никита— Ты что, сдурел, Степаныч?! — Катерина с грохотом поставила ведро на землю и уставилась на него, как на умалишённого. — Это ж не улей, а осиное гнездо, ты хоть видишь, что делаешь?
Степан Егорович, не торопясь, провёл ладонью по седой щетине, покосился на неё с лёгким укором.
— Катерина, ты как ребёнок. Чего разоралась?
— Потому что ты, старый упрямец, стоишь и тычешь палкой в осиное логово!
— Так я не тычу. Я исследую, — философски заметил он.
Катерина хлопнула себя по лбу.
— Ну да, исследуешь! Так ты «исследовал» прошлым летом, когда тебя эти твои «друзья» до ручья гнали, а я потом две недели мазала тебе ухо подорожником!
— Это другое, — проворчал Степан. — Пчёлы — они настроение чувствуют. Если без паники, то и кусать не станут.
Катерина подбоченилась.
— Ага, а если с паникой, то сразу заявление писать?
— Заявление?
— На новый комплект ушей!
Шкет, облезлый дворняга, свернулся калачиком у ног хозяина и только лениво поводил хвостом, не вмешиваясь в разборки.
— Ты вот зря кипятишься, Катерина, — Степан почесал собаку за ухом. — В жизни главное — спокойствие.
— Да? А пчёлы твои в курсе? — Катерина скрестила руки. — Они вообще в последнее время какие-то нервные, кусачие.
— Есть такое, — нехотя признал он.
— Может, погода, может, корм плохой, а может, потому что кое-кто зачастил в сельсовет и волнуется больше обычного?
Степан нахмурился.
— А ты чего такая внимательная?
— Потому что ты, старый упрямец, ведёшь себя странно! Всё ходишь, шепчешься с главой сельсовета, а мне, значит, ни слова?
— А чего говорить? Землю у меня хотят забрать.
Катерина замерла.
— Чего?!
— Да вот так, — спокойно сказал Степан. — Сказали: продавай, Степаныч, будет тут туристическая база, коттеджи, прибыль.
— И ты?
— А я сказал: идите лесом.
Катерина выдохнула.
— А глава?
— Глава говорит, мол, подумай, старый, не молодеешь.
— Ага, то-то он зачастил в райцентр! И бумаги какие-то оформляют…
Степан провёл рукой по загорелому лицу, хрустнул пальцами.
— Вот и я думаю, Катерина, не зря они так засуетились.
Катерина прищурилась.
— Это тебе не осиное гнездо, Степаныч. Это настоящая змеиная нора.
Степан кивнул.
— Вот и я об этом.
Катерина сжала губы.
— Будь осторожен, Степан.
— Это я всегда.
Но в этот момент пчёлы над ульями загудели как-то особенно тревожно. Как будто чувствовали: надвигается что-то нехорошее.
===
Катерина ещё какое-то время смотрела на Степана, ожидая, что он скажет что-то ещё, но тот молчал. Взял в руки дымарь, пару раз качнул мехами, выпуская в воздух сизый дым, и медленно двинулся к ульям.
— Так что ты теперь? — наконец спросила она.
— Буду стоять до конца.
— До какого конца? — хмуро прищурилась она. — Они ж не отстанут.
— А я и не жду, что отстанут.
Катерина фыркнула.
— Не боишься?
— Чего? — лениво уточнил он.
— Ну… того, что тебя подожгут вместе с пасекой?
Степан остановился. Медленно повернулся к ней, сдвинул брови.
— Ты чего это?
— А то, — резко ответила Катерина. — Я знаю этих застройщиков. Они тебе в лицо улыбаются, а за спиной уже ищут, как снести твои ульи.
— Пусть попробуют, — мрачно буркнул он.
— Ты так говоришь, будто это шутка!
— Не шутка. Но и ты пойми, Катерина, я тут не просто живу. Я тут дышу. Это моё место.
Она хотела что-то сказать, но замолчала.
Степан тяжело вздохнул, смахнул ладонью пот со лба и пошёл дальше, проверяя ульи.
Катерина не выдержала:
— А Фёдор Николаевич что?
Степан усмехнулся, покачал головой.
— Глава сельсовета сказал, мол, я ж не против, просто дело такое, нужное. Дороги обещают, деньги в деревню.
— Ага. В карманы.
— Вот и я думаю так же.
Шкет зевнул, протянул лапы и лениво наблюдал за ними, словно знал, что разговор этот ещё не закончится.
Катерина нахмурилась.
— Надо что-то делать.
— А ты что предлагаешь?
— Думать, Степан. Думать и не дать себя обвести вокруг пальца.
Она резко развернулась и пошла к своему дому.
— Ты куда?
— Кое-что проверить, — бросила она через плечо.
Степан смотрел ей вслед, и лицо его на миг потемнело.
Он тоже чувствовал — буря близко.
===
Катерина шла быстрым шагом по утоптанной дорожке, пыль от сухой земли цеплялась за её подол. Голова кипела. Всё в деревне знали: если застройщики пришли – просто так не уйдут. Они будут давить, уговаривать, обещать, а если не получится – включат другие методы.
Она свернула к сельсовету. Из-за приоткрытого окна слышался негромкий разговор.
— Да пойми ты, Фёдор Николаевич, — мужской голос звучал нетерпеливо, — деревня получит всё, что хочет! Воду проведём, электричество… Вам же лучше будет.
— Оно-то да… — неуверенно пробормотал глава.
— Ну? Что вас смущает?
— Да этот… старый упрямец, Степаныч.
Катерина сжала зубы.
— Ну так уговорите его. По-хорошему.
— А если он не захочет?
— Ну… — Голос застройщика потеплел, но от этого стал ещё неприятнее. — Тогда найдём другие способы.
Катерина отпрянула от окна. Вот оно что. Они не будут ждать.
Вечером она зашла к Степану.
— Надо что-то делать, — сказала без предисловий.
Он взглянул на неё, как на назойливую осу, но ничего не сказал.
— Они тебя не оставят в покое. Глава с ними заодно.
— Я знаю, — спокойно ответил он.
— И ты просто ждёшь?
Степан пожал плечами.
— Я землю им не отдам.
Катерина зло выдохнула.
— Тебе сгоревшая пасека дороже, чем проданная?
Степан замер.
— О чём ты?
— О том, что они могут не ждать, пока ты сам согласишься.
Он молча смотрел на неё.
— Степан, у тебя есть план?
— Есть.
Катерина вздохнула.
— Какой?
— Держаться.
Она ударила кулаком по столу.
— Упрямый баран!
Он усмехнулся.
— Пчёлы, Катерина. Они не терпят слабых.
Катерина вздохнула.
— Ладно. Значит, будем думать вместе.
===
Катерина знала: если уж ввязалась, назад дороги нет. Теперь она так же упорно, как и Степан, цеплялась за эту пасеку. В деревне их уже начали обсуждать — мол, совсем рехнулись, с городскими сцепились.
В один из дней она встретила главу сельсовета, Фёдора Николаевича, прямо на тропинке к своему дому.
— Катерина, добрый день.
— Добрый, — отозвалась она холодно.
— Слушай, ты же разумная женщина. Что ты там со Степанычем за войну устроила?
— Войну? — прищурилась она. — Так это не мы её начали.
Глава ссутулился, растерянно почесал нос.
— Это ведь для всех лучше, Катерина. Туристы приедут, деньги в деревню пойдут.
— Ага. А пасека сгорит, случайно, правда?
Фёдор побледнел.
— Ты что несёшь?..
— А я слышала твой разговор с инвесторами.
Он замер.
— И что теперь?
— А то, Фёдор Николаевич, что я тоже не пальцем деланная.
Катерина шагнула ближе.
— Если хоть что-то случится с пасекой, я подниму такой шум, что вас тут всех с кресел посметёт.
Он сглотнул.
— Ты не понимаешь…
— Я всё понимаю.
Она ушла, оставив его на тропинке в растерянности.
В тот же вечер Степан сидел на лавке у дома, курил самокрутку.
— Катерина, а если они всё-таки пойдут на крайние меры?
Она пожала плечами.
— Надо быть готовыми.
— У меня есть камера.
Она вскинула брови.
— Камера?
— Старая, но работает. Запишем, если кто сунется.
Катерина одобрительно кивнула.
— Надо бы ещё и деревню поднять. Пусть знают, что мы просто так не сдадимся.
— Ты правда думаешь, что кто-то нас поддержит?
Катерина усмехнулась.
— А что, попробуем?
На следующий день она пошла в магазин, где обычно собирались деревенские.
— Слышали, что с пасекой Степаныча творится?
— Да кто ж не слышал…
Катерина кивнула.
— А знаете, что если он сдастся, то следующим будете вы?
В магазине повисла тишина.
— Как это?
— А так, что их не интересует одна пасека. Им вся земля нужна.
Люди переглянулись.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что если мы будем молчать, то нас просто выгонят отсюда.
Некоторые зашептались.
Катерина видела, как слова падают в почву.
Она ушла, зная, что семена уже посеяны.
===
Ночью Катерина проснулась от странного звука. Что-то глухо хлопнуло. Потом ещё раз.
Она вскочила, выглянула в окно и замерла.
Над пасекой полыхало зарево.
Катерина вылетела из дома босиком, подол халата цеплялся за траву.
— СТЕПАНЫЧ! — крикнула она, бросаясь через огород.
Из-за забора уже слышались треск и жужжание — огонь перекинулся на сухие доски сарая. Пчёлы, обезумев от дыма, носились в воздухе, словно буря из живых искр.
Степан выбежал во двор, сжимая в руках мокрую тряпку.
— Чёрт! — он бросился к ближайшему улью, пытаясь накрыть его курткой.
Катерина схватила ведро, побежала к бочке с водой.
— Кто это сделал?! — закричала она, бросая воду в огонь.
— Потом, Катерина, потом! — выдохнул Степан.
Но уже было поздно — половина пасеки горела, пламя плясало на стенах сарая, отражалось в глазах пчеловода, в каждом морщинистом изгибе его лица.
Шкет метался рядом, лаял, словно пытался предупредить об опасности.
Жители деревни начали выбегать из домов, кто с вёдрами, кто с тряпками.
— Держите, держите воду! — кричал кто-то.
Катерина лила воду на пламя, но оно будто смеялось в ответ.
Только когда рассвело, стало ясно — почти половина ульев сгорела.
Степан стоял среди обугленных останков пасеки.
— Вот тебе и инвесторы, — мрачно сказала Катерина, вытирая лицо ладонью.
На следующий день она пришла в сельсовет.
Фёдор Николаевич поднял голову, когда она вошла.
— Катерина…
— Это твои люди? — голос её был твёрд, как камень.
Он сглотнул.
— Я… я ничего не знаю.
— Ты знал, что это случится.
Он потёр лоб.
— Катерина, пойми, это не я…
— Но ты молчал.
Она развернулась и вышла, хлопнув дверью.
Но на этом они не остановились.
Катерина села за телефон.
Она позвонила в районную газету.
Она позвонила журналистам.
Она написала в интернет.
И в тот же день в деревню приехали люди с камерами.
Степан стоял среди обугленных ульев, говорил мало, но крепко.
— Я не продам.
Репортаж вышел на следующий день.
А ещё через три дня в деревню приехала проверка.
И тогда выяснилось, что все документы на выкуп земли — липовые.
Арестовали нескольких человек, среди них и застройщика Артёма Викторовича.
Фёдор Николаевич исчез, словно испарился.
Но пасеку это не вернуло.
Катерина смотрела на опустевший двор, на обгоревшие пни ульев, на пчёл, которые метались в поисках дома.
— Ты справишься? — тихо спросила она у Степана.
Он посмотрел на неё.
— Да, Катерина. Справимся.
===
Весна в этом году пришла раньше.
Катерина стояла у пасеки и смотрела, как Степан ставит новые ульи. Он всё сделал сам — из старых досок, что удалось спасти, из новых, что привезли люди из деревни, когда узнали, что он не сдаётся.
— Ну, Степаныч, вот и дождались, — сказала она, сложив руки на груди.
Он выпрямился, вытер лоб.
— Дождались, Катерина.
На цветущей липе зажужжали первые пчёлы. Они возвращались.
Катерина знала, что не могла бы оставить его одного.
Всё это время она помогала — убирала пепелище, наводила порядок. Варила ему чай с мёдом, что остался с прошлогоднего урожая.
— Ты хоть отдохни, старик, — сказала однажды, когда он в десятый раз переставлял рамки.
— А я и отдыхаю, — усмехнулся он.
Она покачала головой.
— Упрямец.
Он не ответил, только посмотрел на неё как-то по-особенному.
Катерина кашлянула.
— Ну… Я пошла.
На следующий день он пришёл к ней с банкой мёда.
— Это тебе.
— За что?
— А за то, что не дала мне сгореть.
Катерина усмехнулась, принимая банку.
Шкет улёгся у её ног, посапывая.
Пчёлы жужжали в воздухе.
Жизнь снова вошла в своё русло.
Но теперь у пасеки было два хозяина.