— А ну-ка, выметайся отсюда! Этот дом теперь наш! — Лариса ворвалась в прихожую, не снимая туфель на каблуках, и окинула взглядом старенькие обои.
Галина Петровна замерла с тряпкой в руках посреди коридора. Двадцать лет она каждое утро протирала эти перила, каждый вечер поливала цветы на подоконнике. И вот теперь какая-то незнакомка с накрашенными губами заявляет права на её дом.
— Кто такая? Чего тебе надо? — Галина опустила тряпку, но руки у неё слегка дрожали.
— Я Лариса, дочь Василия Николаевича. Твоего покойного мужа, если ты забыла. — Лариса прошлась по комнате, останавливаясь у каждой вещи, словно оценивала её стоимость. — Папаша помер, значит, всё наследство делим пополам. Дом продаём, деньги по справедливости.
— Какая ещё справедливость? — Галина села на диван, почувствовав, как ноги стали ватными. — Я с твоим отцом двадцать лет прожила! Когда он болел, кто за ним ухаживал? Кто лекарства покупала на свою пенсию?
— Это твои проблемы. Закон есть закон. — Лариса достала из сумочки какие-то бумаги и помахала ими перед носом Галины. — Я в юридической консультации была. Говорят, если завещания нет, то всё между детьми делится. А ты тут просто так пожила — и хватит.
Галина встала и подошла к окну. За стеклом виднелся сад, который она собственными руками сажала. Яблони, которые Василий Николаевич ещё саженцами привозил. Грядки с огурцами, которые каждый год давали отличный урожай. Всё это теперь чужое?
— Слушай ты, фифа накрашенная, — Галина развернулась к Ларисе, и в голосе её зазвучали стальные нотки. — Где ты была, когда твой отец три года лежачий был? Когда я его, как ребёнка, мыла и кормила с ложечки?
— Не твоё дело, где я была! — Лариса повысила голос. — У меня своя жизнь, своя семья! А тебе что, медаль за это дать? Жена должна за мужем ухаживать!
— Жена? — Галина усмехнулась. — А дочь разве не должна? Ты за двадцать лет ни разу не приехала! Даже на похороны еле добралась, и то последней!
Лариса небрежно махнула рукой и прошлась к серванту, где стояли фотографии Василия Николаевича. Взяла одну в руки, посмотрела и поставила обратно.
— Ностальгией тут заниматься некогда. Дом стоит хороших денег. Участок большой, в центре города. Можно разделить, продать по частям — ещё больше выручим.
— Участок? — У Галины перехватило дыхание. — Ты хочешь мой сад разделить?
— Не твой, а наш. Половина моя по закону. — Лариса открыла сумочку и достала телефон. — Я уже с риелторами говорила. Говорят, за такой участок можно миллиона два-три выручить. Поделим пополам — тебе хватит на однушку в спальном районе.
Галина опустилась на стул рядом с обеденным столом. Тот самый стол, за которым они с Василием каждое утро чай пили. Где он ей сказал, что любит её больше жизни. Где она кормила его манной кашей, когда он уже почти не мог глотать.
— Тебе не стыдно? — Тихо спросила Галина, глядя на потёртую клеёнку. — Человек всю жизнь вкалывал, дом строил. А ты приехала, как стервятник, деньжат поклевать.
— Стыдно должно быть тебе! — Лариса села напротив и стукнула кулаком по столу. — Мой отец — мой отец! И всё, что он нажил, по справедливости мне должно достаться! А не какой-то там второй жене!
Галина медленно подняла голову и посмотрела Ларисе прямо в глаза. Двадцать лет назад она была робкой женщиной, которая боялась лишний раз слово сказать. Но двадцать лет жизни с мужчиной, которого любила, двадцать лет ухода за домом, садом, за больным человеком — всё это закалило её характер.
— Значит, так. — Галина встала и подошла к входной двери. — Вон отсюда. Немедленно.
— Как это вон? — Лариса вскочила со стула. — Я тебе официальное предупреждение объявляю! У тебя две недели, чтобы съехать добровольно. А потом через суд выселять будем!
— Через суд? — Галина открыла дверь настежь. — Валяй, попробуй. Только смотри, как бы самой без штанов не остаться.
Лариса схватила сумку и направилась к выходу, но у порога обернулась:
— Ты ещё пожалеешь, что со мной так разговариваешь! Я тебя на улицу выгоню!
— Попробуй только! — Галина захлопнула дверь так, что задрожали стёкла в окнах.
Галина прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Сердце колотилось так, будто она пробежала километр. В доме стояла тишина, но не та уютная, привычная, а какая-то тревожная.
Она прошла в кухню и села за стол, где ещё стояли две чашки — её и та, из которой пила эта Лариса. Галина взяла чужую чашку и понесла к раковине.
— Галя, ты как? Слышала крик, — в приоткрытую дверь заглянула соседка Антонина Семёновна. — Что за птица к тебе прилетала?
— Дочка мужа объявилась. — Галина поставила чашку в мойку и обернулась к соседке. — Дом делить приехала.
— Ой, мать честная! — Антонина вошла и присела на табуретку. — А где она раньше была-то?
— А чёрт её знает где! За двадцать лет ни разу не видела её. Даже когда Василий Николаевич помирал, не приехала. А теперь вот, деньжат захотелось.
Антонина покачала головой и достала из кармана фартука мятые конфеты.
— Ешь, Галечка. Сладенького надо. А то совсем бледная стала.
Галина взяла конфету, но есть не стала. Крутила её в руках и смотрела в окно на свой сад.
— Тоня, а скажи, неужели она правда может дом отсудить?
— Не знаю, милая. Но слышала, что если завещания нет, то дети первые наследники. — Антонина наклонилась ближе и понизила голос. — А ты документы-то какие на дом имеешь?
— Да какие документы… Дом на Василии Николаевиче оформлен был. Я просто жена. — Галина вздохнула и посмотрела на обручальное кольцо. — Двадцать лет как жена.
— Ну и что, что жена! — Антонина стукнула кулачком по столу. — Ты же с ним жила, хозяйство вела! Это что, ничего не значит?
— Для неё — ничего. Говорит, что я просто так пожила и хватит.
Галина встала и подошла к серванту, где стояли фотографии. Взяла одну — где она с Василием на даче сажают яблоньку. Молодые, счастливые. Тогда казалось, что впереди целая жизнь.
— Знаешь, Тоня, я эту яблоню своими руками сажала. Каждую весну подрезала, от червяков спасала. И теперь она красавица выросла, каждый год яблоки даёт. А эта… — Галина не договорила, но Антонина поняла.
— Так ты не сдавайся! — Соседка встала и положила руку на плечо Галины. — В суд подавай! Говори, что ты дом содержала, за мужем ухаживала!
— А кто меня слушать будет? Я ж не юрист.
— А адвоката найди! Деньги есть хоть какие?
Галина задумалась. Пенсия небольшая, но кое-что отложить удавалось. Правда, всё уходило на лекарства мужу, а потом на похороны. Но что-то должно остаться.
— Немного есть. Только как адвоката искать-то?
— А я тебе дам номерок. Мой зять с одним работал, когда с начальством судился. Говорят, мужик толковый. — Антонина порылась в карманах и достала мятую бумажку. — Вот, Григорий Петрович зовут. Завтра с утра и звони.
Галина взяла бумажку и сжала её в руке. Впервые за сегодняшний день почувствовала что-то похожее на надежду.
— Тоня, а если всё-таки не получится? Если и правда выгонят?
— Не выгонят, — твёрдо сказала Антонина. — Не должны выгнать. Ты ж не чужая тётка какая-то. Ты жена! Законная жена!
На следующее утро Галина встала ни свет ни заря. Руки тряслись, когда она набирала номер адвоката. Трубку взяли не сразу.
— Григорий Петрович? Меня Антонина Семёновна к вам направила. У меня наследственное дело…
— Приезжайте после обеда, — голос в трубке звучал устало. — Адрес записывайте.
Галина оделась в лучшее платье и отправилась в центр города. Офис адвоката оказался в старом здании, на третьем этаже. Григорий Петрович встретил её в небольшом кабинете, заваленном папками.
— Садитесь, рассказывайте, — он налил себе чай из термоса и придвинул коробку печенья. — Что за история?
Галина рассказала всё подробно. Адвокат слушал молча, иногда что-то записывая.
— Понятно. — Он отложил ручку и посмотрел на неё серьёзно. — Дело непростое. Завещания нет, дом оформлен на мужа. По закону дочь действительно наследница первой очереди.
— То есть, я проиграю? — У Галины пересохло в горле.
— Не обязательно. Есть понятие «иждивенец». Если докажем, что вы двадцать лет были на содержании у мужа, не работали, вели хозяйство — можете претендовать на долю.
— А какие нужны доказательства?
— Свидетели, документы, справки. Главное — показать, что вы фактически вели общее хозяйство, ухаживали за домом и мужем.
Галина вернулась домой с надеждой, но уже вечером эта надежда пошатнулась. К калитке подъехала машина, из которой вышли Лариса и какой-то мужчина в костюме.
— Галина Петровна? — Мужчина протянул удостоверение. — Участковый Сергеев. К вам поступила жалоба.
— Какая ещё жалоба? — Галина выглянула из-за двери.
— Гражданка Ларина сообщила, что вы незаконно проживаете в доме её отца и препятствуете проведению оценки имущества.
— Как это незаконно? Я тут двадцать лет живу!
Лариса выступила вперёд, держа в руках какую-то папку:
— Вот справка из БТИ. Дом оформлен на моего отца. Других собственников нет. Значит, после его смерти наследники — это я.
— Но я жена! — Галина почувствовала, как начинает закипать. — Законная жена!
— Жена — это не собственник, — равнодушно ответила Лариса. — Ты можешь жить тут, только если я разрешу. А я не разрешаю.
Участковый неловко покашлял:
— Галина Петровна, понимаете, формально она права. Если дом не в совместной собственности, то…
— Значит, что получается? — Галина вцепилась в косяк двери. — Меня просто на улицу выгнать могут?
— Не сразу. Есть процедура. Через суд. Но если права собственности у вас нет…
Лариса довольно улыбнулась:
— Видишь? Всё по закону. А я добрая, даю тебе две недели собрать вещички.
— Две недели? — Галина ощутила, как пол уходит из-под ног. — Но у меня же адвокат есть! Мы в суд подавать будем!
— Подавай, — пожала плечами Лариса. — Только деньги на ветер выбросишь.
Когда машина уехала, Галина прошла в дом и села на диван. Руки дрожали так сильно, что она не могла даже чашку поднять. Зазвонил телефон.
— Галина Петровна? Григорий Петрович беспокоит. Я тут ваше дело изучил подробнее. Есть одна проблема.
— Какая ещё проблема?
— Вы говорили, что работали до замужества? А потом дома были?
— Да, после свадьбы муж сказал, что зарплаты его хватает. Я домашним хозяйством занималась.
— Понятно. Но вот что: если официально вы нигде не работали, значит, социальных взносов не было. Трудно будет доказать, что вы были иждивенцем.
Галина почувствовала, как всё внутри обрывается.
— То есть, у меня вообще шансов нет?
— Шансы есть, но небольшие. Нужны очень веские доказательства того, что вы вложили в дом свой труд, деньги, заботу.
Галина положила трубку и посмотрела вокруг. Этот дом она знала наизусть. Каждую щель в стене, каждую царапину на полу. И все эти царапины, щели, потёртости — это следы её жизни. Но как это доказать в суде?
Она подошла к окну и посмотрела на сад. Яблони, которые она сажала. Клумбы, которые каждую весну приводила в порядок. Теплица, которую они с мужем строили вместе. Неужели всё это ничего не значит?
Через месяц Галина сидела в зале суда, сжимая в руках потёртую сумочку. Сердце стучало так, что казалось, весь зал его слышит. Рядом Григорий Петрович перебирал бумаги, но по его лицу Галина поняла — дело швах.
— Встать, суд идёт! — объявил секретарь.
Судья — строгая женщина в очках — окинула взглядом присутствующих и открыла папку.
— Слушается дело по иску Лариной Ларисы Васильевны о признании права собственности на жилой дом. — Она посмотрела на истца. — Изложите суть требований.
Лариса встала, поправила пиджак и заговорила уверенным голосом:
— Ваша честь, после смерти моего отца Васильева Василия Николаевича ответчица незаконно проживает в доме, который принадлежит мне по праву наследования. Завещания не было, я единственная дочь и наследница первой очереди.
— Понятно. — Судья повернулась к Галине. — Ответчица, ваши возражения?
Галина встала на дрожащих ногах:
— Я… я двадцать лет с Василием Николаевичем прожила. Законная жена. Дом этот я, можно сказать, своими руками содержала…
— Предоставьте документы, подтверждающие ваши права на имущество, — перебила судья.
Григорий Петрович встал и протянул папку:
— Ваша честь, у нас есть справка о браке, показания соседей о том, что ответчица вела хозяйство, ухаживала за мужем…
— Это не доказательства права собственности, — холодно ответила судья. — Уход за супругом — это обязанность жены, а не основание для наследования.
Лариса довольно улыбнулась и подала свою папку:
— Вот справка из БТИ. Дом оформлен исключительно на моего отца. Никаких других собственников.
Галина почувствовала, как всё плывёт перед глазами. Неужели всё кончено?
— Есть ли ещё доказательства? — спросила судья.
Вдруг дверь зала скрипнула, и внутрь вошёл пожилой мужчина в военной форме. Галина узнала его — это Иван Семёнович, сосед с соседней улицы.
— Прошу прощения за опоздание! — Он подошёл к судье. — Я свидетель по этому делу.
— Вы кто такой? — Судья нахмурилась.
— Ветеран, полковник в отставке Крылов Иван Семёнович. Я много лет знаю эту семью.
Лариса насторожилась:
— Ваша честь, этого свидетеля в списке нет!
— Тем не менее, выслушаем, — судья кивнула Ивану Семёновичу. — Что можете сообщить суду?
Старик выпрямился во весь рост:
— Двадцать лет назад я помогал Василию Николаевичу и Галине Петровне строить к дому пристройку. Тогда у Галины умерла мать, оставила ей в наследство немалые деньги. Около двухсот тысяч рублей по тем временам.
— И что? — нетерпеливо перебила Лариса.
— А то, что эти деньги полностью ушли на ремонт дома и строительство веранды! — Иван Семёнович повысил голос. — У меня даже расписки сохранились, я ж военный человек, всё документирую!
Он достал из кармана пожелтевшие бумаги:
— Вот расписка Василия Николаевича в получении денег от жены на стройматериалы. Вот чеки на покупку кирпича, цемента. Всё на деньги Галины Петровны!
В зале воцарилась тишина. Судья взяла документы и внимательно их изучала.
— Лариса Васильевна, — наконец произнесла она, — вам что-нибудь известно об этих вложениях?
— Я… я не знала… — Лариса побледнела. — Но это же не меняет того факта, что дом на отце оформлен!
— Меняет, — твёрдо сказал Иван Семёнович. — Если жена вложила в дом собственные средства, то она имеет право на компенсацию. А учитывая, что дом без этой пристройки стоил бы вдвое дешевле…
Галина смотрела на всё происходящее как во сне. Неужели есть надежда?
— Кроме того, — продолжил полковник, — я был свидетелем того, как Галина Петровна ухаживала за больным мужем. Три года она ни на день не отлучалась! Лекарства покупала на свою пенсию, сиделку нанимала за свой счёт!
— У вас есть документы? — спросила судья.
— Есть! — Иван Семёнович достал ещё одну папку. — Я ж говорю, военный человек. Вот чеки из аптеки на имя Галины Петровны. Вот договор с частной сиделкой, который она оплачивала. Вот справки о том, что она оформляла инвалидность мужу и получала пособие как ухаживающий.
Лариса вскочила с места:
— Это всё подделка! Где этот свидетель двадцать лет был?
— А где вы были, когда ваш отец умирал? — резко спросил Иван Семёнович. — Я каждый день видел, как Галина Петровна к врачам ездила, как по аптекам бегала! А вас и в помине не было!
— Достаточно! — Судья стукнула молотком. — Объявляю перерыв для изучения представленных документов.
Галина выбежала в коридор и прислонилась к стене. Ноги не держали, в глазах мутилось.
— Галочка, держись! — Иван Семёнович подошёл и положил руку на плечо. — Теперь у тебя есть шансы!
— Иван Семёнович, откуда у вас все эти бумаги? Я же их не давала…
— А я их сам сохранил. Знал, что пригодятся. Василий Николаевич мне в своё время рассказывал, какая у него дочка. Говорил: «Если что со мной случится, Ивась, ты Галю защити. Она хорошая, а та стерва за двадцать лет ни разу не приехала».
— Он так говорил?
— Говорил. И ещё просил, чтобы я за тобой присматривал. Вот и присматриваю.
Через час судья вернулась в зал. Лицо у неё было непроницаемым, но Галина заметила, как она внимательно перечитывает какие-то бумаги.
— Встать, суд идёт! — По залу прокатился шорох.
— Рассмотрев материалы дела, суд установил следующее, — судья говорила чётко и размеренно. — Ответчица Галина Петровна действительно не является собственником спорного дома. Однако документально подтверждено, что она вложила в улучшение данного имущества собственные средства на сумму, эквивалентную двумстам тысячам рублей.
Лариса сжала кулаки, но молчала.
— Кроме того, установлено, что ответчица в течение трёх лет осуществляла уход за больным супругом, неся расходы на его лечение. В связи с этим суд признаёт за Галиной Петровной право на компенсацию понесённых расходов, а также право пожизненного проживания в спорном доме.
— Как это пожизненного? — вскрикнула Лариса.
— Согласно статье 1149 Гражданского кодекса, лица, находившиеся на иждивении наследодателя, имеют право на обязательную долю в наследстве. А поскольку дом является единственным жильём ответчицы…
— Но я же наследница! Я хочу продать дом!
— Продать можете, — спокойно ответила судья. — Но с учётом права пожизненного проживания. Думаю, покупателей будет немного.
Галина не сразу поняла, что произошло. Когда до неё дошёл смысл слов судьи, она почувствовала, как что-то тёплое разливается в груди.
— То есть, я могу остаться в доме? — тихо спросила она.
— Можете. И никто не вправе вас выселить.
Лариса схватила сумку и направилась к выходу, но у двери обернулась:
— Ты думаешь, выиграла? Я найду способ тебя достать!
— А ты попробуй, — неожиданно спокойно ответила Галина. — Только теперь у меня есть защита.
Дома Галина первым делом прошла в сад. Солнце клонилось к закату, яблони стояли тихие, усыпанные зелёными плодами. Она подошла к той самой яблоньке, что сажала двадцать лет назад с Василием. Теперь это было настоящее дерево.
— Галочка! — через забор окликнула Антонина Семёновна. — Ну как? Выиграла?
— Выиграла, Тоня. Дом остался за мной.
— Ну и слава богу! А то я уж думала, что с тобой делать будем.
Галина улыбнулась и погладила ствол яблони. Кора была шершавая, тёплая от солнца.
— Знаешь, Тоня, я сегодня поняла одну вещь. Дом — это не стены и не документы. Дом — это то, что ты в него вложила. Свою любовь, заботу, годы жизни.
— Правильно говоришь. А эта стерва пусть теперь кусает локти.
Вечером Галина сидела на веранде с чашкой чая. Та самая веранда, которую они с мужем пристроили на её деньги. В саду пели птицы, где-то мяукал соседский кот. Всё было как обычно, но внутри что-то изменилось.
Она больше не боялась. Впервые за много лет Галина чувствовала себя настоящей хозяйкой своего дома.
— Василий Николаевич, — тихо сказала она в вечернюю тишину, — я дом отстояла. Наш дом.
Ветер качнул ветки яблони, и несколько лепестков упало на крыльцо. Галина подняла один и прижала к губам. Пахло летом, домом и счастьем.
На столе рядом с чашкой лежали судебные документы. Теперь это были не просто бумаги — это была её защита, её право на дом, в котором она прожила лучшие годы жизни.
А завтра утром она снова будет поливать цветы, протирать пыль с подоконников и печь пироги. В своём доме. В своём саду. На своей земле.
