— Максим Владимирович, только на три дня, клянусь! — Олег стоял на пороге с потрепанной спортивной сумкой, глаза умоляюще блестели. — Татьяна совсем с ума сошла, выставила среди ночи.
Вера Сергеевна, услышав голоса в прихожей, накинула халат и вышла из спальни. Взгляд сразу упал на мокрые следы на паркете — октябрьский дождь превратил их дом в пристанище для еще одного потерянного родственника.
— Что случилось? — спросила она, хотя по лицу мужа уже понимала: опять Олег, опять проблемы, опять им расхлебывать.
— Развод, — коротко ответил Максим, и Вера почувствовала, как что-то сжимается в груди. Сколько можно?
Три дня превратились в неделю. Олег расположился на диване в гостиной, разбросав вещи по всему первому этажу. Утром, когда Вера собирала четырехлетнюю Машу в садик, он еще спал. Вечером, когда семья ужинала, смотрел телевизор и комментировал новости, не предлагая помощи.
— Папа, а почему дядя Олег не работает? — спросила Маша за завтраком в субботу.
Максим поперхнулся кофе. Олег, жующий бутерброд с дорогой колбасой, которую Вера покупала для праздничного стола, даже не поднял глаз.
— Дядя Олег ищет работу, солнышко, — ответила Вера, внутренне содрогаясь от собственной лжи.
— А почему он не моет посуду, как мы? — не унималась Маша.
Повисла тишина. Олег наконец поднял глаза, но вместо смущения в них читалось раздражение.
— Маша, не твоего ума дело, — буркнул он.
— Не смей так разговаривать с моей дочерью! — взорвалась Вера.
Максим положил руку ей на плечо, но она отстранилась. Почему он всегда молчит? Почему не может сказать брату правду?
В понедельник Вера вернулась из школы усталая и разбитая. Директор объявил о сокращении зарплат, родители жаловались на новую программу, а дома ждал бардак и голодный ребенок.
— Мама, а где мой йогурт с малиной? — Маша рылась в холодильнике. — Ты же обещала!
Вера открыла холодильник и обомлела. Дорогой детский йогурт, который она купила специально для дочери, исчез. Зато на верхней полке красовались остатки пиццы, которую Олег заказал на их деньги.
— Дядя Олег сказал, что это был обычный йогурт, и съел его, — всхлипнула Маша. — А я так хотела малинку…
Что-то треснуло в душе Веры. Не просто злость — что-то глубже. Как можно отнять еду у ребенка? Как можно быть настолько эгоистичным?
— Олег! — позвала она.
Он вышел из ванной в одном полотенце, мокрый и довольный.
— Чего орешь? — беззаботно спросил он, растираясь еще одним полотенцем — их полотенцем.
— Ты съел Машин йогурт?
— А что такого? Один йогурт. Подумаешь, куплю другой.
— На какие деньги? — Вера почувствовала, как дрожат руки. — Ты уже месяц здесь живешь, ни копейки не дал, даже на хлеб!
— Я в трудной ситуации! — возмутился Олег. — Между прочим, у меня депрессия после развода!
— А у меня депрессия от того, что мой дом превратился в благотворительный фонд! — выкрикнула Вера.
В этот момент вошел Максим. Услышав крики, он сразу понял, что назрел окончательный разговор.
— Что происходит? — спросил он, хотя уже знал ответ.
— Твой брат решил, что может распоряжаться всем в нашем доме, включая детскую еду, — процедила Вера сквозь зубы.
Максим посмотрел на Олега, потом на жену, потом на плачущую Машу. И что-то изменилось в его лице.
— Олег, собирайся, — тихо сказал он.
— Как это? — не понял брат.
— Собирай вещи. Сегодня же.
— Макс, ты что? Я же твой брат! — Олег попытался изобразить обиду, но голос предательски дрожал.
— Именно поэтому я месяц терпел, — ответил Максим. — А теперь хватит.
Олег метался по комнате, собирая разбросанные вещи. Причитал что-то про семейные узы, про тяжелую ситуацию, про то, что Татьяна его выгнала, а мать не принимает.
— Куда я пойду? — всхлипывал он.
— В хостел, — сухо ответила Вера. — Там койка стоит пятьсот рублей в сутки.
— У меня нет денег!
— Значит, пора их зарабатывать, — сказал Максим и протянул ему тысячу рублей. — Это на два дня. Дальше сам.
Олег взял деньги дрожащими руками. Впервые за месяц он выглядел по-настоящему испуганным. Может быть, это и было то, что ему нужно — страх, который заставит наконец повзрослеть.
— Я думал, семья — это навсегда, — прошептал он в дверях.
— Семья — это взаимность, — ответила Вера. — А не односторонняя благотворительность.
Дверь закрылась. Маша, которая все это время молча наблюдала, подошла к родителям.
— Дядя Олег больше не будет жить с нами? — спросила она.
— Нет, солнышко, — ответил Максим, обнимая дочь. — Теперь он будет жить сам.
— И покупать себе йогурты сам?
— И покупать йогурты сам, — улыбнулась Вера.
Вечером, когда Маша заснула, супруги сидели на кухне за чаем. Молчали, переваривая произошедшее.
— Ты не сожалеешь? — спросила Вера.
Максим долго думал.
— Сожалею, что не сделал этого раньше, — наконец ответил он. — Мы слишком долго путали жалость с любовью.
— А если он действительно не справится?
— Тогда это будет его выбор, — сказал Максим. — Как и наш выбор — защищать собственную семью.
Утром телефон разрывался от звонков. Валентина Ивановна, мать Максима, устроила истерику, обвиняя сына в жестокости. Татьяна, бывшая жена Олега, звонила с благодарностью — оказывается, он уже пытался к ней вернуться.
Максим отключил телефон. Некоторые решения не требуют объяснений.
Через неделю Олег нашел работу грузчиком. Снял комнату в коммуналке. Звонил редко, жаловался на жизнь, но уже не просил денег.
А Вера, покупая дочери йогурт с малиной, думала о том, что иногда самая большая любовь — это умение сказать «нет».
