— Аня, хватит строить из себя святую! — Лидия швырнула на стол документы об опекунстве. — Тебе же только дай повод поучать всех вокруг!
— Я не поучаю. Я просто не понимаю, как можно третий раз оставлять детей на других, — Анна медленно убрала бумаги в папку.
Сестры стояли в кухне родительской квартиры, где пахло валерианой и застоявшимся воздухом больничной палаты. За стеной кашлял отец, мать что-то тихо ему говорила.
— А что ты предлагаешь? Крест на личной жизни поставить? — Лидия села, положив руки на ещё не заметный живот. — Мне тридцать шесть лет, Анька. Тридцать шесть!
— И что? Мне тридцать два, но я не бросаю Егора каждый раз, когда хочется новых отношений.
— Егор не твой сын!
Анна замерла. Вот она, та граница, которую сестра наконец-то перешла.
— Да, не мой. Это твой сын, которого ты оставила в два года. Помнишь? Или ты и это забыла?
Лидия встала, начала ходить по кухне. Движения резкие, нервные.
— Я была в депрессии после развода с Виталием. Не могла даже встать с кровати. А вы все только давили: ребёнок, ребёнок, займись ребёнком!
— Мы пытались тебе помочь.
— Помочь? — Лидия остановилась, уставилась на сестру. — Анечка, милая, ты же знаешь, что мама с папой всегда тебя считали правильной дочерью. Ответственной. А я — ветреная, легкомысленная. Так почему же удивляешься, что я такая и есть?
Этого Анна не ожидала. Сестра умела подать любую ситуацию так, что виноватыми оказывались все, кроме неё.
— Лида, при чём тут это? Речь о детях. О Варваре, которая в тринадцать лет говорит, что у неё нет матери. О Егоре…
— О Егоре, которого ты у меня украла!
— Что?
— Да-да! — голос Лидии стал выше. — Ты специально настроила против меня Михаила. Рассказала ему про Варю, про то, что я якобы бросаю детей. А он поверил!
Анна опустилась на стул. Неужели сестра и правда так думает?
— Лида, Михаил сам всё понял, когда встретил Варю во дворе. Девочка даже не знала, что у неё есть мать.
— Варвара всегда была драматичной. В меня пошла, — Лидия попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кривой. — Аня, я не виновата, что у меня не получается быть такой матерью, как ты. Может, я просто не создана для этого?
Вопрос повис в воздухе. Анна смотрела на сестру и впервые задумалась: а что, если Лидия говорит правду? Что, если она действительно не способна быть матерью?
— Но тогда зачем снова беременеть?
Лидия отвернулась к окну.
— Олег очень хотел ребёнка. Говорил, что у нас будет особенная семья. Только мы двое и малыш. Без прошлого, без чужих детей.
— Варя и Егор не чужие! Они твои!
— Для Олега чужие, — тихо сказала Лидия. — И я выбираю его. Он меня любит, понимаешь? По-настоящему любит.
Анна поняла, что спорить бесполезно. Сестра сделала выбор давно, ещё в двадцать два года, когда впервые поставила личное счастье выше материнства.
— А если и с Олегом не получится? Как с Денисом, как с Виталием?
— Получится, — упрямо сказала Лидия. — Обязательно получится.
В коридоре послышались шаги, появилась мать. Нина Васильевна выглядела измождённой — месяц ухода за больным мужем не прошёл даром.
— Девочки, что вы тут ссоритесь? Отец слышит, волнуется, — она села за стол, потёрла виски. — Лида, может, всё-таки возьмёшь Варю хотя бы на время? Мне сейчас очень тяжело…
— Мама, я же объяснила. Олег не знает про детей. Если он узнает…
— То что? — устало спросила Нина Васильевна. — Бросит тебя, как предыдущие?
Лидия побледнела.
— Мам, ну как ты можешь так говорить?
— А как мне говорить? — мать впервые за долгое время повысила голос. — У меня болеет муж, тринадцатилетняя внучка, которая уже три года живёт без матери, и дочь, которая снова беременна от мужчины, даже не знающего о существовании её детей!
Лидия встала.
— Я не обязана отчитываться перед вами о своей личной жизни!
— Обязана, — твёрдо сказала Анна. — Потому что твоя личная жизнь каждый раз оборачивается нашими проблемами.
— Тогда не решайте их! — Лидия схватила сумку. — Отдайте детей в детдом, раз вам так тяжело!
Дверь хлопнула. Мать заплакала, уткнувшись в ладони.
— Аня, что нам делать? Отец поправляется медленно, Варя совсем от рук отбилась, а теперь ещё и третий ребёнок будет…
Анна обняла мать за плечи. В груди медленно вызревало решение, которое она боялась принять.
— Мам, мы с Михаилом заберём Варю. Временно, пока папа не поправится. А там видно будет.
— Анечка, но у вас своих забот хватает. Егор, работа…
— Справимся, — Анна понимала, что говорит не только о Варваре. Она говорила обо всей этой ситуации, которая растянется на годы.
Через неделю Лидия приехала с Олегом. Муж сестры оказался тихим, интеллигентным мужчиной, который искренне не понимал, что происходит.
— Лида мне ничего не рассказывала о детях, — признался он Анне в коридоре, пока Лидия собирала вещи Варвары. — Я думал, у неё нет прошлого. Она всегда говорила, что мы начинаем жизнь с чистого листа.
— У всех есть прошлое, Олег Николаевич.
— Да, я понимаю, — он помолчал. — Но что теперь делать? Я не готов к готовой семье. Я хотел своих детей, свою семью.
Анна посмотрела на него внимательно. Неплохой мужчина, но такой же эгоистичный, как и её сестра. Они подходят друг другу.
— Ничего делать не нужно. Дети уже устроены. Живите спокойно.
Когда они уехали, Варвара сказала:
— Тётя Аня, а знаешь что? Мне даже интересно, сколько у меня ещё будет братьев и сестёр, которых я никогда не увижу.
Анна не нашлась, что ответить. В тринадцать лет племянница была мудрее своей матери.
Вечером, когда дети легли спать, Михаил спросил:
— Не жалеешь?
— О чём?
— Что взяли на себя чужие проблемы. Что у нас нет обычной семьи.
Анна подумала. Жалеет ли? Иногда завидует ли Лидии, которая просто идёт по жизни, оставляя за собой осколки?
— Знаешь, Миша, а может, это и есть моя семья? Такая, какая есть. Со всеми этими проблемами, слезами, но и с радостью тоже.
— А если Лидия снова вернётся? С третьим ребёнком?
— Тогда будем решать заново, — Анна легла на плечо мужу. — Но я больше не буду злиться на неё. Она такая, какая есть. И изменить её нельзя.
— А себя изменить можешь?
— Не знаю, — честно призналась Анна. — Не знаю, умею ли я жить по-другому.
За окном шёл дождь, в детской комнате сопели Варвара и Егор, в соседней квартире отец медленно шёл на поправку.
И Анна подумала, что, возможно, счастье — это не тогда, когда всё правильно, а тогда, когда ты принимаешь жизнь такой, какая она есть. Со всеми её несправедливостями.