— Людочка, ну как же ты запустила себя! — Валентина критически оглядела квартиру, скривившись от недовольства. — В таком виде ни один мужчина к тебе не подойдёт.
Люда машинально поправила халат и отвернулась к окну. После развода прошло уже полгода, но Валины визиты всё чаще напоминали инспекцию.
— Мне пока не до этого. Детей поднимать надо, работа…
— Что за работа! — фыркнула подруга, плюхнувшись на диван. — Где твоя гордость? Ты же раньше такая была — всегда при параде, всё в доме блестело!
— При муже было легче, — тихо ответила Люда.
— При муже! — Валя захлопала в ладоши. — А теперь что, в могилу себя заживо закопала? Дети что подумают, когда вырастут? Что у них мать — неряха?
Люда болезненно поморщилась. Валентина всегда умела попадать в самые чувствительные места.
— Слушай, а что Серёжа говорит? Как дети к нему относятся?
— Нормально. Папу любят.
— А тебя? — Валя прищурилась, словно высматривая что-то важное. — Не жалуются на маму?
— О чём ты?
— Да так, интересуюсь. Дети ведь всё понимают. Видят, что мать с себя махнула. Может, к отцу хотят переехать?
У Люды ёкнуло в груди. Дети действительно стали какими-то отстранёнными, будто постоянно о чём-то думали.
— Валь, зачем ты это говоришь?
— Да я же переживаю за тебя! — подруга вскочила и обняла её за плечи. — Хочу помочь. Давай я приберу тут немного, а ты себя в порядок приведи. Может, причёску сделаем?
Люда кивнула. Валентина была права — пора было взять себя в руки.
Пока подруга суетилась на кухне, громко переставляя посуду, Люда смотрела на свои руки. Когда-то она действительно гордилась своим домом. Бабушкин сервант всегда сиял, шторы были выглажены, а дети бегали в чистой одежде.
— Людочка! — крикнула Валя из кухни. — А у тебя тут кое-что пропало!
— Что пропало?
— Да уже ничего. Просто мне показалось, что раньше сервиз стоял другой.
Люда нахмурилась. После развода она ничего не трогала в серванте — всё стояло на тех же местах, что и при бабушке.
— Ой, не обращай внимания! — подруга выглянула из кухни с широкой улыбкой. — Это я так, память у меня дурацкая. Лучше скажи, когда дети придут?
— Часа через два. У Димки секция, а Катя у подружки.
— Отлично! Значит, успеем тебя в человеческий вид привести.
Валентина принялась командовать: сначала заставила Люду принять душ, потом критически осмотрела её гардероб, скривившись от старых вещей.
— Господи, да у тебя тут одни тряпки! — она швырнула на кровать поношенную кофту. — Когда ты последний раз что-то себе покупала?
— Валь, у меня денег нет на наряды. Всё детям уходит.
— Вот видишь! А потом удивляешься, почему Серёжа к молоденькой ушёл. Мужчины же глазами любят!
Людина рука замерла на ручке шкафа.
— Ты знаешь про его… про неё?
— Ну, город же небольшой, — неопределённо махнула рукой Валя. — Главное, что теперь у тебя есть шанс всё исправить.
— Какой шанс?
— Найти нормального мужика! — подруга рассмеялась. — Только сначала себя в порядок приведи. А то дети стыдиться будут.
Эти слова больно резанули. Люда и сама замечала, что дети стали избегать её объятий, отвечали односложно на вопросы.
— Может, ты права, — прошептала она.
— Конечно, права! Я же твоя лучшая подруга, разве стану плохого советовать?
Когда дети вернулись домой, Валентина уже заканчивала свои «преобразования». На столе стояли незнакомые баночки с кремами, а Люда сидела перед зеркалом с накрашенными губами.
— Мам, что это? — Катя удивлённо замерла в дверях.
— Тётя Валя меня красивой делает, — неуверенно улыбнулась Люда.
Дима молча прошёл к своей комнате, но Валентина его окликнула:
— Димочка, иди сюда! Посмотри, какая у тебя мама стала!
Сын обернулся, скользнул взглядом по материному лицу и пожал плечами:
— Нормально.
— Вот видишь! — воскликнула Валентина. — Дети тоже заметили разницу!
Но Люде показалось, что в Димином взгляде мелькнуло что-то совсем другое — не восхищение, а растерянность.
— Ладно, я пойду, — Валя собрала свои баночки. — Завтра ещё приду, посмотрю, как дела. И помни — мужчина должен видеть в женщине загадку!
Когда подруга ушла, в квартире стало тихо. Дети разошлись по своим комнатам, а Люда осталась сидеть перед зеркалом, разглядывая своё накрашенное лицо.
Что-то в нём было чужое, словно она смотрела на незнакомку.
Следующие дни Валентина появлялась как по расписанию. То приносила новую помаду, то критиковала причёску, то намекала, что соседи что-то обсуждают.
— Людочка, а Марина Петровна вчера странно на тебя смотрела, — говорила она, перебирая вещи в шкафу. — Может, думает, что ты совсем опустилась?
— С чего ты взяла?
— Да так, показалось. Женщины же злые, особенно к разведёнкам. Завидуют свободе.
Люда всё чаще ловила себя на том, что прислушивается к каждому слову подруги. Валентина умела подавать свои замечания так, будто заботилась, но после каждого визита на душе становилось тяжелее.
— Мам, а почему ты теперь всё время перед зеркалом сидишь? — спросила как-то Катя.
— Хочу красивой быть. Для вас стараюсь.
— А нам не нужно, — тихо сказала дочка. — Ты и так красивая была.
Люда растерялась. В голосе Кати звучала какая-то взрослая грусть.
— Катенька, что с тобой?
— Ничего. Просто ты какая-то… другая стала.
В этот момент позвонила Валентина:
— Людочка, срочно нужно поговорить! Я к тебе сейчас подъеду.
Она ворвалась в квартиру взволнованная, с горящими глазами:
— Ты не поверишь, что я узнала! Серёжа детям звонил, жаловался, что ты… того… не в себе совсем.
— Что? — Люда похолодела.
— Ну, что странно себя ведёшь, на косметику тратишься, а детьми не занимаешься. Дима ему рассказал.
— Дима? Но мы же с ним не разговаривали об этом!
— Вот видишь! Дети всё замечают. И папе жалуются.
Валентина приобняла растерянную подругу:
— Не переживай так. Просто нужно показать всем, что ты хорошая мать. А то ведь Серёжа может через суд детей забрать.
— Он не посмеет!
— Посмеет, ещё как посмеет! У него же теперь новая жена, квартира большая. А ты тут одна, в стрессе. Говорить будет, что не справляешься.
Людин мир качнулся. Мысль о том, что дети могут от неё уйти, была невыносимой.
— Что мне делать?
— Во-первых, перестань на себя время тратить. Дети видят — мать собой занимается, а не ими. Во-вторых, покажи, что ты идеальная мать. Дом в порядок приведи, еду готовь, как раньше.
— Но ты же сама говорила, что я запустилась…
— Это было до того, как я узнала про Серёжины планы! — резко оборвала её Валентина. — Теперь всё изменилось. Нужно детей любовью окружить, чтобы они отцу ничего плохого не рассказывали.
Люда кивнула, хватаясь за эту соломинку. Если Серёжа действительно хочет забрать детей, нужно было доказать, что она хорошая мать.
— Я всё сделаю правильно, — пробормотала она.
— Вот и умница! А я буду помогать, присматривать. Ведь мы подруги!
Когда Валентина ушла, Люда долго сидела на кухне, обхватив голову руками. Всё смешалось в одну тревожную кашу: косые взгляды соседей, недовольство детей, угроза потерять их навсегда.
Она не заметила, как Дима выглянул из своей комнаты и тихо прошёл на кухню.
— Мам, а с кем ты разговаривала?
— С тётей Валей. Она… переживает за нас.
Сын хмуро посмотрел на неё:
— А папе я ничего не рассказывал.
Димины слова эхом отдавались в голове всю ночь. Утром Люда решилась позвонить бывшему мужу.
— Серёжа, мне нужно кое-что уточнить…
— Слушаю, — голос был настороженным.
— Ты… ты действительно думаешь забрать детей?
Молчание затянулось так долго, что Люда подумала — связь прервалась.
— Люда, о чём ты говоришь? С чего вдруг такие мысли?
— Мне сказали, что ты недоволен… что я плохо с ними справляюсь.
— Кто тебе сказал? — в голосе появились металлические нотки. — Люда, я никогда такого не говорил. Наоборот, дети рассказывают, что у вас какая-то странная тётя постоянно ошивается.
У неё перехватило дыхание:
— Какая тётя?
— Твоя подруга. Дима говорит, она всё время критикует тебя при детях, а потом спрашивает, не хотят ли они к папе переехать.
Люда медленно опустилась на стул. Мир вокруг словно поплыл.
— Серёжа, это неправда…
— Что неправда? Люда, поговори с детьми. Они боятся тебе сказать, но эта женщина их достала.
Когда дети пришли из школы, Люда была уже готова к разговору. Но не успела она открыть рот, как раздался звонок в дверь.
— Людочка! — Валентина влетела как ураган. — Срочные новости! Серёжа вчера с адвокатом встречался!
Катя вздрогнула и прижалась к маме.
— Откуда ты знаешь? — хрипло спросила Люда.
— Да Светка видела их в кафе! Документы какие-то разбирали. Людочка, он серьёзно настроен!
— Мама, — тихо позвала Катя, — можно я к Диме пойду?
— Конечно, дорогая.
Когда дети ушли, Валентина продолжила:
— Слушай, а может, тебе действительно стоит подумать? Ну, серьёзно — одной тебе тяжело, а у Серёжи условия лучше. Новая жена молодая, энергичная…
— Ты что несёшь?! — взорвалась Люда. — Это мои дети!
— Да я же не против! Просто думаю о твоём благе. Может, так будет лучше для всех? Ты отдохнёшь, личную жизнь наладишь…
— Вали, прекрати! — Люда встала, тряся руками. — Ты же моя подруга! Как ты можешь такое говорить?
— Именно потому что подруга! — Валентина тоже вскочила. — Я же вижу, как ты мучаешься! Дети тебя не слушаются, Серёжа угрожает судом. Может, пора признать…
— Признать что?
— Что ты не справляешься.
Эти слова повисли в воздухе как приговор. Люда смотрела на подругу и вдруг ясно увидела то, что раньше не замечала — холодный блеск в глазах, довольную улыбку.
— А ты была у адвоката, — медленно проговорила она.
— О чём ты?
— Светка не могла тебе рассказать про Серёжу. Она уже полгода как в Москве живёт.
Валентина на мгновение растерялась, но быстро взяла себя в руки:
— Ну… может, кто-то другой сказал. Какая разница!
— Большая разница. — Люда подошла к серванту и открыла дверцу. — Валь, а где бабушкины чашки? Те, с розочками?
— Откуда я знаю? Может, разбила случайно…
— Я их не трогала. Но помню, как ты их рассматривала в первый раз. Говорила, какие красивые.
— Люда, ты о чём? — голос Валентины стал резким.
— О том, что ты врёшь. О том, что детям внушаешь, будто я плохая мать. О том, что Серёже звонишь от моего имени, жалуешься на меня.
Валентина медленно выпрямилась. Маска заботливой подруги начала спадать.
— Ну и что с того? — процедила она. — Думаешь, ты достойна этой жизни? Квартира хорошая, дети умные. А ты что? Рохля безвольная!
— Зачем ты это делаешь?
— Затем, что могу! — выпалила Валентина. — Всю жизнь на тебя смотрела — муж хороший достался, квартира от бабушки, дети послушные. А у меня что? Одни обломки!
Люда медленно кивнула. Теперь всё становилось на свои места.
— Убирайся из моего дома, — тихо сказала она.
— Ещё увидимся, — усмехнулась Валентина, направляясь к двери. — Дети уже привыкли мне доверять больше, чем тебе.
Когда за Валентиной закрылась дверь, Люда осела на диван. Руки тряслись, в голове был хаос. Как она могла так ошибиться в человеке?
— Мам? — Дима осторожно выглянул из комнаты. — Она ушла?
— Ушла. Навсегда.
Катя тоже появилась в дверях, прижимая к груди плюшевого зайца.
— Мамочка, а мы правда к папе переедем?
— Откуда у тебя такие мысли?
— Тётя Валя говорила, что папа хочет нас забрать. И что ты… что ты нас не очень любишь, раз всё время собой занимаешься.
Люда почувствовала, как внутри всё обрывается. Она протянула руки к детям:
— Идите сюда. Сейчас же.
Дима и Катя неуверенно подошли. Люда крепко обняла их, уткнувшись лицом в Димины волосы.
— Послушайте меня внимательно. Я вас люблю больше жизни. Всё, что происходило последние недели — это была ошибка. Я поверила человеку, которому не стоило верить.
— А почему тётя Валя так говорила? — прошептала Катя.
— Потому что она завидовала нам. Нашей семье, нашей любви.
Дима поднял на неё серьёзные глаза:
— Мам, а мы же останемся с тобой?
— Конечно останетесь! Если сами захотите.
— Хотим! — хором ответили дети.
Люда крепче прижала их к себе. В этот момент зазвонил телефон. Серёжа.
— Люда, дети мне всё рассказали. Эта твоя подруга совсем обнаглела — звонила мне, представлялась социальным работником, требовала встречи.
— Что?
— Говорила, что ты детей бьёшь, не кормишь. Я сначала не понял, кто это, а потом голос узнал.
У Люды закружилась голова. Валентина зашла гораздо дальше, чем она предполагала.
— Серёжа, я не знала…
— Люда, что с тобой происходило? Дети говорят, ты стала какой-то чужой.
— Я… я растерялась после развода. Валя говорила, что помогает, а сама…
— Сама разрушала то, что у тебя осталось, — закончил он. — Слушай, а помнишь, как ты мне рассказывала про бабушкину швейную машинку?
— Помню. А что?
— Ты говорила, когда бабушка на ней шила, то всегда повторяла: «Руки помнят, а сердце подскажет». Может, пора вспомнить, кто ты на самом деле?
После разговора Люда долго сидела в тишине. Дети устроились рядом, Катя уткнулась ей в плечо, а Дима держал за руку.
— Мам, а можно я кое-что скажу? — тихо спросил сын.
— Конечно.
— Ты была самой красивой, когда улыбалась. А с тётей Валей ты почти не улыбалась.
— А я помню, как ты пироги пекла! — подхватила Катя. — И песни пела на кухне!
Люда вдруг поняла — они правы. Когда в последний раз она делала то, что приносило ей радость? Когда пела, шила, просто наслаждалась материнством?
— Дети, а хотите, я расскажу вам про бабушку? Про то, как она меня учила на машинке шить?
— Хотим!
Люда встала и подошла к старому комоду. В нижнем ящике, под пожелтевшими фотографиями, лежала связка ключей. Один из них открывал чулан, где стояла бабушкина швейная машинка «Зингер».
— Пойдёмте, покажу вам кое-что волшебное.
Машинка стояла под покрывалом, словно ждала своего часа. Люда сдунула пыль, погладила тёмное дерево корпуса.
— Бабуля говорила, что эта машинка умеет не просто шить. Она умеет возвращать людям их настоящее лицо.
— Как это? — заинтересовалась Катя.
— А вот так. Садись, покажу.
Люда села за машинку, нашарила педаль ногой. Знакомый ритмичный стук наполнил комнату. В её руках вдруг оказался кусок ткани — остаток от бабушкиного платья.
— Что ты шьёшь? — спросил Дима.
— Новую жизнь, — улыбнулась Люда.
И впервые за долгие месяцы эта улыбка была настоящей.
В этот момент снова зазвонил телефон. На этот раз звонила мама Валентины.
— Людочка, извини, что беспокою. Валя у меня на кухне рыдает, говорит, что вы поссорились. Что случилось?
Люда посмотрела на детей, на машинку, на свои руки, которые помнили работу.
— Ничего особенного, — спокойно ответила она. — Просто я вспомнила, кто я такая.
Через месяц Люда не узнавала свою квартиру. Не потому, что что-то кардинально изменилось — просто воздух стал другим. Дети снова прибегали на кухню, когда она готовила, Катя помогала накрывать на стол, а Дима рассказывал школьные новости.
— Мам, а Лена Марковна сказала, что ты красиво платье сшила! — щебетала Катя, примеряя новый сарафан. — Можно, я завтра в нём в школу пойду?
— Конечно можно, солнышко.
Бабушкина машинка снова ожила. По вечерам Люда шила для детей, для себя, а иногда просто так — чтобы руки помнили, а душа отдыхала.
Звонок в дверь прервал её мысли. На пороге стоял Серёжа с букетом ромашек.
— Это детям, — неловко сказал он. — И… извинения. За то, что не разобрался сразу с этой Валентиной.
— Проходи. Дети дома.
— Пап! — Дима выбежал из комнаты. — А мы маме помогаем шить! Хочешь посмотреть?
Серёжа удивлённо оглядел квартиру. Она выглядела точно так же, как раньше, но атмосфера была совсем иной — тёплой, живой.
— Люда, ты… ты снова стала собой, — тихо сказал он.
— Я никуда не девалась. Просто забыла на время, где моё место.
— А где?
— Там, где мои дети смеются, — она погладила Катю по голове. — Где я могу создавать что-то своими руками. Где никому не нужно доказывать, что я достойна любви.
В этот момент зазвонил телефон. Серёжа взглянул на экран и поморщился:
— Опять эта Валентина. Уже третий раз за неделю звонит, просит встретиться.
— Не бери трубку, — спокойно сказала Люда.
— А вдруг она что-то выкинет?
— Пусть выкидывает. Я больше не боюсь.
Катя прижалась к маме:
— Мам, а тётя Валя больше не придёт?
— Не придёт, доченька. У неё теперь другие заботы.
— Какие?
— Ей нужно научиться жить своей жизнью, а не разрушать чужую.
Серёжа посидел ещё немного, поужинал с детьми. Когда он собирался уходить, то остановился у двери:
— Люда, а может… может, мы попробуем ещё раз? Я понял, что потерял.
Она посмотрела на него долгим взглядом, потом покачала головой:
— Серёжа, ты потерял не меня. Ты потерял ту, кем я была тогда. А я теперь другая.
— Лучше?
— Настоящая.
После его ухода Люда села за швейную машинку. Дети улеглись рядом на ковре с книжками. Мерный стук машинки убаюкивал, создавал ощущение покоя.
— Мам, а что ты шьёшь? — спросила Катя.
— Шторы. Новые шторы для новой жизни.
— А старые что, плохие были?
— Не плохие. Просто… чужие.
Дима поднял голову от учебника:
— Мам, а бабуля правда говорила, что машинка волшебная?
— Говорила. И знаешь что? Она была права.
— А в чём волшебство?
Люда улыбнулась, продолжая шить:
— В том, что она помогает помнить — руки всегда знают, что делать. А сердце всегда подскажет, где дом.
За окном стемнело, но в квартире было светло и уютно. Новые шторы ложились мягкими складками, обещая завтра впустить в дом только то солнце, которое они сами выберут.
