Тома остановилась в дверях спальни, глядя на очередную пару грязных носков рядом с кроватью. Серые, скомканные, со специфическим запахом мужских ног после долгого рабочего дня.
Один носок лежал у изножья кровати, второй каким-то чудом оказался под письменным столом, словно Игорь специально старался разбросать их как можно дальше друг от друга.
Семь лет назад она бы автоматически подняла их, бросила в плетёную корзину для белья в углу ванной, постирала вместе с остальными вещами. Выработанный годами рефлекс. Но сегодня что-то внутри неё щёлкнуло, как выключатель, и она просто развернулась и ушла в гостиную.
За большим окном октябрь раскрашивал двор в жёлтые и красные цвета. Клёны у детской площадки стояли как огромные букеты, а дворник в оранжевом жилете неторопливо сгребал листья в аккуратные кучки.
Тома устроилась в любимом кресле у окна с ноутбуком — здесь она проводила большую часть дня, создавая рекламные кампании для крупных компаний.
Рабочее место организовано было идеально: эргономичное кресло, которое она покупала на свои деньги, удобный столик на колёсиках, хорошая лампа. На полке стояли папки с проектами, награды за лучшие кампании, фотография с корпоративной вечеринки рекламного агентства.
Её маленький профессиональный мир, где она была экспертом, где к её мнению прислушивались, где платили хорошие деньги за её идеи.
Сегодня нужно было доделать презентацию для крупной сети супермаркетов — бюджет двадцать миллионов рублей, сжатые сроки, требовательный заказчик.
Но мысли путались, концентрация рассеивалась. Носки в спальне казались символом чего-то большего — семи лет медленного превращения из любящей жены в бесплатную домработницу.
Тома закрыла глаза и вспомнила первые месяцы замужества. Тогда всё казалось решаемым. Игорь просто рассеянный, думала она, привык жить один, не замечает бытовых мелочей. Можно объяснить, договориться, наладить. Она терпеливо показывала, где лежит корзина для белья, просила убирать посуду после еды, напоминала про необходимость иногда пылесосить.
Игорь соглашался, кивал, даже извинялся за забывчивость. И продолжал жить как холостяк.
— Игорь, ну неужели так трудно положить грязную футболку в корзину? — спрашивала она тогда, держа в руках его вчерашнюю одежду, валявшуюся на полу.
— Да, конечно, просто забываю. Ты уж напоминай мне, — отвечал он, не отрывая глаз от компьютера, где шла очередная игра.
— Но почему я должна тебе напоминать? Ты же взрослый человек.
— Ну, у мужчин другая психология. Мы не замечаем таких мелочей.
Мелочи… Первый год прошёл в этих бесконечных объяснениях и мягких просьбах. Тома работала дома, но график у неё был жёстче, чем у многих офисных сотрудников. Проекты с дедлайнами, созвоны с клиентами в разных часовых поясах, презентации, которые нужно было делать идеально с первого раза.
А Игорь почему-то считал, что раз жена находится дома, то она свободна и может заниматься бытом в любую минуту.
Он приходил с работы уставший, садился к компьютеру «расслабиться» и ожидал, что ужин волшебным образом появится на столе, одежда сама выгладится, а квартира будет сиять чистотой.
Когда Тома пыталась объяснить, что у неё тоже был тяжёлый день, он искренне удивлялся — дома же легче, можно в любой момент отдохнуть, попить чаю.
К концу второго года мягкие просьбы превратились в настойчивые требования, а требования — в открытые ссоры.
Тома стала считать, сколько раз в неделю поднимает его носки — четырнадцать пар, каждый день утром и вечером. Сколько раз моет его тарелки, убирает крошки с его места за столом, собирает разбросанные по всей квартире зарядки от телефона.
Игорь не понимал, из-за чего весь сыр-бор. Он же работает, зарабатывает деньги, не пьёт, не гуляет с женщинами — что ещё нужно?
А Тома не могла объяснить простую вещь: она устала быть единственным взрослым в семье из двух человек.
Именно тогда, на третьем году их брака, в их жизни появилась Лидия Ивановна в совершенно новом качестве. Раньше свекровь была просто милой интеллигентной женщиной, которая иногда заходила в гости на чай.
Бывший педагог с мягким голосом и внимательными глазами, она умела поддержать разговор на любую тему, интересовалась работой Томы, хвалила её кулинарные способности.
Теперь она превратилась в семейного арбитра и наставника по вопросам правильной супружеской жизни. Игорь, не справляясь с женой, которая вдруг стала «неуправляемой», начал жаловаться маме.
А та немедленно примчалась спасать сыночка от неразумной невестки.
Первые её визиты в новом качестве Тома помнила как серую, давящую массу назидательных разговоров.
Лидия Ивановна приезжала с выражением строгой учительницы, которая собирается воспитать нерадивую ученицу. Снимала своё неизменное бежевое пальто, вешала его на спинку стула с особой тщательностью, садилась в кресло напротив Томы, как судья на трибуне.
— Игорёк мне рассказал, что у вас тут небольшие разногласия, — начинала она обычно, сложив руки на коленях. — Семейная жизнь — это сложная наука, дорогая. Нужно учиться идти на компромиссы.
— Лидия Ивановна, но ведь компромиссы должны быть взаимными, — пыталась возражать Тома.
— Конечно, дорогая. Но женщина в семье должна быть мудрее. У неё лучше развита интуиция, больше терпения, мудрости. Мужчина — он как большой ребёнок, его нужно направлять мягко, без резких движений.
— А почему мужчина не может быть взрослым и ответственным?
— Может, конечно. Но у них другие задачи — зарабатывать деньги, принимать важные решения, защищать семью. А женская задача — создавать уют, гармонию, эмоциональный комфорт.
Эти разговоры могли длиться часами. Лидия Ивановна была неутомима в своём желании научить невестку правильно жить. Она приводила примеры из своего брака, цитировала психологов, рассказывала о подругах, которые «наладили семейную жизнь, проявив женскую мудрость».
Тома тогда ещё пыталась спорить, приводить свои аргументы, объяснять свою позицию. Рассказывала про свою работу, про усталость, про то, что домашние дела должны быть общими.
Но разговор всегда заканчивался одинаково — она покорно соглашалась, что, возможно, действительно слишком принципиальная, слишком требовательная.
— Ты умная девочка, — говорила свекровь, похлопывая её по руке. — Просто нужно немного терпения. Мужчин нельзя ломать, их нужно воспитывать любовью.
И Тома снова начинала молча поднимать носки, гладить небрежно брошенные вещи, готовить ужины для человека, который считал это само собой разумеющимся.
Свекровь уезжала довольная проделанной работой, Игорь расцветал от того, что жена наконец «вразумилась», а Тома задыхалась от покорности.
Этот период длился почти два года — с третьего по пятый год их брака. Тома превратилась в идеальную жену из женских журналов шестидесятых: молчаливую, услужливую, не имеющую собственного мнения.
Она стыдилась своих потребностей, считала себя плохой женой, если хотела, чтобы муж хотя бы иногда помыл за собой тарелку.
Лидия Ивановна приезжала по его вызову всё чаще. То Игорь жаловался на стресс на работе, то на усталость, то снова на жену, которая «опять что-то не то делает».
Свекровь носилась спасать сыночка как скорая помощь, и каждый её визит заканчивался лекцией для Томы о женской мудрости и мужской психологии.
Квартира в те годы выглядела как из журнала «Идеальный дом»: всегда убранная, с натёртой до блеска мебелью, свежими цветами в вазах, домашней выпечкой в красивых формочках.
Тома тратила на уборку и готовку по несколько часов в день, между проектами бегала с пылесосом и тряпкой. Игорь принимал это как должное — жена дома, конечно, у неё есть время заниматься бытом.
Перелом произошёл на пятом году брака, когда наступила осень — такая же, как сейчас за окном. Игорь потратил их отпускные сбережения на новую видеокарту для компьютера. Сто сорок тысяч рублей, которые они копили полгода на поездку к морю.
Тома мечтала о Крыме, бронировала гостиницу, планировала маршруты. А муж в один день всё потратил на компьютерную игрушку.
Она узнала об этом случайно, проверяя баланс карты перед покупкой продуктов. SMS-уведомление: «Списано 140 000 рублей. Остаток: 3 247 рублей». Сердце ушло в пятки. Сорок тысяч — это были все их сбережения.
— Серёжа, что это за списание на сорок тысяч? — спросила она, показывая экран телефона.
— А, это видеокарта. Старая совсем тормозила, работать невозможно, — ответил Игорь, даже не отрываясь от монитора, где разворачивалась очередная битва в его любимой игре.
— Это были деньги на отпуск.
— Будет отпуск. Подработаешь — наберём снова.
Вот тогда что-то щёлкнуло внутри неё. Не от суммы — от равнодушия в его голосе. «Подработаешь»… Значит, копить должна она, а тратить может он. Значит, её мечты о море менее важны, чем его желание играть в новые игры с лучшей графикой.
— Мы полгода копили на море, — сказала она, стараясь сохранить спокойный тон.
— Ну съездим в следующем году. Не трагедия же.
— На что съездим? Ты же опять потратишь на какую-нибудь ерунду.
— Какую ерунду? Видеокарта нужна для работы!
— Для игр нужна! И ты прекрасно это знаешь!
— Для работы тоже. И вообще, я не обязан отчитываться за каждую покупку. Это моя зарплата.
— Твоя зарплата? — Тома не поверила своим ушам. — Серёжа, это были наши общие сбережения! Деньги, которые мы откладывали на отпуск!
— Наши — значит и мои тоже, — пожал плечами Игорь.
Они поссорились тогда по-настоящему. Игорь хлопнул дверью и ушёл к друзьям, вернулся только поздно ночью, улёгся спать, не разговаривая.
А утром на пороге их квартиры появилась Лидия Ивановна с выражением человека, который идёт разбираться с серьёзными проблемами.
— Что у вас тут происходит? — спросила она, даже не поздоровавшись. — Игорь звонил вчера вечером совершенно расстроенный.
— Ваш сын потратил сто сорок тысяч рублей без моего ведома.
— Дорогая, но это же его деньги! — искренне удивилась свекровь, словно Тома сказала что-то абсурдное.
— Наши общие сбережения.
— Мужчина имеет право распоряжаться семейными финансами. Он же глава семьи.
— Почему он имеет право распоряжаться, а я нет?
— Потому что у мужчины больше опыта в финансовых вопросах. Это правило, дорогая.
Но в этот раз Тома не стала покорно кивать и соглашаться. Что-то внутри неё изменилось безвозвратно. Она больше не хотела быть удобной и податливой.
— Лидия Ивановна, а у кого больше опыта в том, чтобы зарабатывать деньги на эту семью? — спросила она, глядя свекрови прямо в глаза.
— Конечно, у мужчины…
— У меня. Я плачу за эту квартиру. Я покупаю продукты. Я оплачиваю коммунальные услуги. А ваш сын тратит свою зарплату на игрушки.
Лидия Ивановна растерялась. Такого поворота она не ожидала.
— Но… но он же работает!
— И я работаю. Здесь, дома. Маркетолог. Создаю рекламные кампании для крупных компаний.
— Это, конечно, хорошо, но дома всё-таки не такая нагрузка…
— Больше нагрузка, — резко перебила её Тома. — Потому что кроме работы я ещё веду наш дом, готовлю, убираю, стираю. А он только играет в компьютер.
В тот раз впервые за пять лет Тома не стала объяснять или оправдываться. Она спорила, возражала, отстаивала свою позицию с железной логикой и холодным спокойствием. Лидия Ивановна была в шоке — куда делась податливая невестка, которую можно было воспитывать?
— Ты стала очень неприятной, — сказала она под конец, собираясь уходить. — Вечно недовольная, вечно возмущённая. Так семью не сохранишь.
— Стала честной, — ответила Тома. — А семью разрушает не честность, а неуважение.
— Твои выходки разрушают семью!
— Моя правда спасает моё достоинство.
Тома встала и вышла из комнаты, не дожидаясь, пока свекровь закончит свою речь. Впервые за пять лет она оборвала лекцию на середине.
Следующие полгода были относительно спокойными. Игорь, кажется, понял, что перегнул палку, и стал осторожнее с крупными тратами.
Лидия Ивановна приезжала реже и вела себя менее уверенно — невестка больше не была управляемой.
Тома надеялась, что урок пошёл впрок, что они наконец научились жить как взрослые люди.
Но весной случился новый инцидент. Игорь пригласил друзей посмотреть футбол и заказал пиццы на шесть тысяч рублей. Большую компанию, четыре больших пиццы, напитки. Деньги потратил с их общей карты, даже не предупредив жену.
— Серёжа, что это за трата на пиццу? — спросила Тома, увидев SMS о списании.
— А, это друзья приходили. Футбол смотрели. Отличный матч был!
— Шесть тысяч рублей на пиццу?
— Ну компания большая была. Человек восемь собралось.
— И ты не мог предупредить меня?
— Зачем предупреждать? Не миллион же потратил. Да и вечер же был классный!
Игорь был искренне счастлив. Друзья, выпивка, футбол, вкусная еда — что ещё нужно мужчине для полного счастья?
А то, что деньги на эту радость заработала жена, его совершенно не смущало.
— Мог хотя бы спросить, есть ли свободные деньги в бюджете, — сказала Тома.
— А разве их нет?
— Эти деньги я откладывала на ремонт ванной. Плитка там уже начала отваливаться.
— Ремонт подождёт. А вечер с друзьями — это важно для мужика.
— Важнее, чем нормальная ванная?
— Том, ну что ты! Нельзя же пригласить людей и не угостить как следует!
— Можно угощать на свои деньги.
— Это наши деньги!
Опять та же песня. «Наши деньги», которые зарабатывает она, а тратит он. Причём тратит на то, что считает важным, не советуясь с женой.
На следующий день, конечно же, приехала Лидия Ивановна. Игорь снова пожаловался маме на неразумную жену, которая «устраивает скандалы из-за ерунды».
— Что ты к Игорю придираешься? — начала свекровь с порога. — Шесть тысяч для мужчины — копейки!
— Для меня — 3 дня работы, — спокойно ответила Тома.
— Не преувеличивай, дорогая.
— Не преувеличиваю. Именно столько я зарабатываю за день напряжённой работы.
— Ну и что? Зарабатываешь — трать на семью. Семья важнее денег.
— Я и трачу на семью. Квартплата, продукты, коммунальные услуги. А ваш сын тратит на развлечения.
— Игорь работает! Он имеет право на отдых!
— И я работаю. Но почему-то мой отдых никого не интересует.
— Потому что у женщины другие потребности в отдыхе, — назидательно объяснила Лидия Ивановна. — Женщина отдыхает, занимаясь домом, создавая уют.
— Кто вам такую чушь-то сказал?
— Это психология, дорогая. Научные факты.
На этот раз Тома уже не пыталась быть вежливой. Она спорила открыто, не скрывая раздражения. Показывала свою позицию без дипломатических реверансов.
— Лидия Ивановна, ваша семейная психология устарела лет на пятьдесят.
— Ты совсем обнаглела! — возмутилась свекровь. — Мужу не доверяешь, свекровь не уважаешь!
— Уважение нужно заслужить. А доверие нужно оправдывать.
— Я старше, опытнее! Я прожила в браке тридцать лет!
— И какой это был брак? Счастливый?
— Нормальный брак! Без ваших современных капризов!
— Капризы — это желание, чтобы со мной муж советовался?
— Капризы — это требование отчёта с мужа за каждый рубль!
— Я не требую отчёта. Я требую уважения.
В тот раз Тома не стала дослушивать лекцию до конца. Встала, взяла сумку и ушла из квартиры, хлопнув дверью.
Прогулялась по району часа два, зашла в кафе, выпила кофе с круассаном, полистала социальные сети.
Когда вернулась домой, свекровь уже уехала, а Игорь сидел в гостиной мрачный и растерянный.
— Зачем ты так с мамой? — спросил он. — Она же хочет помочь.
— Она хочет мной командовать, — ответила Тома. — И ты ей в этом помогаешь.
— Я никому не помогаю командовать!
— Помогаешь. Каждый раз звонишь ей и жалуешься на меня.
— Не жалуюсь! Советуюсь!
— А со мной почему не советуешься?
— Потому что… — Игорь замялся. — Потому что с тобой трудно разговаривать. Ты сразу начинаешь спорить. Мама понимает мужскую психологию.
— Мама понимает, как сделать так, чтобы сыночку было удобно.
Последние полгода стали апогеем их семейной драмы. Игорь словно решил проверить границы её терпения и стал тратить деньги всё чаще и всё более бездумно.
То заказывал доставку еды на полторы тысячи рублей, потому что «не хотелось готовить», хотя холодильник был полон продуктов. То покупал что-то для компьютера на тысячу-две, не считая нужным предупреждать жену.
Каждый раз он находил оправдания. Устал на работе. Стресс. Хотелось побаловать себя. Заслужил.
И каждый раз же обещал больше не тратить без спроса. И каждый раз, наглей, повторял то же самое через неделю-две.
Тома чувствовала, как внутри неё нарастает какая-то тихая, холодная ярость. Не крик, не истерика — спокойная решимость человека, который понял, что дальше так жить нельзя.
Она устала объяснять одно и то же взрослому мужчине. Устала быть единственной, кто думает о семейном бюджете. Устала от его удивления каждый раз, когда она возмущалась очередной тратой.
Последней каплей стали суши. Тысяча рублей, списанная с карты в девять вечера, когда Тома работала над срочным проектом. Дедлайн завтра утром, презентация почти готова, осталось отшлифовать детали. И тут SMS: «Списано 1000 рублей. Ресторан ‘Токио'». А в холодильнике стоят контейнеры с готовой едой, которую она приготовила утром.
Она посмотрела на экран телефона, потом на экран ноутбука с недоделанной презентацией, потом снова на SMS. И вдруг поняла — всё. Хватит. Больше не может.
Тома закрыла ноутбук, собрала вещи в спортивную сумку и ушла к подруге Кате. Не ругаясь, не выясняя отношений, не объясняя причин. Просто ушла.
Катя жила в соседнем районе, в уютной двушке с котом Барсиком и коллекцией фиалок на подоконниках. Она работала дизайнером интерьеров, была на три года старше Томы и давно разведена.
Встретила подругу с удивлением — Тома никогда не приходила в таком состоянии.
— Что случилось? — спросила Катя, наливая чай.
— Ничего особенного, — ответила Тома. — Просто больше не могу.
— Не можешь что?
— Жить с большим ребёнком.
Они сидели на кухне, пили чай с мёдом, а Барсик мурлыкал на коленях у Томы.
За окном горели фонари, где-то вдалеке играла музыка — кто-то праздновал день рождения или годовщину. Обычная вечерняя жизнь обычного города, где люди радуются и печалятся, встречаются и расстаются.
— А он знает, что ты ушла? — спросила Катя.
— Узнает, когда придёт домой.
— И что скажешь?
— Ничего. Пусть сам догадается.
Тома не плакала, не жаловалась, не рассказывала подробности. Просто сидела в кресле у окна и молча пила чай с подругой. В её глазах было что-то новое — спокойная решимость человека, который наконец понял, что делать дальше.
Через час раздался звонок в дверь. Катя посмотрела в глазок и вздохнула:
— Твой принц прискакал.
Игорь стоял на лестничной площадке растерянный и взволнованный. Волосы растрёпаны, куртка накинута на одно плечо — видно, собирался в спешке.
— Том, хватит дуться! Идём домой! — сказал он с порога, даже не поздоровавшись с Катей.
— Не пойду, — спокойно ответила Тома, не вставая с кресла.
— Почему?
Она посмотрела на него внимательно. Высокий, светловолосый, красивый мужчина, которого она когда-то любила без памяти.
Теперь видела просто большого ребёнка, который не хочет взрослеть и нести ответственность за свои поступки.
— Потому что устала жить с эгоистом.
— Я не эгоист! — искренне возмутился он. — Я же работаю, зарабатываю, не пью, домой прихожу!
— Эгоист. И мамин сынок в придачу.
— При чём тут мама?
— При том, что каждый раз, когда мы ссоримся, ты к ней бежишь жаловаться. А она мчится спасать бедного сыночка от злой жены.
Игорь растерялся. Он действительно не понимал, что в этом плохого. Мама же мудрая, опытная, всегда даёт дельные советы. Помогает разобраться в сложных ситуациях.
— Почему не со мной советуешься? — тихо спросила Тома. — Я же твоя жена.
— Потому что с тобой бесполезно разговаривать! — вспылил он. — Ты всё время недовольна, всё время чем-то возмущаешься!
— Да твоя мама просто хочет, чтобы сыночку было удобно. А мне каково — её не интересует.
Они стояли в коридоре Катиной квартиры, и Тома вдруг почувствовала, как за семь лет она изменилась.
Раньше она бы заплакала, стала бы оправдываться, убеждать, доказывать свою правоту. Теперь просто констатировала факты с холодным спокойствием.
— Перестань уходить, когда мама приезжает! — вдруг закричал Игорь. — Это неуважение к старшим!
— А ты перестань её к нам зазывать, — тихо ответила Тома. — Терпеть не могу.
— Как ты можешь так говорить о моей матери?
— Легко. Потому что она мне никто.
— Она моя мать — твоего мужа!
— Твоя мать. Не моя. И в наших семейных делах ей нечего делать.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Может быть, впервые за семь лет он увидел жену не как функцию — готовить, убирать, зарабатывать деньги, — а как отдельного человека со своими границами и потребностями.
— Том, ну давай помиримся, — сказал он, и в голосе появились просящие нотки. — Обещаю, больше не буду тратить без спроса.
— Сколько раз ты уже обещал?
— Теперь серьёзно. Честное слово.
— А мама?
— Что мама?
— Больше не будешь её звать каждый раз, когда мы поссоримся?
— Не буду. Будем разбираться сами, как взрослые люди.
— И советоваться будешь со мной, а не с ней?
— Буду. ОБегаю.
Тома смотрела на него долго и внимательно. В его голосе была искренность, в глазах — что-то похожее на раскаяние.
Может быть, он действительно понял? Может быть, готов попробовать стать мужем, а не просто сожителем, которого обслуживают?
— Хорошо, — сказала она наконец. — Попробуем ещё раз. Но это последний шанс.
— Последний, — кивнул он. — Понял.
Они поехали домой на его машине. Молчали всю дорогу, каждый думал о своём. Тома смотрела в окно на ночной город и думала о том, что иногда нужно просто уйти, чтобы тебя заметили. Перестать быть удобной, чтобы стать нужной.
Дома Игорь заварил чай, они сели на кухне друг напротив друга. Как два переговорщика, которые наконец готовы говорить честно, без посредников и адвокатов.
— Прости меня, — сказал он, глядя в чашку. — Я правда не понимал, что ты так страдаешь.
— Главное, чтобы понял теперь.
— Понял. Мы справимся. Сами. Без маминой помощи.
За окном горели фонари, где-то вдалеке тушили свет в последних окнах. Город засыпал, а в их кухне двое взрослых людей пытались понять, можно ли из осколков разбитого доверия собрать что-то новое.
— Знаешь, что самое страшное? — сказала Тома. — Не носки, не деньги, не твоя мама. А то, что я перестала себя уважать. Согласилась быть удобной. А теперь хочу быть счастливой. И если мы не сможем быть счастливыми вместе, буду счастливой одна.
Тома допила чай и пошла в спальню. В углу всё ещё лежали те самые носки — серые, скомканные, забытые. Она подняла их и бросила в корзину для белья. Не потому, что должна была это делать. А потому, что решила дать им ещё один шанс.
Последний шанс стать семьёй из двух взрослых людей.
