— Женя, Валентина звонила, — устало проговорил Максим Олегович, опускаясь в кресло. — Хочет на выходные приехать с детьми. Ты как?
Евгения замерла над раковиной, не выпуская из рук тарелку. Как она могла быть против, если это единственная родная сестра мужа? Но почему каждый раз, когда Валя приезжала, их размеренная жизнь превращалась в хаос?
— Конечно, пусть приезжает, — ответила она, старательно выдавливая улыбку. — Только предупреди, что у нас порядки строгие.
— Ого, да вы тут прямо имение отгрохали! — восхитилась Валентина, вылезая из джипа. — Буржуи настоящие. Только вот зачем вам столько земли, если вы на ней капусту сажаете?
Данила и Полина, даже не поздоровавшись, ринулись обследовать территорию. Четырнадцатилетний подросток с ходу перепрыгнул через грядку с морковью, а девятилетняя сестра побежала за ним, растаптывая рассаду помидоров.
— Дети, осторожнее! — крикнула Евгения. — Здесь везде посадки.
— Да ладно тебе, — махнула рукой Валентина. — Что им, в клетке сидеть? Овощи у вас каждый год одни и те же растут. Лучше бы детскую площадку поставили.
Максим Олегович нахмурился, но промолчал. Дарья, которая помогала маме поливать цветы, осторожно отступила к крыльцу. Она уже знала, что приезд двоюродных братьев и сестер не сулит ничего хорошего.
За обедом Данила демонстративно отодвинул тарелку с супом:
— Я это не ем. У нас дома мама нормальную еду готовит.
— Данила! — одернула сына Валентина, но без особой строгости. — Извини, Женя, он у меня привередливый. Может, что-то другое есть?
Евгения молча достала из холодильника йогурты и печенье, которые привезла специально для детей. Но Данила уже переключился на Дарью, которая читала книгу, держа ее на коленях.
— Ты что, за столом читаешь? — насмешливо протянул он. — Совсем что ли больная?
Дарья покраснела и убрала книгу. Почему каждый раз, когда приезжали родственники, она чувствовала себя неправильной?
Вечером ситуация накалилась. Данила исчез с участка, а когда Евгения пошла его искать, обнаружила подростка на берегу реки вместе с Полиной.
— Данила, возвращайтесь домой! Уже темнеет!
— А вы кто такие, чтобы мне приказывать? — дерзко ответил мальчик. — Вы не мои родители.
Когда Евгения рассказала об этом Валентине, та только рассмеялась:
— Ну что ты как старуха! Дети должны быть свободными. Посмотри на свою Дарью — боится шаг ступить без разрешения.
— Зато знает, что такое уважение к старшим, — тихо возразила Евгения.
— Уважение? — фыркнула Валентина. — Это не уважение, это страх. Современные дети должны быть раскованными.
Три дня Евгения молча сносила хаос. Валентина с утра до вечера лежала в гамаке, листая журналы, а дети носились по участку, ломая все на своем пути. Максим Олегович пытался быть дипломатом, но даже его терпение подходило к концу.
Переломный момент наступил в четверг. Дарья прибежала домой в слезах, а вечером, когда младшие дети легли спать, подошла к маме:
— Мам, я больше не могу. Данила… он… — девочка запнулась, — он говорит мне гадости и… трогает меня. Я ему говорю, чтобы отстал, а он смеется.
У Евгении перехватило дыхание. Какие гадости может говорить четырнадцатилетний подросток? И что значит «трогает»?
— Расскажи подробнее, — попросила она, обнимая дочь.
То, что услышала Евгения, заставило ее побледнеть. Максим Олегович, которому она все пересказала, сжал кулаки.
— Валя, нам нужно поговорить, — сказал он сестре на следующее утро.
— Что случилось? — удивилась та, не отрываясь от телефона.
— Твой сын приставал к моей дочери. Это недопустимо.
Валентина наконец подняла глаза:
— Да ладно! Дети есть дети. Ваша Дарья просто не знает, как с мальчиками общаться. Мой Данила — нормальный подросток.
— Нормальный подросток не лапает девочек и не говорит им пошлости! — взорвалась Евгения.
— Слушайте, вы совсем от жизни отстали, — махнула рукой Валентина. — Сейчас все дети такие. Раньше созревают. А ваша дочка — просто недоразвитая.
Тишина повисла над столом. Максим Олегович медленно встал:
— Валя, собирайся. Немедленно.
— Что?! — возмутилась сестра. — Ты меня выгоняешь?
— Да, выгоняю. И больше не приезжай, пока не научишь детей уважать других.
— Хорошо! — вскочила Валентина. — Только учти, братец, что эта дача стоит на месте родительского дома. И я имею на нее такие же права, как и ты!
Максим Олегович усмехнулся:
— Когда папа с мамой умерли, ты сказала, что тебе этот дом не нужен. Помнишь? Я тебе даже деньги отдал за твою долю. Все документы есть.
— Деньги смешные были! — заорала Валентина. — А теперь тут дворец!
— Который я построил своими руками на своей земле, — спокойно ответил Максим Олегович. — Так что собирайся и уезжай.
Через час машина Валентины скрылась за поворотом. Семья стояла у калитки и смотрела вслед.
— Папа, а тетя Валя больше не приедет? — тихо спросил Артем.
— Не знаю, сынок, — честно ответил отец. — Наверное, нет.
Дарья взяла маму за руку:
— Мам, а почему люди становятся такими чужими?
Евгения не знала, что ответить. Почему самые близкие люди порой причиняют больше боли, чем посторонние? Почему семья, которая должна защищать, иногда предает?
— Не знаю, доченька, — прошептала она. — Не знаю.
Вечером, когда дети легли спать, Максим Олегович сидел на крыльце и смотрел на звезды. Евгения села рядом.
— Жалеешь? — спросила она.
— Жалею, — кивнул муж. — Но по-другому нельзя было. Мы должны защитить наших детей.
— А вдруг она поймет и изменится?
Максим Олегович молчал. Он знал сестру лучше жены. Валентина не изменится. Она никогда не считала себя неправой.
— Знаешь, что самое страшное? — сказал он наконец. — Что мы с ней росли в одной семье, у одних родителей. Как мы стали такими разными?
Евгения не ответила. Она думала о том, что семья — это не только кровь. Это общие ценности, взаимное уважение, готовность защитить друг друга. А когда этого нет, даже самые близкие люди становятся чужими.
И тогда приходится выбирать: собственные дети или родственные связи. Евгения знала, что они сделали правильный выбор. Но почему же так больно?
