Сколько помнила себя Полина – бабушка постоянно жаловалась на расточительность отца, а тот, наоборот – постоянно пенял на скупость старушки.
Ведь можно же не жить будущим, откладывая сбережения (которые могут в один прекрасный день обесцениться и стать бумажками, что и произошло в свое время с накоплениями Аделаиды Михайловны), а тратить деньги на впечатления, приличные вещи, качественную медицину, опять же…
Проблема была в том, что отец всегда тратил на крайне нужные и важные вещи все свои деньги и даже больше. И поэтому приходил выпрашивать или занимать, если выпросить не получалось, деньги у «скупой и жадной бабушки».
Полина же была вынуждена выслушивать жалобы обеих сторон. И критику от них же, если вдруг Полинины представления о распоряжении собственными средствами выходили за рамки восприятия конкретного члена семьи.
Так попытка засунуть монетки в копилку критиковалась отцом и поощрялась бабушкой.
А вот попытки потратить накопленные деньги на какие-нибудь мелочи бабушка воспринимала в штыки, в то время как отец, наоборот, подбадривал дочь, раздавал советы и даже готов был предоставить свой личный молоток для удобного раскурочивания «свинки».
Полина же понимала и любила обоих (а как не любить, если кроме них у тебя в этой жизни и нет никого). Но жить старалась своим умом, находя ту самую золотую середину, о существовании которой, судя по всему, не знали ни отец, ни бабушка.
Учитывая, что после школы она поступила в институт и уехала в другой город, живя там своей жизнью, разборки родственников ее практически не касались. А все разговоры о скупости одной и расточительности другого она научилась переводить на другую тему.
Так продолжалось до см..ерти бабушки. К тому моменту Полина уже выучилась и даже начала работать на самом первом своем месте.
Платили немного, но при устройстве не требовали того самого «опыта от трех лет», которого вчерашней студентке просто неоткуда было получить.
А поскольку подобными вакансиями для людей без опыта город усыпан не был, Полине приходилось нарабатывать этот самый опыт за маленькую зарплату в надежде, что когда-нибудь ситуация изменится.
— Поля, для мамы нужны достойные похороны.
— Пап, у нее наверняка были отложены деньги на эти цели. И я более чем уверена, что там хватит на все самое необходимое.
— Много ты понимаешь! Отложено там у нее было… Что там отложено может быть, когда пенсия три копейки, да и цены сейчас сама знаешь, какие.
Засомневалась Полина в словах отца, конечно, но претензии предъявлять не стала. Не хватало еще ругаться у гроба.
Только чтобы не провоцировать новый виток конфликта она согласилась разделить расходы на то, что отец считал нормальными похоронами.
Все-таки он потерял родную мать и стремление проводить ее в последний путь, отдав дань уважения самым затратным способом можно понять. Так что Полина смирилась и взяла кредит в банке, надеясь выплатить его за полгода.
Насколько она знала, так же поступил и отец. Полгода спустя, когда Полина все еще платила кредит, он прислал ей фото шикарного мраморного памятника, установленного на бабушкиной могиле. И причудливой витой оградки с позолотой.
Не забыл сказать и о том, что рядом посажены редкие цветы, а также установлена дорогая лавочка. Полине эта информация была не особо-то и нужна, хотя внутри и закипала досада.
Буквально слышался бабушкин голос «что же ты, и…род, творишь, на эти деньги можно было ремонт в квартире сделать и продать ее намного дороже каким-нибудь богачам, а ты… ты!!!»
Но своими мыслями по этому поводу она, конечно, с отцом делиться не стала. Во-первых, знала, что это будет бесполезно, а во-вторых – понимала, что закончится все ссорой, как было у них с бабушкой раньше. А снова становиться участником семейных разборок Полине хотелось меньше всего.
Гром грянул еще через полгода, когда Полине пришло сообщение об аресте ее карты до тех пор, пока не будет погашен кажущийся просто огромным долг за коммунальные услуги.
Попытки разобраться, почему по всем счетам должна платить она, если по факту в квартире ей принадлежит одна треть, закончились ехидной ухмылкой в голосе оператора и предложением ознакомиться более внимательно с действующим законодательством.
Согласно этому самому законодательству, долги за коммуналку взимались со всех собственников и членов их семей в солидарном размере. То есть забирают у кого сколько найдут, а вы там между собой сами разбирайтесь потом, если захотите.
Полина уже полчаса спустя в истерике звонила отцу, требуя объяснить, что за долги и откуда они взялись.
— Ну подзабыл немного, дочка, чего ты начинаешь.
— Чего я начинаю? Пап, у меня зарплатную карту заблокировали и с нее списывать теперь будут.
— А, то есть ты все заплатишь? Хорошо, — судя по всему, отец даже улыбнулся в трубку довольно.
— Папа, что значит это твое «хорошо»? Я в этой квартире даже не живу, свою часть квартплаты каждый месяц тебе перевожу? Какого … я должна платить за то, чем даже не пользуюсь?!
— Ну вот такие у нас законы, что поделать, — вздохнул отец.
Полина взбесилась. Потом успокоилась. Снова взбесилась и пошла за советом к подруге-юристу.
Волокиты она пообещала немыслимое количество, но подсказала, как действовать дальше, чтобы подобная ситуация в дальнейшем не повторялась.
И с намерением последний раз мирно, но очень серьезно поговорить, поехала в родной город в квартиру, где теперь единолично обитал отец.
— О, дочка приехала! Что-то тебя не видно не слышно было после маминых-то похорон.
А я вот, машинку новую купил, — поспешил похвастаться мужчина, сплевывая на тарелку, стоящую перед ним, косточки красной рыбы.
Рукой с зажатой в ней рыбиной он указывал на окно, за которым и стояла та самая машина. Нет, конечно, не из салона, но все же достаточно дорогая, чтобы Полина возмущенно задохнулась.
— То есть коммуналку ты оплатить не можешь и даже ту часть, что я за квартплату за себя скидывала, проматываешь. Зато машину себе купил, так, что ли?
— Ой, дочь, ну вот что ты начинаешь… Ну подумаешь, несколько тысяч вовремя не заплатил, какая разница? Жить надо так, чтобы было, что вспомнить.
— Хорошо, папа, я тебе тогда с завтрашнего же дня устрою незабываемую жизнь. В этой квартире моя третья часть. И я завтра же пойду за выделением своей доли в натуральном виде, врежу замок в свою комнату и поставлю объявление о продаже.
А, кстати, еще до того, как продажу проведу, разделю счета, чтобы всю эту коммуналку, которая так не важна, как ты сам считаешь, снимали с тебя.
А то ты хорошо устроился: работаешь неофициально, деньги на руки наличкой получаешь, поэтому с тебя ничего взять не могут, а у меня сразу карта под арест попадает из-за твоих выкрутасов.
— Ой, дочь, ну вот что ты начинаешь, прямо как бабка-покойница, — вздохнула отец. И перекрестился. – Ну хочешь, давай продадим эту вот квартиру, отдам тебе твою треть – и иди с миром, куда тебе угодно.
Только что ты на нее купишь, на эту треть – одному богу известно. Молчу уже о том, что сама себя наследства лишишь, так как в итоге ни у тебя, ни у меня такой хорошей квартиры уже не будет.
— Папа, с тобой эта квартира до моего вступления в наследство точно не доживет – у тебя ее раньше за долги отнимут, — в сердцах выкрикнула Полина.
И, пока отец не передумал, настояла на том, чтобы квартиру продать. В конце концов, отца она не на помойку выставляет – на две трети от трешки он сможет спокойно купить себе однушку в этом же районе и еще деньги на столь любимые им «мелкие расходы» останутся.
Отец обиделся, конечно. И долго потом при разговоре попрекал Полину, как из-за ее скупости и скандальности они потеряли хорошую трехкомнатную квартиру в приличном районе. А вот теперь, Полиночка, не будет у тебя шикарного наследства.
«Зато не будет постоянных проблем», — мысленно возражала Полина.
Она на свою часть денег купила комнату в общежитии на окраине города, где жила и работала.
И для нее это было самым лучшим решением в жизни, поскольку больше не надо было переживать за чужие долги по коммуналке и, вдобавок – стало спокойней из-за того, что львиная доля зарплаты, уходившая на оплату съемного жилья, теперь оседала в кармане.
Полина умела и тратить деньги и экономить. Но больше не хотела за свой счет оплачивать чужое неумение распоряжаться собственным бюджетом.
Отец периодически влезает в долги и порой звонит дочери напоминая, что ее дочерняя обязанность – помогать ей с ними разбираться.
Иногда Полина помогает, поскольку человек ей все-таки не чужой. Но делает это не в ущерб себе, из-за чего тоже часто обвиняется в жадности и неумении жить «по-человечески». Полина на эти выпады не реагирует.
