никита— Тебе надо подать на развод, — голос Галины Петровны прозвучал за столом, словно выстрел. Тихий семейный ужин вмиг перестал быть томным и уютным. Анна, невестка, сидевшая напротив свекрови, замерла с вилкой в руке. Паштет из куриной печени, который так старательно готовила к приезду свекрови, застрял комом в горле. Муж, Дмитрий, сидевший рядом, лишь виновато опустил взгляд в тарелку, словно проштрафившийся школьник.
Галина Петровна всегда славилась своей прямотой. Всю жизнь работала на почте, разносила людям вести – и хорошие, и плохие. Привыкла говорить как есть, не видела смысла ходить вокруг да около. Вот и сейчас – чего тянуть кота за хвост? Сын мучается, она видит. И все из-за кого? Из-за этой… Анны.
— Мам, ну что ты такое говоришь? — пробормотал Дмитрий, не поднимая глаз. Щеки его покраснели, а руки нервно теребили край скатерти. Он всегда был таким – мягким, уступчивым, маминым сыном. Всю жизнь прожил под ее крылом, и даже женитьба мало что изменила.
— А что я говорю? — не унималась Галина Петровна, вперившись в невестку взглядом, словно рентген. — Я же вижу, что ты ему не пара. Димка мой — мужик золотой, а ты…
Анна, наконец, опустила вилку на тарелку. Сердце стучало в груди, словно пойманная птица. Обида, горячая и жгучая, подступила к горлу. Она всегда старалась угодить свекрови, и пироги пекла к ее приезду, и огород помогала копать, и про внуков разговоры поддерживала, хотя детей они с Димой пока не планировали. И все равно – не угодила. Все равно – не пара.
— Галина Петровна, — голос Анны дрогнул, но она постаралась говорить спокойно, — мне кажется, это не ваше дело. Это наша с Димой жизнь, и мы сами разберемся.
Свекровь усмехнулась, криво и зло.
— Вот как заговорила! А еще глазки такие невинные. Да я вас, таких, насквозь вижу. Приехала в город из своей деревни, Димку моего захомутала, квартиру его обживаешь…
— Мама! — взорвался Дмитрий, наконец подняв голову. — Хватит! Не неси чушь! Аня — моя жена, я ее люблю, и мы никуда разводиться не собираемся!
Галина Петровна откинулась на спинку стула, словно ее ударили. Обида и непонимание плескались в ее глазах.
— Вот как ты со мной разговариваешь! Со своей матерью! Я для тебя всю жизнь… а ты… ради нее…
И тут ее голос дрогнул, в глазах показались слезы. Анна невольно почувствовала укол совести. Свекровь, пусть и резкая, и несправедливая, все же мать Дмитрия. И любит его по-своему, как умеет.
После ужина атмосфера в квартире сгустилась, словно перед грозой. Галина Петровна дулась, не разговаривала, демонстративно отодвигалась от Анны на диване, словно та была заразной. Дмитрий метался между двумя женщинами, как маятник, пытаясь угодить обеим и не злить ни одну. Анна молчала, стараясь сдержать слезы и обиду. Она понимала, что этот конфликт — не просто случайная ссора. Это – давнее противостояние, незримая война, которую свекровь вела с ней с самого начала их отношений.
Галина Петровна всегда считала, что никто не достоин ее Димочки. Он же у нее – умница, красавец, единственный сын, смысл жизни. А тут появилась какая-то Анна, провинциалка, без особых связей и богатства. Свекровь втайне надеялась, что Димка женится на дочери какого-нибудь директора или, на худой конец, врача. А тут – простая учительница начальных классов. Куда это годится?
— Она тебе не готовит, как надо! — бурчала Галина Петровна сыну, когда они оставались наедине на кухне, — борщи твои – вода водой, котлеты – сухие, пироги – невкусные. Я вот тебе всегда…
— Мам, ну Аня старается, — оправдывался Дмитрий, — у нее просто времени мало. Работа, все дела…
— Дела! Какие у нее дела? Сидеть с детьми да книжки читать? Вот я в твое время… и работала, и дом вела, и тебя растила одна! И никто мне не помогал!
Дмитрий вздыхал и молчал. Спорить с матерью было бесполезно. Она всегда была права, и любое возражение воспринимала как личное оскорбление.
— Она тебя не уважает! — продолжала свекровь, распаляясь все больше. — Посмотри, как она со мной разговаривает! По-хамски! А я же старшая, я мать твою!
— Мам, Аня тебя уважает, просто… она… ну, она прямолинейная, — пытался объяснить Дмитрий.
— Прямолинейная! Да она просто наглая! Невоспитанная! Да я таких, как она…
И так – каждый день, каждый час. Свекровь придиралась к Анне по любому поводу: не так сидит, не так говорит, не то надела, не то приготовила. Даже кошка, любимица Анны, рыжая Мурка, и та вызывала у Галины Петровны раздражение.
Анна терпела, как могла. Любила Дмитрия, не хотела с ним ссориться из-за матери. Но силы были на исходе. Каждый визит свекрови превращался в пытку. Каждое ее слово – в отравленную стрелу.
Однажды вечером, после особенно тяжелого дня, Анна не выдержала и расплакалась. Дмитрий обнял ее, прижал к себе.
— Ну, что ты, родная? Что случилось?
— Я больше не могу, Дим, — рыдала Анна, — я устала от твоей мамы. Я устала от ее придирок, от ее ненависти. Она меня просто не выносит!
— Я знаю, знаю, — гладил ее по спине Дмитрий, — мама, конечно, перегибает палку. Но ты же знаешь, какая она… у нее характер такой. Ты не обижайся на нее, ладно?
— Дим, дело не в обиде, — Анна вытерла слезы и посмотрела мужу в глаза. — Дело в том, что так дальше продолжаться не может. Либо ты ставишь границы, либо… либо я уйду.
Дмитрий замер, словно громом пораженный. Слова жены прозвучали, как ультиматум. Он понимал, что Анна говорит серьезно. И понимал, что должен сделать выбор. Выбор между матерью и женой. Выбор, который изменит всю его жизнь.
Следующим вечером Дмитрий поехал к матери. Без предупреждения, без звонка. Просто приехал и сел на кухне напротив Галины Петровны. Она как раз хлопотала у плиты, готовила его любимые пирожки с капустой.
— Мам, нам надо поговорить, — сказал Дмитрий, голос его звучал твердо, как никогда раньше.
Галина Петровна отмахнулась, не поворачиваясь.
— Чего тебе? Я занята. Видишь же.
— Мама, это серьезно, — настоял Дмитрий. — Это касается Ани.
Свекровь тут же развернулась к нему, глаза ее метали молнии.
— А, опять она? Что она тебе наплела? Жалуется на меня, небось? Клянется, что я ее обижаю?
— Мам, дело не в жалобах, — Дмитрий вздохнул, стараясь сохранять спокойствие. — Дело в том, что ты… ты переходишь все границы. Ты лезешь в нашу жизнь, ты постоянно критикуешь Аню, ты… ты требуешь, чтобы я с ней развелся!
Галина Петровна всплеснула руками, словно ее ударили током.
— Да как ты смеешь со мной так разговаривать! Я – твоя мать! Я тебе жизни отдала! Я тебя растила, воспитывала, все для тебя делала! А ты… ты меня предаешь ради этой…
— Мама, никто тебя не предает, — перебил ее Дмитрий, голос его окреп еще больше. — Но ты не можешь решать за меня, с кем мне жить, кого любить. Это моя жизнь, мой выбор. Я люблю Аню, я хочу быть с ней. И я не позволю тебе разрушать нашу семью.
Свекровь замолчала, растерянно моргая глазами. Слова сына прозвучали для нее, как гром среди ясного неба. Она никогда не видела Дмитрия таким – решительным, настойчивым, даже жестким. Ее послушный, мягкий Димочка вдруг вырос, стал мужчиной, способным защитить свою семью.
— Но… но почему? — прошептала Галина Петровна, в глазах снова появились слезы, но на этот раз – другие, не злобные, а какие-то… жалобные. — Почему ты меня не слушаешь? Почему ты не видишь, что она тебе не пара? Что она тебя не любит?
— Мам, любит, — Дмитрий подошел к матери, обнял ее за плечи. — Любит. И я ее люблю. А ты… ты просто ревнуешь. Тебе кажется, что Аня отнимает меня у тебя.
Галина Петровна оттолкнула его, отвернулась к окну. Слезы потекли по ее щекам.
— Я… я боюсь, — прошептала она, голос ее дрожал, — я боюсь, что ты меня бросишь ради нее. Как твой отец бросил меня ради другой. Я останусь одна…
И тут Дмитрий понял. Вся ее ненависть к Анне, все ее придирки, все ее попытки разрушить их брак – все это было не злобой, не капризом. Это был страх. Страх одиночества, страх быть брошенной, страх потерять единственного близкого человека – сына.
Дмитрий обнял мать крепко, как в детстве. Усадил за стол, налил чаю, поставил перед ней тарелку с пирожками. И они долго говорили – по душам, откровенно, без упреков и обид. Дмитрий рассказывал матери о своей любви к Анне, о том, как она делает его счастливым, о том, как он ценит ее доброту, ее искренность, ее умение радоваться жизни. И обещал, что никогда не бросит ее, что всегда будет рядом, что они по-прежнему семья.
Галина Петровна слушала, утирала слезы, и в ее глазах постепенно появлялось понимание. Она увидела, как сильно сын любит свою жену, и поняла, что бороться с этим чувством бесполезно и глупо. И, главное, она поняла, что любовь сына к жене не отменяет его любви к матери. Что места в его сердце хватит на обеих.
Вернувшись домой, Дмитрий рассказал Анне о своем разговоре с матерью. Она слушала, затаив дыхание, и в ее глазах тоже появились слезы, но на этот раз – слезы облегчения и надежды.
— И что теперь? — спросила Анна, глядя на мужа с тревогой и ожиданием.
— Теперь все будет хорошо, — улыбнулся Дмитрий, обнимая жену. — Я поговорил с мамой, и она поняла. Она обещала больше не вмешиваться в нашу жизнь. Ну, по крайней мере, не так сильно. Будем выстраивать границы, постепенно, аккуратно.
Так и начали жить. Дмитрий стал более уверенным и настойчивым в общении с матерью. Научился вежливо, но твердо отклонять ее непрошеные советы и замечания. Анна, в свою очередь, старалась быть более терпимой и снисходительной к свекрови. Понимала, что за ее резкими словами и придирками скрывается одиночество и страх.
Конечно, отношения между невесткой и свекровью не стали вдруг безоблачными и идиллическими. Но они стали более спокойными, более ровными, более человечными. Галина Петровна постепенно смирилась с выбором сына, приняла Анну такой, какая она есть. Даже начала иногда хвалить ее стряпню, правда, редко и скупо, словно делая огромное одолжение.
А главное – в доме Дмитрия и Анны воцарился мир и покой. И пусть иногда еще возникали легкие шероховатости в отношениях с Галиной Петровной, но это были уже мелкие бытовые недоразумения, а не глобальная семейная драма. И любовь между мужем и женой становилась только крепче, выдержав испытание материнской ревностью и семейными раздорами.