Подруга убедила её одолжить деньги, но потом отказалась их возвращать

Солнечные лучи просачивались сквозь тюлевые занавески, расстилаясь прозрачными дорожками по кухонному столу. Я пригубила чай с лимоном — привычный ритуал субботнего утра. Игорь, мой муж, шуршал газетой в кресле, время от времени хмыкая в усы, когда натыкался на очередную новость о росте цен.

Телефон завибрировал неожиданно, будто вздрогнул. На экране высветилось имя, которое я не видела уже несколько месяцев — Людмила. Мы дружили с первого класса, но последние годы наше общение стало реже. Она вышла замуж, переехала в другой район, а потом родила двоих детей. Жизнь, как это часто бывает, развела нас по разным дорогам.

— Алло, Люда? — откликнулась я, невольно выпрямляясь на стуле.

— Галя… — голос на том конце дрожал. — Прости, что беспокою.

Что-то в её интонации заставило меня крепче сжать чашку. Сколько раз за тридцать лет нашей дружбы я слышала этот тон? Когда у неё умерла мама, когда она не поступила в институт, когда её бросил первый парень…

— Что случилось? — спросила я, уже заранее готовая помочь.

— У нас беда, Галочка. Серёжу сократили на работе. Два месяца без зарплаты… Детей кормить нечем. А теперь ещё и уведомление пришло — если в течение двух недель не погасим долг за квартиру, нас выселят. Восемьдесят тысяч… Я не знаю, где взять такие деньги.

Игорь, услышав наш разговор, отложил газету и поднял бровь. Он всегда был насторожен к чужим проблемам, особенно если они касались денег.

— А родственники? — осторожно спросила я.

— К кому я только не обращалась! — всхлипнула Людмила. — Все отворачиваются. Галя, ты моя последняя надежда. Клянусь, через два месяца верну всё до копейки. Серёже обещали новую работу, с хорошей зарплатой.

Я посмотрела на Игоря. Он едва заметно покачал головой. «Не давай», — прочитала я по его губам.

Но перед глазами вдруг возникла картинка из прошлого: зима 1998-го, я с маленьким Кирюшей на руках, уволена с завода, Игорь в больнице с воспалением лёгких. Именно Людмила тогда принесла пакеты с продуктами и деньги на лекарства.

— Хорошо, Люда, — сказала я, отворачиваясь от мужа. — Я переведу тебе деньги сегодня вечером. Только…

— Галочка! — её голос зазвенел от счастья. — Ты спасаешь нашу семью! Клянусь, как только Серёжа получит первую зарплату — сразу отдам. Не сомневайся даже!

Я помолчала секунду, глядя в окно. На карнизе сидела маленькая серая птичка, встрёпанная и доверчивая.

— Я верю тебе, Люда, — просто сказала я.

Когда разговор закончился, Игорь вздохнул:

— Не увидишь ты этих денег, Галя. Человек познаётся в беде — не своей, а твоей.

— Перестань, — отмахнулась я. — Людмила не такая. Мы с ней через столько прошли.
— Давно вы нормально общались? Года два? Три? Люди меняются, особенно когда дело касается денег.

— Она помогла мне, когда Кирюша болел, а тебя положили в больницу.

— Это было двадцать пять лет назад, — покачал головой Игорь.

Я не ответила. Вечером, сидя перед компьютером, я несколько минут смотрела на цифры на экране, прежде чем нажать кнопку «Перевести». Восемьдесят тысяч… Мы копили на ремонт в ванной. Но разве можно сравнивать плитку и чью-то крышу над головой?

Телефон тут же звякнул сообщением: «Галочка, ты ангел! Дай Бог тебе здоровья! Верну всё до копейки, обещаю! Ты спасла моих детей!»

Я улыбнулась. Хорошо, когда можешь помочь близкому человеку. Не зря говорят: отдай — и к тебе вернётся…

Странно, но в тот момент даже не закралось сомнение, что моя доброта обернётся против меня.

Трещина в доверии
Прошло три месяца. За окном сентябрь расплескал багряные краски, украсив липы под нашими окнами золотыми монетками. Я всегда любила эту пору — время подведения итогов, сбора урожая, неторопливых вечеров с чаем и яблочным пирогом.

Но осень, которая обычно приносила мне умиротворение, в этот раз оказалась тревожной. Наши с Людмилой разговоры стали странными, будто между нами протянулась невидимая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения.

— Люд, извини, что спрашиваю, но как там с деньгами? — осторожно поинтересовалась я по телефону, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

— Ой, Галочка, сейчас такая запарка! — затараторила она. — Серёжа устроился, но зарплату задерживают. Знаешь, как сейчас везде. Обещают со дня на день перевести. Как только получим — сразу отдам, ты же знаешь!

Я знала, что на самом деле не знаю. Интуиция шептала что-то тревожное, но я отмахивалась от неё, как от назойливой мухи. В конце концов, это Людмила — моя Людочка, с которой мы делили последний кусок хлеба в голодные студенческие годы.

Через две недели я позвонила снова.

— У Серёжи проблемы на новой работе, — вздыхала Людмила. — Начальник оказался таким жмотом! Представляешь, обещал одно, а на деле платит в два раза меньше! Но ты потерпи, хорошо? Скоро всё наладится.

Я терпела. Считала дни. Не хотела верить в то, что за красивыми словами подруги может скрываться ложь.

Однажды в воскресенье мы с Игорем пошли в торговый центр. Мне нужно было обновить гардероб — старое пальто совсем обтрепалось, а на новое пришлось забыть после того, как я одолжила деньги.

И вот, проходя мимо витрины дорогого ресторана, я замерла. За столиком у окна сидела Людмила. Она, запрокинув голову, заливисто смеялась. Рядом с ней — две незнакомые мне женщины. На столе — бутылка дорогого вина, изысканные закуски, десерты. А в руках у Людмилы — новенький телефон последней модели, который она крутила, демонстрируя подругам.

Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Игорь проследил за моим взглядом и тихо сжал мою руку.

— Пойдём, — шепнула я, отворачиваясь от витрины.

— Хочешь зайти к ней? — спросил он.

— Нет, — голос мой дрогнул. — Не сейчас.

Всю дорогу домой я молчала. В голове роились мысли: может, у них действительно всё наладилось? Может, это просто подруги угостили её в честь дня рождения? Может, телефон — подарок от свекрови? Я хваталась за любую соломинку, чтобы не признавать очевидного.

Через несколько дней раздался звонок от нашей общей знакомой Тамары.

— Галя, ты давно Людмилу видела? — спросила она каким-то странным голосом.

— Давненько, — уклончиво ответила я. — А что?

— Да так… — замялась Тамара. — Просто… В общем, мы вчера с девчонками сидели у Веры, и Людмила тоже была. И знаешь, она так странно о тебе отзывалась…

— В каком смысле? — я почувствовала, как похолодели пальцы.

— Ну… она сказала… — Тамара запнулась. — Не хочу сплетничать, но мне кажется, ты должна знать. Она сказала: «Ну что, Галька у нас богатая, пусть делится, не обеднеет». А потом рассказывала, как выпросила у тебя деньги. Хвасталась даже.

Я молчала, ошеломлённая. В груди будто разливался холод.

— Галя, ты там? — встревожилась Тамара.

— Да, — выдавила я. — Спасибо, что сказала.

Положив трубку, я долго сидела, глядя в одну точку. За окном шелестели листья, но их шёпот теперь казался насмешливым. «Ну что, Галька у нас богатая, пусть делится, не обеднеет».

Вечером, когда вернулся Игорь, я рассказала ему всё, что узнала.

— Я же говорил, — вздохнул он, но в его голосе не было торжества, только усталость. — Что будешь делать?
— Не знаю, — честно ответила я. — Но так оставлять это не собираюсь.

Той ночью я почти не спала. Перебирала в памяти каждый разговор с Людмилой за последние месяцы, каждое её слово, каждую отговорку. Как я могла быть такой слепой? Как позволила себя обмануть? И самое главное — что мне теперь делать?

Рассвет застал меня с открытыми глазами и твёрдым решением. Я больше не буду молча ждать. Я перестану быть удобной «богатой Галькой». Пора заканчивать этот спектакль.

Лицом к лицу
Я стояла перед дверью квартиры Людмилы, чувствуя, как телефон с сохраненной перепиской жжет ладонь. Внутри клокотала решимость, смешанная с горечью предательства. Три раза я уже набирала Людмиле и слышала лишь короткие гудки. Значит, придется говорить лично — глаза в глаза.

Нажала на звонок. Раз, другой. За дверью послышались шаги, затем тишина. Кто-то смотрел в глазок.

— Люда, открой, пожалуйста. Я знаю, что ты дома, — произнесла я ровным голосом.

Щелкнул замок. На пороге стояла Людмила — в домашнем халате, с безупречным макияжем и свежим маникюром. Никаких следов бедствующей женщины, которая три месяца назад со слезами умоляла о помощи.

— Галя? — она изобразила удивление, но глаза выдавали тревогу. — Что случилось? Почему не позвонила, что приедешь?

— Звонила. Трижды, — я смотрела ей прямо в глаза. — Ты не брала трубку.

Она отвела взгляд, нервно поправляя волосы.

— Да? Странно, не видела звонков… Ну проходи, раз уж приехала.

Я переступила порог, отмечая новые детали в квартире: стильные занавески, о которых она мечтала прошлой зимой, большой телевизор на стене, явно купленный недавно. В коридоре стояли детские велосипеды с бирками — еще не распакованные.

— Я пришла за своими деньгами, Люда, — сказала я без предисловий, когда мы оказались на кухне.

Людмила замерла у плиты, где собиралась ставить чайник. Затем медленно повернулась ко мне с каким-то новым выражением лица — смесью удивления и легкой насмешки.

— За какими деньгами, Галь? — она попыталась рассмеяться, но вышло фальшиво. — Ты же помогла мне тогда просто так, по-дружески. Разве не так?

Я разблокировала телефон и открыла нашу переписку.

— Вот здесь, — я показала экран, — ты пишешь: «Вернем всё до копейки, как только Серёжа получит первую зарплату». А здесь: «Еще пару недель, и рассчитаемся». И таких сообщений десятки.

Людмила дернула плечом.

— Ну мало ли что я написала. Ты же сама знаешь, как это бывает. Сказала, чтобы тебе спокойнее было. А вообще, между подругами разве принято так считаться?

Меня будто окатили ледяной водой. Я смотрела на женщину напротив и не узнавала человека, которого считала близким тридцать лет.

— А между подругами принято говорить за спиной: «Галька у нас богатая, пусть делится, не обеднеет»? — мой голос дрогнул от обиды.

Людмила вздрогнула и прищурилась.

— Кто тебе такое сказал?

— Не важно. Важно, что это правда, — я сделала шаг к ней. — Люда, я всегда думала, что настоящая дружба строится на честности. Я поверила тебе. Отдала деньги, которые мы с Игорем откладывали.

— И что теперь? — она вдруг стала агрессивной. — Будешь таскаться по судам, позориться из-за каких-то денег? Всем рассказывать, что подруга тебя обманула?
Я посмотрела ей в глаза и вдруг ощутила удивительное спокойствие. Впервые в жизни я почувствовала в себе силу — не физическую, а какую-то иную, внутреннюю.

— Если придется — да, буду, — произнесла я тихо, но твердо. — У меня есть переписка, где ты обещаешь вернуть долг. Есть свидетели, которые подтвердят, что это был именно долг, а не подарок. И я уверена, что суд встанет на мою сторону.

Людмила побледнела. В ее глазах мелькнул страх — настоящий, не наигранный.

— Ты… ты не сделаешь этого, — неуверенно произнесла она. — Мы же столько лет дружим.

— Именно поэтому я здесь, а не в суде, — ответила я. — Даю тебе шанс решить всё по-человечески.

Минуту на кухне висела звенящая тишина. Затем Людмила резко развернулась и вышла из кухни. Я слышала, как она открывает ящики в спальне, что-то бормоча под нос. Вернулась она с конвертом.

— Здесь пятьдесят тысяч, — бросила она, кидая конверт на стол. — Больше сейчас нет.

Я взяла конверт, пересчитала деньги. Действительно, пятьдесят. От общей суммы это было меньше половины, но начало.

— А остальные? — спросила я спокойно.

— Через неделю, — отрезала Людмила. — Только хватит этих визитов. Переведу на карту.

Я кивнула и направилась к выходу. У двери остановилась:

— Знаешь, Люда, не в деньгах дело. Я просто не понимаю, как ты могла…

— Уходи, — перебила она, отворачиваясь. Плечи её вдруг опустились, а голос стал глухим. — Просто уходи.

И я ушла, закрыв за собой дверь, которая, я точно знала, больше никогда для меня не откроется. Тридцать лет дружбы остались за этой дверью — перечеркнутые ложью, предательством и… 80 тысячами рублей.

А ведь совсем не в деньгах было дело.

Вкус свободы
Тяжелая дверь подъезда захлопнулась за спиной с глухим стуком. Я постояла минуту, прислонившись к стене, и наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Воздух пах мокрой листвой и почему-то яблоками — в соседнем дворе росла старая антоновка.

«Господи, как же легко», — промелькнула мысль.

Конверт с деньгами оттягивал карман куртки, но не это ощущение было главным. Я чувствовала странную пустоту внутри — не болезненную, а какую-то… правильную. Как бывает, когда вырвешь больной зуб, и вместо ожидаемой боли приходит облегчение.

До дома решила идти пешком. Хотелось привести мысли в порядок. Серое небо висело низко-низко, того и гляди заплачет дождем. Навстречу спешили люди с покупками, мамы тащили упирающихся детей из садика, старушки с авоськами семенили к подъездам.

А я шла медленно, даже нарочито медленно — впервые за долгое время никуда не торопясь. И с каждым шагом уходила не только от дома Людмилы, но и от себя прежней. От Гали, которая всю жизнь старалась быть удобной для других.

— Ты вечно на поводу у всех ходишь, — говорил Игорь.

Раньше я обижалась на эти слова. Теперь понимала — он был прав.

Дома муж встретил меня настороженным взглядом:

— Ну как?

Молча положила конверт на журнальный столик. Открыла. Купюры веером — ровненькие, хрустящие.

— Пятьдесят. Сказала, остальное через неделю переведет.

Игорь присвистнул:

— Надо же. А я думал…

— Я тоже.

Мы замолчали. Я стянула сапоги, прошлепала на кухню, включила чайник. Руки делали привычные движения, а в голове было пусто и звонко, как в церкви.

Игорь присел на табуретку, внимательно наблюдая за мной:

— Ты как? Нормально?

Я неожиданно фыркнула. Потом еще раз. А потом вдруг расхохоталась — громко, до слез, до икоты.

— Господи, Игорь! Ты бы видел ее квартиру! Новые шторы, плазма на стенке, детям велики еще в упаковке… А она мне про зарплату, которую не платят!

Смех перешел в икоту. Игорь протянул стакан воды:

— Пей давай. Полегчает.

Я отпила несколько глотков, утерла слезы:

— Знаешь, что самое дурацкое? Я не злюсь на нее. Вообще. Как будто… как будто камень с души упал. Я столько лет таскала эту дружбу как крест, понимаешь? А ее уже давно не было. Мы с ней последний раз когда нормально разговаривали? На Машкином юбилее? Два года назад? И о чем говорили — не помню…

Игорь подошел, обнял за плечи — крепко, по-медвежьи.

— Теперь знаешь, кто твои настоящие друзья. И нечего на чужих людей время тратить.

Я прислонилась к нему, закрыла глаза:

— Ты мой настоящий друг, Игореша. Всегда был.

На следующий день телефон пискнул сообщением: «Остальные деньги переведу завтра. Прости за всё. Людмила». С незнакомого номера — видимо, сменила симку. Отвечать не стала.

Когда через день на карту упали тридцать тысяч, я даже не почувствовала облегчения. Просто закрыла приложение банка и пошла готовить ужин.

Вечером мы с Игорем пили чай с вареньем. Телевизор бубнил что-то про погоду на завтра — обещали заморозки.

— Слушай, — я отставила чашку. — А давай на море рванем?

Игорь поперхнулся:

— Чего вдруг?

— А почему нет? В Сочи сейчас бархатный сезон. Туристов мало, вода еще теплая…

— А отпуск?

— У меня еще неделя за прошлый год осталась. А ты фрилансер, тебе вообще начальство не указ.

Муж смотрел на меня с легким подозрением:

— Гал, ты в порядке? Не заболела?

— В полном, — я улыбнулась. — Просто поняла, что нельзя всю жизнь оставлять на потом. Всё время откладываем на что-то важное — то на ремонт, то на машину, то еще на что… А жизнь идет. Мы когда последний раз на море были? На нашу десятую годовщину? Пятнадцать лет назад?

Игорь потер подбородок, усмехнулся:

— Логично. И деньги как раз есть…

— Вот! И билеты сейчас дешевле, и…

— Да уговорила, уговорила! Завтра закажем, послезавтра поедем. Возьми только мою синюю рубашку, ту, с корабликами.

…Море было серое и теплое, как парное молоко. Я сидела на мокром песке у самой кромки воды. Волны лизали пальцы ног, пена оседала на коже соляными узорами.

Игорь ушел за мороженым — я вдруг страшно захотела пломбир в вафельном стаканчике, как в детстве. Небо, затянутое легкой дымкой, постепенно расцвечивалось закатными красками. На горизонте еле заметной черточкой угадывался силуэт парохода.

Телефон я не взяла — впервые за много лет. Пусть мир подождет, пусть крутится без меня. Эти семь дней будут только моими. Нашими с Игорем.

В груди было легко и пусто, будто меня вычерпали до дна, а потом наполнили чем-то новым — тихим и светлым. Я смотрела на море и думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда теряешь что-то, о чем жалеешь, а потом понимаешь: эта потеря была необходима, чтобы освободить место для чего-то более важного.

— Держи свой пломбир, — Игорь плюхнулся рядом на песок, протягивая вафельный стаканчик. — О чем задумалась?

Я улыбнулась, обхватила его лицо ладонями и поцеловала — как в юности, взахлеб, с привкусом мороженого на губах.

— О том, что я счастлива. По-настоящему. Прямо сейчас.

Мороженое таяло, стекая липкими каплями по пальцам. Море шуршало галькой у наших ног. А я вдруг со всей ясностью поняла — вот оно, счастье. Не в будущем, не в прошлом. Здесь. Сейчас. В этой соленой воде, в теплом песке, в глазах любимого человека. В том, чтобы наконец-то делать то, что хочешь. Не для кого-то — для себя.

И никакие деньги не стоят этого ощущения. Никакие фальшивые друзья. Вообще ничто на свете.

Источник

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: