— Ну, так что скажешь? — вопрос Дениса повис в воздухе между ними, как туман над осенней рекой.
В тусклом свете торшера лицо Кати казалось еще бледнее обычного. Она сидела на краю дивана, теребя в руках потрепанный чехол смартфона. Напротив, расположившись в кресле с непринужденностью человека, привыкшего занимать пространство, Денис потягивал кофе из керамической кружки с надписью «Босс».
Катя прикусила нижнюю губу. Предложение, которое еще полчаса назад вызвало у нее трепет, теперь отдавалось в голове эхом с совершенно другой интонацией.
— Тебе не кажется, что это слишком… быстро? — она наконец подняла глаза, встречаясь с его ясным, немного насмешливым взглядом.
— Быстро? — Денис фыркнул, отставляя кружку на журнальный столик. — Катюш, мы уже три месяца встречаемся. В наше время люди после второго свидания съезжаются.
Он был прав, как всегда. По крайней мере, так говорила себе Катя. Денис вообще часто оказывался прав, особенно когда его правота совпадала с тем, что было выгодно ему самому.
— И потом, ты сама говорила, что твоя соседка достала, — продолжал Денис, откидываясь в кресле. — А тут мы и время вместе будем проводить, и за аренду платить меньше станем. Вместо двух квартир — одна. Элементарная математика.
— То есть… ты предлагаешь платить за твою квартиру пополам? — осторожно уточнила Катя, заправляя за ухо непослушную прядь каштановых волос.
Денис взглянул на нее так, будто она предложила вычислить квадратный корень из банана.
— А как иначе? Мы же будем жить вместе. Пятьдесят на пятьдесят — по-честному. Ты же за равноправие?
От его тона вопрос прозвучал как обвинение в предательстве всех феминисток мира.
— Да, но… — Катя осеклась, не зная, как сформулировать возражение. Конечно, она за равноправие. Но что-то в этой ситуации казалось ей неравноправным именно для нее.
— Но что? — Денис подался вперед, его красивое лицо с безупречной трехдневной щетиной приняло выражение искреннего недоумения. — Ты не хочешь жить со мной?
— Хочу, — поспешно ответила Катя. — Просто…
Просто что? Просто она снимала комнату в «двушке» на окраине, платила за нее восемь тысяч в месяц и могла позволить себе откладывать немного на мечту о собственном жилье. А Денис арендовал стильную однокомнатную квартиру в центре за тридцать тысяч. Перспектива платить пятнадцать вместо восьми была не такой уж радужной.
— Просто я не уверена, что потяну такую аренду, — наконец призналась она.
Денис рассмеялся, и этот смех прозвучал как легкое похлопывание по голове несмышленого ребенка.
— Катюш, ну ты даешь. Да ты только на транспорте сэкономишь — тут же метро рядом. И обеды мне будешь готовить, не придется в кафе ходить каждый день. В минусе точно не останешься.
Готовить обеды. Конечно. Катя кивнула, пытаясь улыбнуться. В конце концов, это же Денис — умный, успешный, красивый Денис, который почему-то выбрал ее среди всех женщин. Который мог бы встречаться с любой из тех холеных сотрудниц его рекламного агентства, но пригласил на свидание именно ее, Катю — бледную мышку из бухгалтерии с вечно спутанными волосами и привычкой говорить слишком тихо.
— Подумай, как будет круто, — его голос стал мягче, словно обволакивая ее сомнения слоем патоки. — Утром просыпаемся вместе, вечером засыпаем. Никаких «у тебя или у меня». Можем завести кота, ты же хотела?
Да, она хотела кота. Серого, пушистого, с янтарными глазами. Такого, который будет встречать ее с работы и мурлыкать на коленях по вечерам. Такого, с которым не будет так оглушительно одиноко.
— А твой хозяин согласится на животное? — спросила она. — В договоре аренды что написано?
Денис отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Да ладно, договоримся. Ты же знаешь, я умею убеждать людей.
Да, это она знала наверняка. Денис умел убеждать — в этом и заключался его талант, принесший ему успех в рекламном бизнесе. Он мог продать эскимосу холодильник и заставить его поверить, что это была исключительно его собственная идея.
— Так что, соглашаешься? — Денис улыбнулся, и от этой улыбки у Кати привычно перехватило дыхание. — Переезжай ко мне, Катюш. Будет круто, обещаю.
Катя глубоко вдохнула, стараясь не слышать внутренний голос, так похожий на мамин, который шептал: «Хватайся за этот шанс, д-ур-ёха! Кому ты еще такая нужна будешь?»
— Хорошо, — кивнула она. — Я согласна.
— Ты что, совсем из ума выжила? — Вера Михайловна оторвалась от куриной котлеты, которую методично разделывала вилкой и ножом, хотя в этом не было никакой необходимости. — Он тебя использует, это же ясно как день!
Катя сидела напротив матери в кухне родительской квартиры, куда послушно приехала на воскресный обед. Сообщение о планах съехаться с Денисом было встречено не с тем энтузиазмом, на который она втайне надеялась.
— Мам, мы встречаемся. Люди, которые встречаются, часто живут вместе, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.
— Встречаетесь! — Вера Михайловна ткнула вилкой в сторону дочери. — Три месяца! Это даже не срок! А кольцо он тебе преподнес? Предложение сделал? Или просто решил на аренде сэкономить?
Катя опустила глаза, разглядывая узор на скатерти. Знакомый до боли узор из синих ромбиков, который был в этой кухне, кажется, всю ее сознательную жизнь. Как и материнские нотации — неизменные, как времена года.
— Не все же сразу должны жениться, — пробормотала она. — Сейчас другое время.
— Время! — фыркнула Вера Михайловна. — Время всегда одно, Катерина. Мужчины используют женщин, а женщины дают себя использовать. И так было, и так будет. Только раньше хоть замуж звали сначала, а теперь даже этот минимум уважения проявить не могут.
Катя устало потерла переносицу. Разговор развивался по привычному сценарию — сколько она себя помнила, мать всегда указывала на ее недостатки, на ее неспособность постоять за себя, на ее неумение «заставить мужчину уважать себя».
— Думаешь, он на тебе женится потом? — продолжала Вера Михайловна. — После того, как ты к нему переедешь, будешь готовить, стирать, убирать за ним, да еще и платить за удовольствие жить в чужой квартире? Лапоть ты, Катя, прости за прямоту.
«Прости за прямоту» было дежурной фразой, которой мать предваряла или заканчивала очередную порцию неприкрытой критики. Как будто это извинение что-то меняло.
— Он хороший, мам, — тихо сказала Катя. — Заботливый. И умный. И…
— И красивый, да? — перебила Вера Михайловна. — Это я уже слышала. И что с того? Красивых полно, а толку? Твой отец тоже красавцем был, когда молодой. А потом что? Свалил к первой же вертихвостке, которая на него глазами хлопнула.
Катя вздохнула. Призрак отца, ушедшего к другой женщине, когда ей было двенадцать, неизменно появлялся в любом разговоре о мужчинах. Словно все представители мужского пола несли коллективную ответственность за грехи Николая Степановича, не выдержавшего двадцати лет брака с Верой Михайловной.
— Денис не такой, — сказала она, хотя и сама не была до конца в этом уверена.
— Все они «не такие», пока не показали истинное лицо, — мать отодвинула тарелку и взглянула на дочь с выражением, в котором смешались досада и что-то похожее на жалость. — Послушай, Катя. Я же добра тебе хочу. Ты у меня девочка… непростая. Не из тех, на кого мужчины стаями бросаются. Характер у тебя тихий, внешность… ну, скажем так, не модельная.
Катя сглотнула. Эти характеристики она слышала с детства так часто, что они стали частью ее самоощущения. «Тихая, невзрачная Катя. Будь благодарна за любое внимание».
— Тебе нужно думать головой, а не… чем там еще, — продолжала Вера Михайловна. — Если мужчина не готов на тебе жениться, значит, ты ему не настолько дорога. А если не дорога, то и переезжать к нему нечего. Только время потеряешь, а потом еще и сердце разобьешь.
Катя молчала, комкая салфетку в руках. В словах матери было что-то неопровержимо логичное. И все же…
— Я уже согласилась, мам, — наконец произнесла она. — В следующие выходные перевожу вещи.
Вера Михайловна поджала губы и покачала головой:
— Твоя жизнь. Тебе и шишки набивать. Только когда он тебя бросит, не прибегай ко мне плакаться.
Как всегда, мать исходила из убеждения, что Катин путь может вести только к провалу. И как всегда, это убеждение оседало тяжестью где-то под ребрами.
Новая жизнь началась солнечным апрельским утром. Катя смотрела, как Денис вносит в квартиру последнюю коробку с ее вещами. Удивительно, как мало их оказалось — вся ее жизнь уместилась в четыре картонных ящика и один чемодан.
— Вот и все, — объявил Денис, отряхивая руки. — Добро пожаловать домой, Катюш.
Дом. Это слово отозвалось в ней теплом и страхом одновременно. Ей и хотелось, чтобы эта стильная квартира с большими окнами и скандинавским минимализмом стала ее домом, и в то же время что-то подсказывало: здесь она всегда будет гостьей.
— Спасибо, — она улыбнулась, стараясь отогнать тревожные мысли. — Я даже не верю, что мы теперь будем жить вместе.
— Я тоже, — Денис приобнял ее за плечи. — Это будет круто, вот увидишь.
И первые дни действительно были «крутыми». Просыпаться рядом с Денисом, готовить завтрак на двоих, вместе собираться на работу — все это казалось Кате воплощением мечты о настоящей семейной жизни.
Но уже через неделю начали проявляться первые трещины в этой идиллии.
— Слушай, а ты не могла бы не раскладывать свои баночки-скляночки по всей ванной? — Денис вышел из душа, на ходу вытирая волосы полотенцем. — У меня своя система, а ты ее нарушаешь.
— Извини, — Катя тут же вскочила с дивана, где читала книгу. — Я не знала, что тебе мешает. Сейчас все уберу.
— Да не сейчас, — отмахнулся он. — Просто имей в виду на будущее. И еще — твои книги. Может, сложим их в коробку? Они не очень вписываются в интерьер.
Катя замерла. Книги были единственным, что она привезла с собой кроме одежды и предметов первой необходимости. Целая полка любимых романов — ее спасение в долгие одинокие вечера до появления Дениса.
— Но куда их деть? — спросила она. — В шкаф они не поместятся.
Денис пожал плечами:
— Не знаю. Оставь самые важные, а остальные… может, маме отвезешь? Или в букинистический магазин сдашь? Нам же пространство нужно для жизни, а не для хранения хлама.
Хлама. Он назвал ее книги хламом. Катя почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее и неуютное, но привычно подавила это чувство. В конце концов, это его квартира. И он просто заботится о порядке.
— Хорошо, — кивнула она. — Я что-нибудь придумаю.
Денис улыбнулся и чмокнул ее в щеку:
— Вот и славно. Кстати, не забудь завтра зайти в банк. Пора бы уже перевести за аренду.
И это был второй момент, который заставил Катю почувствовать себя неуютно. Они только въехали, а Денис уже напоминает про деньги, как будто она может забыть или увильнуть от договоренности.
— Конечно, — сказала она. — Завтра же переведу.
— Катя, ты бы хоть тапочки мне купила нормальные, — Денис стоял посреди кухни, демонстративно приподнимая ногу в растоптанном тапке. — Эти уже разваливаются.
Два месяца совместной жизни пролетели как в тумане. Катя чувствовала себя белкой в колесе — работа, магазины, готовка, уборка, снова работа. Денис, казалось, совершенно не замечал ее усталости. Он приходил домой, падал на диван и требовал ужин, как будто это само собой разумеющееся.
— Купи себе сам, — вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать. — У тебя что, денег нет?
Денис посмотрел на нее с искренним удивлением:
— Ну ты же по магазинам ходишь. Я думал, тебе не сложно будет.
— А мне и не сложно, — вздохнула Катя, снимая с плиты кастрюлю с супом. — Просто… у нас теперь общий бюджет? Или каждый покупает вещи для себя сам?
Денис нахмурился:
— А что, неужели сложно купить мне тапки? Они же копейки стоят.
— Дело не в деньгах, — Катя заправила за ухо выбившуюся прядь. — Просто хочется понять, как у нас все устроено.
— Ты платишь половину аренды, я плачу половину аренды, — Денис взял со стола ложку и демонстративно попробовал суп прямо из кастрюли. — Все остальное — по обстоятельствам. Не вижу проблемы.
Проблема была, и Катя это понимала. За два месяца она ни разу не видела, чтобы Денис купил что-то для дома или для нее. Зато сама постоянно тратилась на продукты, бытовую химию, мелочи вроде новых занавесок или кухонных полотенец. На ее попытки заговорить об этом Денис реагировал с искренним недоумением: «Но ты же этим пользуешься, разве нет?»
— Хорошо, я куплю тапочки, — сказала она, наливая суп в тарелку. — Какие ты хочешь?
Денис просиял:
— Видишь, как хорошо, когда мы понимаем друг друга? А то начинаешь всякие странные разговоры…
Катя промолчала. С каждым днем таких «странных разговоров» становилось все больше. С каждым днем она все яснее видела, что представления о совместной жизни у них с Денисом сильно расходятся.
— А я вот что подумал, — продолжил Денис, уплетая суп. — Может, нам стиралку поменять? Эта уже старая, шумит сильно.
— Поменять? — переспросила Катя. — А как же хозяин квартиры? Это же его стиральная машина.
Денис отмахнулся:
— Да ему все равно. Главное, что мы исправно платим. А стиралку мы сами купим.
— Мы? — Катя напряглась. — То есть…
— Ну да, скинемся пополам, — Денис посмотрел на нее, как на непонятливого ребенка. — Не переживай, я выберу нормальную модель, не самую дорогую.
Катя почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
— Денис, — осторожно начала она, — а если мы… расстанемся когда-нибудь, что будет с этой стиральной машиной?
Денис замер с ложкой у рта:
— Что за вопрос? Ты о расставании думаешь?
— Нет, просто… — Катя смутилась под его внимательным взглядом. — Просто это большая покупка, и если что-то пойдет не так…
— То она останется в квартире, — отрезал Денис. — Логично же. Мы же не будем ее пилить пополам, как в анекдоте про сварливых супругов.
Он рассмеялся, но Кате было не до смеха. Выходило, что она должна вложиться в улучшение чужого имущества без гарантии, что сможет этим пользоваться в будущем.
— А может, как-нибудь обойдемся пока? — предложила она. — Эта машинка еще работает…
— Да что с тобой сегодня? — Денис раздраженно отодвинул тарелку. — То тапочки тебе жалко купить, то на стиралку денег нет. У тебя проблемы с деньгами? Если да, так и скажи, я не буду настаивать.
— Нет, проблем нет, — быстро ответила Катя. На самом деле проблемы были — после переезда ее финансовое положение заметно ухудшилось. Пятнадцать тысяч за аренду вместо восьми, постоянные траты на хозяйство, привычка Дениса заказывать еду из дорогих ресторанов и «скидываться» на оплату — все это изрядно опустошало ее кошелек.
— Вот и отлично, — Денис снова повеселел. — Тогда договорились. Завтра я гляну модели в интернете, а ты приготовишь что-нибудь вкусненькое на ужин, ладно? Я, может, Серегу с Димоном приведу, посидим, в приставку порубимся.
И снова Катя промолчала, хотя внутри нее уже разгорался пожар возмущения. Денис не спрашивал, хочет ли она компанию, есть ли у нее силы готовить на троих голодных мужиков после работы. Он просто ставил перед фактом.
А она… она просто не знала, как сказать «нет».
— Ты похудела, — Вера Михайловна окинула дочь критическим взглядом. — И круги под глазами. Не кормит он тебя, что ли?
Катя устало улыбнулась. Она приехала к матери впервые за три месяца совместной жизни с Денисом, и вместо «здравствуй, как дела» сразу получила порцию замечаний.
— Все нормально, мам. Просто много работы в последнее время.
— Ага, у него, небось, — фыркнула Вера Михайловна, разливая чай. — Готовишь, стираешь, убираешь, а он на диване валяется?
Катя хотела возразить, но не смогла. По большому счету, мать была права. В их с Денисом «совместном быту» почему-то все домашние обязанности незаметно перетекли к ней.
— Он много работает, — сказала она. — Устает.
— А ты, значит, не устаешь? — Вера Михайловна поставила перед дочерью чашку с чаем и вазочку с вареньем. — Ешь давай, тебя уже ветром сдувает.
Катя послушно взяла ложку. Материнская забота, пусть и выраженная в типичной для Веры Михайловны резкой форме, неожиданно тронула ее до глубины души. В последнее время никто не спрашивал, устала ли она, поела ли, как себя чувствует.
— Мам, — вдруг сказала она, глядя в чашку, — как ты думаешь, я… заслуживаю хорошего отношения?
Вера Михайловна замерла с чайником в руке:
— Это еще что за вопрос?
— Просто интересно, — Катя пожала плечами, все еще не поднимая глаз. — Ты всегда говорила, что я тихая, невзрачная, что мне повезло, если кто-то вообще обратит на меня внимание…
— И что? — в голосе матери прозвучала настороженность. — Я всегда говорила тебе правду. Мир жестокий, Катя. Красивым и громким в нем проще.
— Но если кто-то… обратил внимание, — медленно продолжила Катя, — значит ли это, что я должна быть благодарна просто за сам факт внимания? Даже если это внимание… не совсем то, чего я хочу?
Вера Михайловна опустилась на стул напротив дочери и внимательно посмотрела ей в лицо:
— Катерина, что у вас там происходит?
И вдруг, неожиданно для самой себя, Катя расплакалась. Слезы хлынули потоком, смывая месяцы напряжения, неуверенности, подавленного раздражения.
— Я не знаю, мам, — всхлипывала она, вытирая щеки рукавом кофты. — Вроде все хорошо. Он не пьет, не бьет, деньги зарабатывает. Но я чувствую себя… использованной. Как будто я плачу за право быть с ним — и деньгами, и заботой, и… всем.
Вера Михайловна молча слушала, на ее обычно суровом лице появилось выражение, которое Катя не могла вспомнить с детства — сострадание, смешанное с виной.
— Он вообще ничего не делает по дому, — продолжала Катя сквозь слезы. — Всегда есть оправдание — то устал, то важные дела, то не мужское это занятие. Я плачу половину его аренды, покупаю продукты, готовлю, убираю. А он… он даже «спасибо» забывает сказать.
— С.в.олочь, — коротко резюмировала Вера Михайловна.
Катя слабо улыбнулась сквозь слезы:
— А еще он хочет, чтобы я вложилась в новую стиральную машину для квартиры, которую мы снимаем. И постоянно намекает, что мне повезло с ним — такой красавец, при деньгах, да еще и терпит мои недостатки.
— Какие еще недостатки? — возмутилась Вера Михайловна. — Что за чушь!
Катя посмотрела на мать с удивлением:
— Ну как какие? Ты же сама всегда говорила — характер тихий, внешность неброская…
Вера Михайловна вдруг побагровела и стукнула ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули:
— Так мое дело говорить! Я мать! Я тебя воспитывала, ерундень из головы выбивала, чтоб ты нос не задирала! А он кто такой, чтобы тебя попрекать?
Катя растерялась от такой внезапной перемены позиции:
— То есть… я не такая уж и плохая?
Вера Михайловна тяжело вздохнула и неожиданно накрыла ладонь дочери своей:
— Господи, девочка, да ты лучшее, что есть в моей жизни. У тебя глаза, как у моей мамы — добрые, умные. И характер у тебя не тихий, а вдумчивый. Просто… — она запнулась, подбирая слова, — просто я боялась за тебя. Мир жестокий, люди подлые. Хотела, чтобы ты была готова, чтобы не обманывалась насчет себя и других.
— И что мне теперь делать? — спросила Катя, чувствуя, как на смену слезам приходит странное опустошение.
Вера Михайловна поджала губы:
— А что ты хочешь делать?
Этот вопрос застал Катю врасплох. Чего она хотела? Она так привыкла подстраиваться под желания других — матери, начальства, Дениса — что почти разучилась определять собственные.
— Я не знаю, — честно призналась она. — Иногда мне кажется, что нужно все бросить и вернуться к себе. Но потом думаю — а вдруг это я слишком многого хочу? Вдруг все отношения такие?
— Не все, — твердо сказала Вера Михайловна. — Послушай, Катя. Я плохой пример. Твой отец… он бросил нас, и это сломало что-то во мне. Я стала жестче, недобрее. Особенно к тебе, потому что боялась, что ты повторишь мои ошибки. Но это не значит, что ты должна терпеть то, что делает тебя несчастной.
Катя смотрела на мать широко раскрытыми глазами. За тридцать лет она впервые слышала от Веры Михайловны что-то похожее на признание собственных ошибок.
— Что-то не так в этих ваших отношениях, — продолжала мать. — Он использует тебя, это ясно как день. И не только в бытовом плане.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Катя, чувствуя, как внутри нарастает тревога.
Вера Михайловна посмотрела на дочь с сомнением, словно решая, стоит ли говорить то, что она собиралась сказать.
— Мне не нравится эта история с арендой, — наконец произнесла она. — Он показывал тебе договор? Ты уверена, что квартира действительно съемная?
Катя нахмурилась:
— Конечно, съемная. Он же платит за нее…
— А ты видела квитанции? — перебила Вера Михайловна. — Видела, как он переводит деньги арендодателю?
— Нет, но… — Катя замолчала, пораженная внезапной мыслью. Действительно, она никогда не видела ни договора аренды, ни квитанций. Денис просто говорил: «Пора платить за квартиру», и она послушно переводила свою часть на его карту.
— Вот именно, — Вера Михайловна многозначительно подняла бровь. — Проверь сначала, за что ты платишь. А потом уже думай, что делать дальше.
Сомнение — страшная вещь. Оно проникает в сознание как тонкая игла и постепенно расширяет дырочку, пока через нее не начинает сочиться вся уверенность, вся слепая вера, которую ты так старательно поддерживал.
Вернувшись в квартиру, Катя смотрела на привычную обстановку новыми глазами. Действительно ли это съемное жилье? Теперь, когда она задумалась, ей показалось странным, что в квартире не было почти никаких следов предыдущих жильцов — ни потертостей на стенах, ни крючков от чужих картин, ни характерных для съемного жилья дешевых предметов обстановки.
— О, ты уже вернулась? — Денис вышел из ванной с влажными после душа волосами. — Как мама? Все так же пилит мозг?
— Нормально, — рассеянно ответила Катя. — Слушай, я тут подумала… Может, нам стоит заключить какой-то договор между собой? Ну, о совместном проживании, обязанностях, расходах…
Денис замер на полпути к кухне:
— Это еще зачем?
— Для порядка, — Катя старалась, чтобы голос звучал спокойно. — Чтобы не возникало недопониманий. Мы же платим за квартиру пополам, ведем общее хозяйство…
— Так, — Денис скрестил руки на груди. — Давай начистоту. Тебя что-то не устраивает?
Катя глубоко вдохнула. Это был момент истины — сейчас или никогда.
— Да, не устраивает, — сказала она, удивляясь твердости собственного голоса. — Я плачу половину аренды, покупаю продукты, готовлю, убираю. А ты… ты не делаешь почти ничего. И это несправедливо.
Лицо Дениса вытянулось от удивления, а потом приняло выражение обиженной невинности:
— Вот это новости! То есть я, значит, ничего не делаю? А кто зарабатывает деньги? Кто оплачивает интернет и кабельное? Кто чинил кран в ванной?
— Ты оплачиваешь интернет, я плачу за электричество, — парировала Катя. — Ты починил кран один раз за три месяца. И при этом я каждый день готовлю, убираю, стираю твои вещи…
— Мы живем вместе! — возмутился Денис. — Конечно, кто-то что-то делает больше, кто-то меньше. Ты же не предлагаешь мне график составить — сегодня я мою посуду, завтра ты?
— Почему бы и нет? — Катя чувствовала, как внутри поднимается волна гнева, которую она так долго подавляла. — Многие пары так делают. Распределяют обязанности поровну.
Денис фыркнул:
— Ну да, а потом муж моет кастрюли в фартуке, а жена забивает гвозди. Очень современно. Только это не про меня.
— Значит, ты считаешь нормальным, что я работаю полный день, а потом еще несколько часов обслуживаю тебя, как… как домработница? — в голосе Кати зазвенели слезы.
— Как девушка, — отрезал Денис. — Как любящая девушка, которая ценит своего мужчину и заботится о нем. Если тебе это в тягость, может, ты не так уж и любишь меня?
Этот удар был рассчитан точно — прямо по больному месту, по ее извечному страху оказаться недостаточно хорошей, недостаточно любящей.
— Я просто хочу равноправия, — тихо сказала она.
— Равноправие — это когда у всех равные права, а не когда все делают одно и то же, — назидательно произнес Денис. — У тебя есть полное право попросить меня о помощи, если тебе тяжело. Но требовать по графику мыть унитаз — это уже перебор.
Катя покачала головой:
— Дело не в графике. Дело в том, что я не должна просить о помощи с тем, что является нашей общей ответственностью. Ты же не просишь меня «помочь» тебе заплатить за квартиру?
При упоминании квартиры что-то мелькнуло в глазах Дениса — что-то похожее на тревогу, но быстро исчезло.
— Насчет квартиры, — сказала Катя, решив идти ва-банк. — Я хотела бы увидеть договор аренды. И познакомиться с хозяином, если возможно.
Денис нахмурился:
— Зачем это?
— Так, для порядка, — повторила Катя его же фразу. — Я же плачу за нее, имею право знать детали.
— Слушай, что за паранойя? — Денис перешел в наступление. — Не доверяешь мне? Думаешь, я обманываю тебя с арендой?
— Я просто хочу ясности, — упрямо повторила Катя. — Если все в порядке, то какие проблемы показать договор?
— Да нет никаких проблем! — рявкнул Денис. — Просто противно, когда тебя подозревают черт знает в чем! Не хочешь верить мне на слово — твои проблемы.
Он резко развернулся и скрылся в спальне, хлопнув дверью так, что задребезжала посуда в шкафу.
Катя осталась стоять посреди гостиной, обхватив себя руками. В стандартном сценарии она бы сейчас пошла за ним, стала бы извиняться, объяснять, что не то имела в виду. Но что-то внутри нее сломалось. Или, наоборот, срослось — прямая спина, поднятый подбородок, твердое решение в глазах.
Она тихо прошла в кухню, достала ноутбук и открыла Интернет.
— Не понимаю, зачем тебе это, — Лена, соседка и коллега Кати, нервно поправила очки. — Но раз просишь… Сейчас гляну.
Катя сидела рядом с ней в маленькой комнатке отдела кадров, где работала Лена. На столе перед ними лежал листок с адресом и полным именем Дениса.
— Ты только никому не говори, ладно? — шепнула Катя. — Я знаю, что это не совсем правильно, но мне очень нужно.
Лена только фыркнула, быстро стуча по клавишам:
— Да ладно, ничего секретного в реестре недвижимости нет. Публичная информация… вот, смотри.
Она развернула монитор, и Катя увидела официальную выписку из реестра прав на недвижимость. В графе «Правообладатель» стояло имя — Баринов Денис Андреевич.
— Это… это его квартира? — ошеломленно пробормотала Катя, глядя на данные. — Он собственник?
— С 2017 года, — подтвердила Лена, изучая документ. — Купил по ипотеке, судя по всему. Сейчас уже чистый собственник, обременений нет.
Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног. Все эти месяцы, каждый раз, когда она переводила Денису пятнадцать тысяч «за аренду», она просто платила за его ипотеку. Или еще хуже — ипотека уже погашена, и он просто клал эти деньги себе в карман.
— Спасибо, Лен, — тихо сказала она, поднимаясь. — Ты мне очень помогла.
— Эй, ты в порядке? — Лена обеспокоенно посмотрела на нее. — Что случилось?
— Все хорошо, — Катя заставила себя улыбнуться. — Просто выяснила кое-что важное.
Дверь хлопнула ровно в половине восьмого — Денис пришел с работы минута в минуту, как обычно. Катя сидела за кухонным столом, перед ней лежала распечатка выписки из реестра.
— О, ты дома, — он бросил ключи на тумбочку. — А ужин?
— Нет ужина, — спокойно ответила Катя.
Денис удивленно поднял брови:
— Заболела? Или обиделась до сих пор?
— Ни то, ни другое, — она указала на стул напротив. — Сядь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
В ее голосе было что-то такое, что заставило Дениса насторожиться. Он медленно опустился на стул, не сводя с нее напряженного взгляда.
— Вот, — Катя пододвинула к нему распечатку. — Объяснишь?
Денис бросил взгляд на бумагу, и его лицо сначала побледнело, а потом пошло красными пятнами.
— Ты что, следила за мной? — вместо ответа спросил он.
— Нет, — Катя покачала головой. — Я просто проверила информацию. Публичную информацию, которую ты от меня скрывал. Это твоя квартира, Денис. Ты не снимаешь ее. Ты собственник.
Денис скрестил руки на груди:
— И что с того?
— А то, что ты брал с меня деньги за несуществующую аренду, — Катя сама удивлялась, насколько спокойно звучит ее голос. — Ты обманывал меня все это время.
— Не обманывал, а… упрощал, — Денис поморщился. — Какая разница, платишь ты за аренду или за коммуналку и ипотеку? Суть та же — мы делим расходы на жилье.
— Ипотеку? — Катя прищурилась. — По документам у твоей квартиры нет обременений. Ты уже выплатил ее.
Денис на мгновение замешкался, и это была его ошибка.
— Слушай, что за допрос? — он перешел в наступление. — Да, это моя квартира. Да, я предложил тебе платить часть расходов. Что в этом такого?
— То, что ты солгал, — твердо сказала Катя. — И дело даже не в деньгах. Дело в том, что ты не считал нужным быть честным со мной. А потом имел наглость упрекать меня в недоверии.
Денис заерзал на стуле:
— Ну хорошо, признаю — слукавил немного. Но это же мелочь! Я просто хотел, чтобы все было по справедливости. Ты живешь в моей квартире, пользуешься всеми благами…
— И поэтому должна платить? — перебила Катя. — Как за гостиницу?
— Ну зачем ты так, — Денис сменил тактику, его голос стал мягче. — Просто в отношениях каждый вносит свой вклад. Я предоставил жилье…
— А я должна платить за него и обслуживать тебя, — закончила Катя. — Как экономка с интимными услугами. Очень удобно.
— Хватит! — Денис вскочил, его лицо исказилось от гнева. — Ты перегибаешь палку! Что, думаешь, ты мне такое сокровище, что я должен содержать тебя бесплатно? Или уборщицу нанимать, чтобы твои нежные ручки не напрягались?
Катя смотрела на него снизу вверх, и впервые за все время их знакомства видела настоящего Дениса — расчетливого, мелочного, эгоистичного. Как она могла не замечать этого раньше?
— Знаешь, я даже благодарна тебе, — сказала она, поднимаясь. — Ты преподал мне важный урок. О том, что нельзя позволять никому пользоваться тобой. Даже если этот кто-то красиво говорит о любви.
— Куда ты? — Денис схватил ее за руку, когда она направилась к двери.
— Ухожу, — просто ответила Катя. — Я соберу вещи и съеду сегодня же.
— Из-за какой-то глупости? — он смотрел на нее с искренним недоумением. — Да, я слукавил насчет квартиры. Но это не повод рушить отношения!
Катя высвободила руку:
— Дело не в квартире. И даже не в деньгах. А в том, что для тебя нормально обманывать меня, использовать, манипулировать. Скажи честно, Денис, ты вообще любишь меня? Или я просто… выгодное приобретение?
Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Его замешательство было красноречивее любого ответа.
— Так я и думала, — кивнула Катя. — Прощай, Денис.
Снимать комнату пришлось в спешке, и она была гораздо хуже предыдущей — маленькая, в старом доме на окраине, с желтыми разводами на потолке. Но Кате казалось, что никогда в жизни она не чувствовала себя так свободно и легко, как в этой убогой комнатушке с продавленной кроватью.
Звонок телефона прервал ее размышления. Мама.
— Ну что, съехала? — без предисловий спросила Вера Михайловна.
— Да, — ответила Катя. — Ты была права. Квартира оказалась его собственностью. Он просто брал с меня деньги за проживание.
— С.в.олочь, натуральная — резюмировала мать. — И где ты сейчас?
Катя назвала адрес.
— Фу, жуткий район, — Вера Михайловна фыркнула. — Не вздумай там задерживаться. Приезжай ко мне, поживешь пока. А потом что-нибудь приличное подыщем.
— Спасибо, мам, — Катя улыбнулась. — Но я, пожалуй, тут поживу немного. Мне нужно… побыть одной. Разобраться в себе.
К ее удивлению, мать не стала спорить.
— Хорошо, — сказала она после паузы. — Я понимаю. Но ты звони хотя бы, не пропадай.
— Обязательно, — пообещала Катя.
Ей вдруг подумалось, что в их отношениях с матерью что-то меняется — медленно, неуловимо, но верно. Как будто между ними треснула стена недопонимания, за которой каждая из них скрывала свою уязвимость и страхи.
Положив телефон, Катя подошла к окну. Вечерело, и в сгущающихся сумерках зажигались огни многоэтажек. Тысячи окон, тысячи жизней, тысячи историй. Где-то среди них была и ее история — история девушки, которая наконец-то начала понимать, что достойна большего, чем подачки внимания от тех, кому она безразлична.
Она достала из сумки тетрадь и ручку. В последние месяцы с Денисом она почти забросила свое хобби — писать короткие рассказы, которые никому не показывала. Сейчас внутри нее словно прорвалась плотина, и слова потекли на бумагу быстрым, уверенным потоком.
«В тусклом свете торшера лицо девушки казалось еще бледнее обычного. Она сидела на краю дивана, теребя в руках смартфон. Вся ее жизнь уместилась в четыре картонных коробки, но багаж разочарований был гораздо тяжелее… Спустя месяц она поняла, что это был первый шаг к свободе».
Катя улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала, что двигается в правильном направлении. И пусть пока неясно, куда приведет этот путь, но теперь она точно знала: больше никто не заставит ее платить за право быть любимой.
