагала к своей машине. Через минуту послышался рев мотора, и старенький «Москвич» Тамары Ивановны скрылся за поворотом, подняв за собой облако пыли.
Ирина медленно опустилась на стул. Руки ее слегка дрожали. Но на душе… на душе было удивительно спокойно. Она это сделала. Она смогла. Этот небольшой шаг стоил ей огромных усилий, но он был необходим.
В последующие несколько дней тишина на даче казалась почти осязаемой. Ирина наслаждалась каждым моментом, каждой минутой, проведенной в своем уединении. Она работала в саду, читала, готовила простые, но вкусные блюда. Светило солнце, цвели яблони, жужжали пчелы. Казалось, что жизнь, наконец, вошла в свое идеальное русло.
Но это было лишь затишье перед бурей. Тамара Ивановна не была бы Тамарой Ивановной, если бы смирилась с таким поворотом событий. Она всегда считала себя человеком, который лучше всех знает, как жить другим. Ей было невдомек, что ее «забота» на самом деле душила, а ее «помощь» лишь доставляла неудобства. Она видела себя жертвой, которую «неблагодарная бывшая невестка» выгнала из своей жизни. И, конечно же, она решила, что должна наказать Ирину.
Первая ласточка прилетела через неделю. Ирина занималась прополкой на грядке, когда увидела, как к ее калитке приближаются две фигуры – Тамара Ивановна и некий незнакомый мужчина с рулеткой в руках.
– Добрый день, Ирочка! — закричала Тамара Ивановна, просунув голову в калитку, которую Ирина на всякий случай запирала на крепкий замок. — А я к тебе по делу! Представляешь, вот мой сосед, Николай Петрович. Он сказал, что наши земли тут… неправильно отмежеваны. Говорит, что часть моей земли у тебя, на твоем участке!
Ирина выпрямилась, держа в руках тяпку. Сердце заколотилось. Это уже была не просто навязчивость, это была откровенная провокация.
– Тамара Ивановна, что за глупости? — Ирина подошла к калитке. — У меня все документы на участок в порядке, все межевания оформлены.
– Это ты так думаешь! — Свекровь ехидно улыбнулась. — А вот Николай Петрович – специалист. Он сейчас все измерит, и мы узнаем правду.
Николай Петрович, сухонький мужичок с бегающими глазами, кивнул, достал рулетку и уже собрался было пройти на участок, но Ирина преградила ему путь.
– Стоп! Никуда вы не пройдете. И никаких измерений здесь не будет. Это моя частная территория. Если у вас есть какие-то претензии, Тамара Ивановна, то будьте любезны, обращайтесь в суд.
Лицо свекрови вновь налилось кровью.
– Да что ты себе позволяешь?! Я просто хочу выяснить правду! Может, ты мой урожай воруешь, на моей земле-то!
– Мой урожай растет на моей земле. И если вы не уберетесь сейчас же, я вызову полицию. — Голос Ирины был спокоен, но полон решимости. Она прекрасно понимала, что эта ситуация – чистой воды наезд. Тамара Ивановна просто хотела вывести ее из себя, отомстить.
Николай Петрович, почуяв неладное, начал пятиться.
– Тамара Ивановна, может, не будем так сгоряча? Документы – это дело серьезное…
– Молчи, Николай Петрович! — огрызнулась свекровь. — Ну, Ирочка, так и знала, что ты с этим ничего не сделаешь! Жди! Еще приеду!
Они развернулись и ушли, оставив Ирину в недоумении и злости. Это был лишь первый звоночек.
Через несколько дней Тамара Ивановна появилась снова. На этот раз – с двумя женщинами, одетыми по-городскому, с ярко накрашенными губами и в смешных для дачи туфлях на каблуках. Они негромко переговаривались и хихикали.
– Ирочка! Привет! А я вот к тебе в гости привезла Светлану и Марию! Мы к ним ехали на другую дачу, а тут мимо проезжаем, я им и говорю: «А давайте к моей бывшей невестке заглянем! Она там в одиночестве, поди, совсем скучает». Вот, гости пришли! Угостишь чаем-то, поди? — Тамара Ивановна стояла у калитки, нагло улыбаясь, а ее «подруги» неловко переминались с ноги на ногу, явно смущенные такой бесцеремонностью.
Ирина почувствовала, как по вискам стучит пульс. Это уже было форменное издевательство.
– Тамара Ивановна, я же просила вас не приезжать без предупреждения. И уж тем более не приводить сюда посторонних. У меня сейчас нет времени, и я никого не жду.
– Ой, ну что ты! Они же хорошие девочки, — Тамара Ивановна попыталась проскользнуть на участок, но Ирина заблокировала проход. — Просто поболтаем. Давно не виделись.
– Нет. Тамара Ивановна. Это моя дача. И сюда я приглашаю только тех, кого хочу видеть. Пожалуйста, уходите. Со своими… гостями.
Лицо свекрови исказилось. Глаза ее горели яростью. Подруги за ее спиной выглядели все более неловко. Одна из них кашлянула и потянула Тамару Ивановну за рукав:
– Тамара Ивановна, ну, может быть, не сейчас? Неудобно как-то…
– Молчи! — шикнула свекровь на подругу. — Ты еще скажешь мне, что делать! А ты, Ирочка, просто хамка! Неблагодарная! Как только земля таких носит!
Они ушли, но на этот раз Тамара Ивановна кричала оскорбления, пока ее голос не растворился вдали. Ирина чувствовала себя опустошенной, но в то же время в ней росла какая-то глухая, упрямая решимость. Это не могло продолжаться. Так просто она не сдастся.
Ирина позвонила Сергею. Сначала он не брал трубку. Потом прислал СМС: «Занят». Ирина набрала снова.
– Сережа, — она постаралась говорить спокойно, хотя внутри все кипело. — Нам нужно поговорить. Твоя мама… Она совсем меня изводит. Она опять приезжала на дачу. Приводила каких-то людей, говорила про межевание… И я ей прямо сказала, чтобы она оставила меня в покое, но она не слушает.
В трубке послышался глубокий вздох Сергея. Он никогда не любил конфликты, особенно с матерью. С самого детства он привык избегать любых спорных ситуаций, плыть по течению, лишь бы не получить от матери очередную порцию нотаций или показательных обид.
– Ира, ну что я могу сделать? Она же мать! Ты знаешь ее характер, она всегда такая была. Просто не обращай внимания.
– Не обращать внимания?! Сережа, она приезжает сюда, в мой дом, без приглашения, водит сюда чужих людей, обвиняет меня в воровстве земли! Это уже не «не обращать внимания», это прямое нарушение моих прав! Ты должен с ней поговорить! Это твоя мать!
– Ну, поговорить… — Сергей мямлил. — Я же ей говорил… Она не слушает. Это бесполезно, Ира. Ты же сама знаешь. Она только злиться будет. А я… я не хочу с ней ругаться. У меня и так сейчас проблем хватает.
– Каких проблем? — Ирина почувствовала горечь. Всегда у него проблемы, всегда он несчастен, всегда он бессилен. Ира всегда была для него той, кто решал проблемы, той, кто брал удар на себя. Но теперь это было ее жизнью, ее покоем, ее границами. — Ясно, Сережа. Ты опять не хочешь ничего делать. Значит, я буду действовать сама. Не обижайся потом.
Ирина положила трубку. Понятно. Надеяться на Сергея было бесполезно. Он всегда выбирал путь наименьшего сопротивления, даже если это означало, что она будет страдать. Это была одна из причин их развода – его пассивность, его вечное избегание ответственности. Теперь она поняла, что в этом вопросе он нисколько не изменился. Что ж, раз так – пусть будет так.
Она начала действовать. Сначала – консультация с юристом. Юрист, выслушав ее историю, лишь покачал головой: «Да, распространенная ситуация. Свекрови… они такие. Сами же их дети ничего не решают, а матери рьяно «защищают» их интересы. Главное, что дача на вас оформлена. Это очень важно. Вы имеете полное право не пускать никого на свою территорию. За trespassing можно и в полицию заявить. А если она будет клеветать про землю – можно и за клевету по суду привлечь».
Эта консультация придала Ирине уверенности. Она была не одна, у нее были права, и она могла их защитить.
Первым делом она решила поставить хороший, высокий забор. Не для красоты, а для безопасности. Пусть будет видно, что это не проходной двор. И купила камеры видеонаблюдения, спрятанные среди веток. Она хотела, чтобы каждое появление Тамары Ивановны было зафиксировано.
Потом она набрала соседку, добрую тетю Клаву, которая знала Ирину много лет. Тетя Клава всегда была в курсе всех событий в деревне и никогда не лезла в чужие дела, но при этом была готова поддержать в трудную минуту.
– Тетя Клава, тут такое дело… — Ирина вкратце рассказала о визитах бывшей свекрови.
Тетя Клава покачала головой:
– Ох, Ирочка, это старая история. Тамарка всегда была такая. Что она хочет? Вернуть сына в семью? Денег с тебя тянуть? Или просто занять себя нечем? Она ведь, поди, на лавочке у подъезда давно не сидела – скучает без скандалов. Слухи она уже начала пускать. Говорит, ты ее сына обобрала, дачу оттяпала, а теперь ее, мать, на порог не пускаешь.
– Вот оно что… — Ирина сжала кулаки. Значит, свекровь подключила «тяжелую артиллерию» – сплетни и клевету. Это было отвратительно.
– Ну так ты не молчи, Ирочка! — продолжила тетя Клава. — Дай ей отпор! Помнишь, как ты нашего деревенского Ваньку, что вечно пьяный был, в чувство приводила, когда он к колодцу пьяный приперся и там горлопанить начал? Вот так и тут. Твердостью ее, твердостью. А я что? Я свидетель, если что. Вся деревня знает, что дача твоя, и никого ты не обижала.
Слова тети Клавы подействовали как бальзам на душу. Ирина поняла, что у нее есть поддержка. Она не одинока в этой борьбе.
Но, как оказалось, Тамара Ивановна не собиралась ограничиваться лишь психологическим давлением.
На следующей неделе, вернувшись из магазина в соседнем поселке, Ирина обнаружила, что калитка на ее участок распахнута настежь. Замок, который она установила совсем недавно, был выломан. И сердце у Ирины замерло.
Она осторожно вошла на участок. Тишина. Жуткая, зловещая тишина. Внутренний голос подсказывал – произошло что-то нехорошее.
Ирина обошла дом. Дверь на веранду была открыта, а окно в кухне, что было открыто на проветривание, распахнуто нараспашку. Хозяйственные ножницы, которые лежали на подоконнике, валялись на земле. Ирина вошла в дом.
Все было перевернуто вверх дном. Постельное белье валялось на полу.
Кухонная утварь была разбросана. В спальне, куда Ирина почти не заходила, кроме как для того, чтобы поспать, вещи были вытащены из шкафов и брошены на кровать. На полу – разбитая любимая ваза Ирины, которую она привезла из свадебного путешествия, еще в далекой юности. На столешнице – размазанная грязь, будто кто-то рылся грязными руками. И записка, придавленная перевернутым горшком с цветком:
«А вот и мой ответ, Ирочка! Будешь знать, как со старшими разговаривать! Я сюда вернусь, и ничего ты с этим не сделаешь! Это же МОЯ дача, я тут Сереженьку моего на руках носила! Твоя свекровь Тамара Ивановна.»
Последние слова, написанные корявым почерком, были подчеркнуты несколько раз.
У Ирины задрожали руки. Она почувствовала, как по лицу текут слезы. Это уже было не просто вторжение, это было осквернение. Разрушение ее покоя, ее уединения, ее дома. Она смотрела на разбитую вазу, на перевернутые вещи, и в ней вскипела такая ярость, которую она давно уже не испытывала. Это была та самая, последняя капля. Залитая гневом и решимостью, Ирина поняла, что теперь будет действовать максимально жестко.
Не раздумывая ни секунды, Ирина схватила телефон и позвонила в полицию. Затем набрала Сергея.
– Ты должен приехать. Срочно, — голос Ирины был низким и совершенно спокойным, но Сергей почувствовал в нем стальные нотки, которых раньше не слышал.
– Что случилось? Я же тебе сказал, я занят! — недовольно пробурчал он.
– Что случилось? А случилось то, что твоя матушка, Тамара Ивановна, только что взломала мою дачу, разгромила все внутри, оставила записку с угрозами. Я уже вызвала полицию. Если ты не приедешь и не поговоришь с ней, то последствия будут только на ее совести.
А я… я больше этого терпеть не собираюсь. Я подам на нее в суд, Сергей. За взлом, за порчу имущества, за угрозы. И я сделаю все, чтобы ей это так просто не сошло с рук.
В трубке воцарилась тишина. Сергей явно был ошарашен.
– Ира… Ты что, серьезно? Мама? Нет, быть не может…
– Очень даже может. Приезжай, сам увидишь. Или продолжай делать вид, что тебя это не касается. Выбор за тобой. — И Ирина отключилась.
Она сделала несколько глубоких вдохов. Злость не уходила, но теперь она была холодной и сосредоточенной.
Приехала полиция. Два молодых участковых внимательно выслушали Ирину, осмотрели место происшествия, составили протокол, сфотографировали все. Когда они закончили, на дачу подъехала машина Сергея.
Он вышел, бледный и растерянный, и тут же увидел полицейских. Его глаза округлились.
– Ира? Что здесь происходит?
Ирина подошла к нему. В ее глазах не было ни слез, ни отчаяния, только холодная решимость.
– Твоя мама сломала калитку, влезла в дом, все разгромила, вот, смотри, разбила мою вазу. И оставила записку с угрозами. Полиция все зафиксировала.
Сергей прошел в дом. Он молча осматривал погром, а потом увидел записку, которую Ирина показала ему.
– Мама… зачем? — Он повернулся к Ирине. В его голосе была нескрываемая паника. — Она не могла…
– Могла, Сережа. И сделала. И сделает снова, если ты не вмешаешься. Это не просто «приехала проведать», это уже статья. Уголовная, между прочим.
Сергей посмотрел на полицейских, которые молча наблюдали за их разговором. Они уже составили протокол и теперь ждали дальнейших указаний.
– Что… что мне делать? — Он беспомощно посмотрел на Ирину. Впервые за долгие годы он не видел в ней спасителя, но увидел твердость.
– Иди и поговори с ней. Объясни ей, что если она хоть раз еще появится на этой даче, хоть приблизится к ней, я доведу это дело до конца. Я не шучу, Сергей. Мое терпение закончилось. Я устала от ее навязчивости, от ее лжи, от ее манипуляций. И от твоего бездействия я тоже устала. Ты или решаешь этот вопрос со своей матерью, или я официально подаю в суд. И тогда уже ни ты, ни она не отделаетесь просто так. И еще: ты передашь ей, что я больше не собираюсь общаться с ней. Никаких звонков, никаких визитов, никакого общения через меня. Она для меня больше не существует.
Сергей был шокирован. Такой Ирины он не знал. Она всегда была мягкой, покладистой, вечно идущей на компромиссы. Но теперь она была другой. Жесткой. Непримиримой.
– Но… она же моя мать…
– Именно поэтому это твоя ответственность. Она всегда была твоей матерью. И ты всегда позволял ей манипулировать нами обоими. Я не собираюсь больше быть заложницей ваших нерешенных проблем. — Ирина посмотрела ему в глаза. — Делай свой выбор, Сергей.
Он молчал. Тяжело вздохнул. Наконец, кивнул.
– Я понял. Я с ней поговорю. Сегодня же.
Ирина не знала, что именно Сергей сказал Тамаре Ивановне в тот вечер. Возможно, он впервые в жизни проявил твердость. Или, что более вероятно, испугался возможных юридических последствий, о которых ему рассказал юрист. Он позвонил Ирине на следующий день. Голос у него был измученный, но в нем прозвучала и доля решимости.
– Ира… Мама… Она в шоке. Я ей все рассказал, показал фотографии, сказал про суд. Она говорит, что это не она, что это провокация… Но я ее знаю. Она поплакала, покричала, но… поняла. Кажется.
– «Кажется» меня не устраивает, Сергей, — холодно ответила Ирина. — Я хочу быть уверена.
– Я ей сказал, что если она еще раз появится у твоей дачи, я полностью прекращу с ней общение, — прошептал Сергей. — Насовсем.
Ирина почувствовала легкий укол в сердце. Разве она хотела, чтобы Сергей порвал с матерью? Нет, конечно. Но она хотела, чтобы он наконец-то взял на себя ответственность.
– Что ж, посмотрим, — только и сказала она.
Ирина дождалась результатов. Через несколько недель из полиции пришло официальное уведомление о том, что дело по взлому и порче имущества закрыто, так как подозреваемая призналась и возместила ущерб. Наличными. Сергей привез ей деньги в тот же день. В этот раз он даже не зашел на дачу, просто передал конверт через калитку.
– Мама… извинилась, — пробормотал он, глядя в сторону. — Сказала, что не хотела, что это было… нервы.
Ирина лишь кивнула. Извинения прозвучали неискренне. Но, возможно, это было все, на что Тамара Ивановна была способна. Главное – результат.
После того дня Тамара Ивановна больше не появлялась. Ни разу. Прошло лето, настала осень, потом зима, и вот снова весна. На дачу больше не приезжала непрошеная гостья. Ирине казалось, что она стала слышать пение птиц громче, чувствовать запахи цветов сильнее, ощущать солнце теплее. Покой, о котором она так мечтала, наконец-то пришел и прочно обосновался на ее любимой даче.
Ирина стала другой. В ее движениях появилась какая-то особая уверенность, в глазах — ясность. Она больше не была той замученной женщиной, которая вечно сглаживала углы и боялась обидеть. Она научилась защищать себя, свои границы, свой внутренний мир. Дача, которая раньше была для нее убежищем от несчастий, теперь стала символом ее личной победы.
Иногда Ирина задумывалась о Тамаре Ивановне. Как она там? Чем занята? Нашла ли себе новое «поле битвы»? Но эти мысли быстро улетучивались, не оставляя и следа горечи. Она отпустила. Отпустила прошлое, отпустила обиды, отпустила все то, что отравляло ее жизнь.
А что же Сергей? Он теперь звонил реже. Очень редко. Он, кажется, так и не смог полностью простить Ирину за то, что она «натравила» полицию на его мать, хотя сам же оказался втянут в конфликт из-за ее бездействия. Он, вероятно, так и не смог переступить через свою инфантильность и взять на себя полноценную ответственность за жизнь матери. Возможно, он до сих пор чувствовал себя заложником ситуации, в которую его поставили две женщины. Но это было уже не ее дело.
Ирина сидела на веранде, потягивая свой любимый травяной чай. На клумбе, которую она разбила на месте, где когда-то стояла похищенная Тамарой Ивановной садовая гном, расцвели яркие петунии. Жизнь продолжалась, наполненная новыми красками, новыми планами. Без непрошеных гостей. Без бесконечных драм. Просто ее жизнь. В своем собственном, таком уютном и таком желанном уголке.
– Да… — прошептала она в тишину, улыбаясь. — Теперь, кажется, покой. Настоящий.
