— Это ты во всем виновата! — кричал Иван, меряя шагами кухню матери. — Если бы ты тогда помогла, если бы поговорила с ней, все могло бы быть иначе!
Антонина Сергеевна молча слушала, не пытаясь перебить или возразить, хотя выслушивала все это уже неделю. Иван поселился у нее, ел ее еду, требовал бытового обслуживания и постоянно жаловался и винил ее в развале брака.
— Собственного ребенка лишила нормальной семьи! — Иван со злостью пнул ножку стола. — И ради чего? Из-за твоего упрямства!
— Ты видишься с Мишей? — тихо спросила Антонина Сергеевна, глядя на сына.
— Как будто у меня есть время! — возмутился Иван. — Да и чего с ним видеться, он сейчас как кабачок, ничего не понимает. Потом общаться буду, когда заговорит.
— Потом может быть поздно.
— Ну хоть по этому поводу мозг не выноси, — Иван плюхнулся на стул и обхватил голову руками. — Ты и так виновата, если бы научила Ленку быть нормальной женой, все стало бы иначе!
По кухне разнеслось звонкое «бах!». Это Антонина Сергеевна с такой силой опустила сковородку на плиту, что Иван вздрогнул от неожиданности. Мать нахмурилась и сложила руки на груди.
— Хватит винить весь мир, Ваня, — сказала она тихо, но с такой ледяной решимостью, что Иван невольно выпрямился на стуле.
— Но ты…
— Молчи, — Антонина Сергеевна подняла руку, останавливая его. — Я тебя родила, вырастила, выучила. Я любила тебя, ухаживала за тобой, поддерживала тебя. Но я не проживу за тебя твою жизнь.
Иван моргнул от удивления. Мать никогда не говорила так жестко.
— Ты мужчина! А ждешь, что кто-то решит твои проблемы, и отказываешься от ответственности, — продолжала Антонина Сергеевна. — Не я выбирала себе жену, а ты. И ты же сделал все, чтобы разрушить свою семью, не я.
— Мама…
— Я молчала слишком долго, — она покачала головой. — Знаешь, что меня по-настоящему мучает? Что я воспитала тебя таким. Это я виновата, что ты не умеешь брать на себя ответственность, что у тебя нереалистичные представления о браке.
Иван сидел, оглушенный неожиданным напором матери. Внутри все еще клокотала обида, но теперь к ней примешивалось странное чувство растерянности.
— Ты считаешь меня идеальной хозяйкой? — Антонина Сергеевна горько усмехнулась. — А знаешь, сколько тарелок я перебила, пока училась готовить? Сколько рубашек испортила утюгом? Твой отец никогда не упрекал меня за это. Он помогал мне, поддерживал меня.
— Но ты всегда все делала идеально! — возразил Иван. — Я не помню, чтобы у нас когда-то был плохой ужин или грязный дом!
— Потому что ты видел только результат, — она устало потерла переносицу. — Ты не видел, как я рыдала от усталости, когда ты наконец засыпал. Как твой отец вставал по ночам к тебе, чтобы я могла поспать хоть пару часов. Как мы вместе убирали квартиру по воскресеньям, пока ты гулял с бабушкой.
Иван молчал, переваривая услышанное. Это никак не укладывалось в его картину мира, мать, которая не справляется, отец, который помогает по дому.
— Но… Но ты же всегда говорила, что женщина должна быть хранительницей очага, — неуверенно пробормотал он.
— Да, должна, — кивнула Антонина Сергеевна. — Но мужчина должен быть защитником и опорой, а не капризным ребенком, которого нужно обслуживать.
Она подняла взгляд на сына, и в нем читалась такая боль, что Иван ощутил укол совести.
— Ты даже не пытался помочь Лене, — тихо произнесла Антонина Сергеевна. — Она родила тебе сына, она старалась, а ты только требовал и критиковал. И если ты довел жену до развода, то это твоя вина.
Иван хотел ответить, но не нашел слов. В голове смешались привычная уверенность в своей правоте, новый взгляд на семью родителей и впервые за долгое время сомнение в себе.
— Моя вина только в том, что я слишком тебя любила, — закончила Антонина Сергеевна. – Ты говоришь, Лену избаловали, делая все за нее. Но я поступила так же, как ее родители, вырастила ребеночка, неспособного к домашним делам. Пришло время исправлять ошибку.
Она поднялась и указала на мойку:
— Посуда на тебе, вот тряпка, вот средство. Начнем трудотерапию. Раз ты живешь здесь, будешь за нас двоих убирать, стирать, готовить.
— Я не умею, — возмутился Иван.
— Добро пожаловать в реальную жизнь.
***
Иван думал, мать блефует, но утром Антонина Сергеевна растолкала его и потребовала завтрак. Вечером она спросила, где ужин. Сначала он пытался отделаться от повинности бутербродами и магазинными пельменями, но мать пригрозила:
— Или начинай готовить нормально, или съезжай. Лена ведь тебе полноценный ужин готовила, пусть и неумело.
Как назло, у Ивана началась черная полоса на работе, денег стало меньше, пришлось подчиниться. Потом Антонина Сергеевна переложила на его плечи уборку, стирку, покупку продуктов, оплату счетов…
— Я же работаю, когда я все успею? – удивился Иван.
— Мы с Леной успеваем же, а у тебя даже ребенка на руках нет.
Скоро Иван на собственном опыте убедился, как непросто тащить быт даже такой маленькой семьи, как их собственная.
«Это как жонглировать несколькими мячами», — нашел он сравнение. – «Надо постоянно помнить о куче вещей».
Окончательно его привело в отчаяние то, что домашние дела не заканчивались. Вроде закончил уборку, а через несколько дней ее надо повторить. Приготовил позавчера кастрюлю супа, а она уже стоит пустая, и вставай опять к плите…
«И как Ленка это успевала с младенцем на руках?» — подумал однажды Иван, оттирая губкой пригоревшие овощи от сковородки.
Подумал и застыл, на него вдруг накатило осознание собственной неправоты. Нет, подлости и несправедливости. Стало нестерпимо стыдно.
— Она плакала, знаешь, — вдруг проговорил Иван.
Антонина Сергеевна удивленно посмотрела на него.
— Лена плакала почти каждый день. Я думал, она манипулирует. А она просто… Устала, наверное.
Антонина Сергеевна ни слова не произнесла, понимая, что сыну надо выговориться.
— Когда Мишка родился, она не спала ночами. И днем тоже почти не спала, — он сглотнул комок в горле. — А я приходил с работы и начинал. Почему не убрано, почему обед невкусный, почему рубашка не так выглажена…
Иван повернулся к матери.
— Я ведь ни разу не встал к ребенку ночью, понимаешь? Даже просто подержать отказывался, пока она хоть душ примет. Все твердил, это женское дело, я только деньги зарабатываю.
Иван говорил все быстрее.
— А знаешь, что она сказала, когда мы заявление о разводе подавали? Прости, что не смогла стать такой, как твоя мама, — Иван резко повернулся. — А ведь она даже не знает, какая ты на самом деле, мам. Она видела только ту идеальную картинку, которую я ей все время рисовал.
Он провел рукой по волосам, взъерошивая их, как делал в детстве, когда волновался.
— Знаешь, что самое страшное? — Иван горько усмехнулся. — Она ведь действительно старалась. Каждый день готовила что-то новое, шторы перешивала, чтобы уютнее было. Книжки читала про воспитание детей. А я… — голос его дрогнул. — Я только критиковал. Как будто она обязана была стать другим человеком, только потому что я так захотел.
Антонина Сергеевна встала и подошла к сыну, осторожно положив руку ему на плечо.
— Я ведь люблю ее, мам, — прошептал Иван, и его голос звучал так по-детски беспомощно, что у той сжалось сердце. — Когда встретил, прямо голову потерял. Она смеялась так… Звонко. И слушала меня, всегда слушала. А потом я начал сравнивать, требовать, злиться… Сам все разрушил.
Он резко повернулся и крепко обнял мать, утыкаясь лицом в ее плечо, как в детстве.
— Прости меня, мам. Я такую чушь говорил… Винил тебя, хотя сам столько всего наговорил, столько сделал… Впервые в жизни я понял, что сам во всем виноват. Что ни ты, ни Лена не обязаны были подстраиваться под мои представления об идеальной женщине.
Антонина Сергеевна присела рядом и взяла его за руку.
— Знаешь, сынок, самое важное в жизни — это не идеальный борщ или выглаженные рубашки. Важно, чтобы человек рядом с тобой был родным. Чтобы вы были командой, а не надзирателем и заключенным.
Иван кивнул.
— Ты можешь все исправить, если действительно этого хочешь. Только начинать нужно с себя, а не с требований к другим.
— А если уже поздно? — он поднял на мать потерянный взгляд. — Если она не сможет меня простить?
— Не узнаешь, пока не попробуешь, — Антонина Сергеевна легонько сжала его руку. — Только на этот раз не жди, что кто-то решит все за тебя.
Иван глубоко вздохнул и выпрямился.
— Я хочу вернуть свою семью, мам. И я… Я постараюсь стать лучше. По-настоящему. Только надо подготовиться.
— Подготовиться? – удивилась Антонина Сергеевна.
— Есть у меня одна идея, — Иван слабо улыбнулся. – Надо же показать, что я исправился.
***
Увидев на пороге без пяти минут бывшего мужа, Лена удивилась. А когда разглядела, что у него в руках, вовсе изумилась.
— Я пришел извиниться, — объяснил Иван. – Выслушай меня, пожалуйста. А это тебе в знак мира.
Он протянул Лене пакет с домашними пирожками.
— Зачем мне пироги твоей матери? Хочешь носом ткнуть, какая она хорошая хозяйка? – нахмурилась Лена.
— Это не мамины, это я испек.
— Ты?!
Лена была так ошарашена, что позволила мужу войти.
— Прости меня, — начал Иван. – Я вел себя как заносчивый мерзавец, да еще и отставший от жизни. Я за это время понял, сколько сил ты вкладывала в дом и нашу семью, как тебе было непросто.
— Как же тебе это удалось? – недоверчиво спросила Лена.
— Мама исправила трудотерапией, — усмехнулся Иван. – Я это заслужил. Мне надо было столкнуться с реальностью, чтобы понять, каких сил тебе стоило держать нашу семейную лодку на плаву. Я поражен и восхищен твоей силой. Ты прекрасная жена и мать, а я неблагодарный свин, который развалил нашу семью. Но я надеюсь… Если это возможно…
Иван смешался, но потом все же закончил:
— Дай мне второй шанс.
Лена внимательно посмотрела на него. Она заметила, что муж изменился. Он выглядел взволнованным и так… Будто ему не все равно. В последние недели он смотрел на них с Мишей как на пустое место, а сейчас взгляд его был искательным.
— Не знаю, Ваня, — с сомнением произнесла она. – Мне страшно, что все станет опять, как было раньше.
— Не станет, я обещаю!
Лена не успела ответить, потому что захныкал и запросился на ручки Миша. Она хотела поднять сына, но Иван попросил:
— Можно, я? А ты пока попробуй пирожки, не зря я их пек.
Жуя приготовленное мужем, Лена смотрела, как тот неумело, но бережно держит сына и что-то шепчет ему. И хотя она мысленно попрощалась с этим браком, у нее появилась мысль – а может, они смогут вернуть все обратно?
— Как пирожки? – спросил Иван.
Они подгорели снизу, а картофельная начинка была пересолена, но Лена ответила:
— Божественно.
***
Антонина Сергеевна перелистнула страницу кулинарной книги и улыбнулась, вспомнив, как Иван приходил к ней учиться готовить. Он стоял у плиты, смешно морщил нос, пытаясь определить, достаточно ли соли в супе, и записывал рецепты в блокнот своим неразборчивым почерком.
— Ты не представляешь, как странно это все, мам, — говорил он тогда, неумело нарезая овощи. — Я всю жизнь считал, что хозяйство — это чисто женское дело. А оказывается, это просто… Ну и навыки. Которым можно научиться.
Телефонный звонок вырвал Антонину из воспоминаний. На экране высветилось имя сына.
— Алло, Ванюш, что случилось? — в ее голосе невольно проскользнуло беспокойство.
— Мам, — его голос звучал взволнованно, но счастливо, — ты не поверишь! Миша сегодня первые шаги сделал! Прямо ко мне пошел!
— Правда? — Антонина Сергеевна расплылась в улыбке. — Ой, какая радость! А Лена видела?
— Да, мы вместе смотрели, — в трубке послышался звонкий женский смех на заднем плане. — Лена с работы пришла, а мы с Мишкой как раз ужин готовили. Точнее, я готовил, а он мне помогал.
— И что же вы приготовили? — Антонина Сергеевна присела на стул, наслаждаясь разговором.
— Твои фирменные тефтели, — гордо ответил Иван. — Правда, пришлось немного импровизировать, но Ленка сказала, что получилось вкусно.
Антонина Сергеевна закрыла глаза, представляя эту картину – ее сын на кухне, малыш в высоком стульчике, улыбающаяся Лена. Настоящая семья.
Поначалу все было непросто. Иван рассказывал, как тяжело давались ему извинения, как Лена смотрела на него с недоверием, как они учились разговаривать друг с другом, не обвиняя, не требуя, а просто слушая.
— Знаешь, мам, — голос Ивана стал серьезнее, — я хотел спросить… Ты в эту субботу свободна? Мы с Леной подумали, может, к нам на обед придешь? Я плов попробую приготовить.
— Конечно, сынок, — Антонина Сергеевна почувствовала, как к горлу подступил комок. — С удовольствием приду.
— Вот и отлично! — снова оживился Иван. — Ладно, мам, мне пора Мишку купать. Лена устала сегодня, хочу, чтобы она хоть поужинала спокойно.
Даже попрощавшись, Антонина Сергеевна продолжала улыбаться. Да, она все-таки немного вмешалась, но была этому рада. «Хорошо все закончилось», — подумала она.
