Я узнала о второй беременности в нашу годовщину. Иронично, правда? Девять лет вместе, восемь из них — в браке. Тест показал две полоски, и я сразу представила, как обрадуется Андрей.
Сыну было почти пять. Мы давно говорили о втором. Вернее, говорила я, а Андрей кивал и улыбался. Теперь понимаю — просто не хотел спорить.
В тот вечер я накрыла стол, купила его любимое вино, надела платье. Хотела сделать сюрприз. Представляла, как скажу: «У нас будет ребенок», — а он обнимет меня, закружит по комнате.
Андрей вернулся поздно. От него пахло сигаретами и чужими духами.
— С годовщиной, — я поцеловала его в щеку.
— И тебя, — он устало опустился на стул. — Извини, длинный рейс был.
Он работал водителем-экспедитором. Часто уезжал на несколько дней. Я привыкла.
— У меня для тебя новость, — я сжимала под столом тест, как талисман.
— Какая? — он потянулся к бутылке вина.
— Я беременна.
Бокал замер на полпути. Андрей медленно поставил его на стол.
— Повтори.
— У нас будет второй ребенок. Я только сегодня узнала.
Он молчал так долго, что мне стало страшно.
— Ты уверена? — наконец спросил он.
— Да. Тест положительный.
— И что, ты хочешь его оставить?
Я не поняла вопроса.
— В смысле?
— В прямом. Зачем нам второй? Нам и с одним непросто.
Воздух застрял где-то между легкими и горлом. Я смотрела на него и не узнавала. Где тот Андрей, который девять лет назад говорил, что хочет троих детей?
— Но мы же… мы же всегда хотели…
— Оля, — он потер глаза, — давай смотреть правде в глаза. У нас сейчас не лучший период. Денег вечно не хватает. Квартира маленькая.
— Я работаю, — напомнила я. — У меня хорошая зарплата.
— Которая уйдет на няню, когда ты родишь.
— Мама поможет.
— Твоя мама не обязана сидеть с нашими детьми.
Я смотрела на накрытый стол. Свечи оплывали, вино выдыхалось. Все не так, не так, не так.
— Андрей, — в горле пересохло, — ты предлагаешь мне… прервать беременность?
— Я предлагаю тебе подумать о нас, о Максиме, о будущем.
Мы проговорили до двух ночи. Вернее, говорил он. О финансах, о карьере, о том, что ему нужно сменить машину. О том, что я едва оправилась от первых родов, а тут снова всё сначала.
Я слушала и не верила. Словно передо мной сидел чужой человек. Не тот, с которым я прожила девять лет. Не тот, с которым строила планы на жизнь.
В какой-то момент я заплакала.
— Ты не понимаешь, — всхлипывала я. — Это же наш ребенок.
— Это эмбрион, — отрезал он. — Еще не ребенок.
— А Максим? — я цеплялась за последнее. — Он так хотел братика или сестричку.
— Максим хотел и собаку, и поездку на море, и новый велосипед. Дети много чего хотят.
Я смотрела на мужа и вдруг поняла — он не передумает. Что-то надломилось внутри. Тонкая, хрупкая вера в то, что у нас всё хорошо.
— Если ты настаиваешь на прерывании, — я с трудом выговаривала слова, — то я подам на развод.
Он замолчал. Долго смотрел в окно.
— Ты ставишь мне ультиматум?
— Нет. Я просто говорю, что не готова избавиться от нашего ребенка. И если ты на этом настаиваешь, значит, мы по-разному смотрим на жизнь.
Странно, но в тот момент я была уверена, что он уйдет. Соберет вещи и хлопнет дверью. Я почти ждала этого. Готовилась. Представляла, как буду звонить родителям, как объясню Максиму.
Но Андрей вдруг сказал:
— Хорошо. Оставляй.
— Правда? — не поверила я.
— Да. Но учти — это твое решение. Ты его принимаешь, ты и будешь нести ответственность.
Я кивнула, не понимая, что он имеет в виду. Разве ребенок — не общая ответственность?
Мы легли спать в четыре утра. Он отвернулся к стене. Я лежала, глядя в потолок, и чувствовала, как бьется сердце где-то в горле. Казалось, всё решилось. Он согласился. Мы будем семьей — вчетвером.
Я не знала тогда, что это только начало. Что дальше будет хуже. Что я наивная дура, которая верит, что любовь всё победит.
Утром Андрей ушел на работу, не попрощавшись. Я проводила его взглядом из окна и подумала: «Ничего, привыкнет. Когда малыш родится, он полюбит его, как полюбил Максима».
Глупая, глупая надежда.
Беременность оказалась тяжелой. С первых недель начался токсикоз. Я просыпалась и бежала в ванную. Возвращалась, бледная, дрожащая, а Андрей делал вид, что спит. Никогда не спрашивал, как я себя чувствую. Никогда не приносил воды.
Максим, наоборот, заботился. Приходил утром, стучал в дверь ванной: — Мама, тебе плохо? Хочешь, я позову папу? — Не надо, милый. Всё нормально.
Я не хотела, чтобы сын видел, как отец безразличен.
На работе я держалась. Менеджер должен улыбаться, даже если тошнит. Руководство знало о беременности, но я старалась не показывать слабость. Брала дополнительные проекты, задерживалась допоздна. Боялась, что накопят претензий и уволят.
Дома царил холод. Андрей возвращался с рейсов молчаливый, уставший. Я пыталась разговорить его, спрашивала о работе, рассказывала о своей. — Нормально, — отвечал он. — Ничего нового.
Потом уходил в другую комнату, к компьютеру. Или ложился спать. Мы перестали ужинать вместе. Я кормила Максима, укладывала его, а потом ела одна на кухне. Иногда плакала над тарелкой.
— С тобой всё в порядке? — спросила как-то моя мама. — Ты какая-то бледная. — Всё нормально. Беременность не самая легкая. — А Андрей помогает? — Да, конечно, — я солгала не задумываясь.
Зачем ей знать? Зачем вообще кому-то знать, что мой муж не хотел этого ребенка? Что он едва разговаривает со мной? Это же временно. Пройдет. Когда малыш родится, он изменится.
На УЗИ я ходила одна. Там сказали — будет мальчик. Я рассматривала маленькие ручки и ножки на экране и плакала от счастья. — Хорошая реакция, — улыбнулась врач. — Многие плачут. А муж что, на работе? — Да, в рейсе.
Я показала снимок Андрею. Он мельком глянул и отложил в сторону. — Понятно. — Это мальчик, — сказала я тихо. — Я понял.
На пятом месяце он впервые за долгое время заговорил о ребенке. — Имя придумала? Я обрадовалась, что он проявил интерес. — Думаю о Кирилле. Или Артёме. А тебе какое нравится? — Решай сама, — он пожал плечами. — Тебе же с ним нянчиться.
И снова стена между нами.
Я хваталась за любые признаки внимания. Если он спрашивал, не холодно ли мне, я таяла от нежности. Если привозил что-то из рейса — конфеты или фрукты — я верила, что лед тронулся. Но потом он снова замыкался в себе, и надежда угасала.
В женской консультации медсестра поинтересовалась, почему я всегда одна. — Муж работает, — привычно ответила я. — Совсем занятой? На родах-то будет? — Не знаю. Наверное.
Мысль о том, что Андрея может не быть на родах, испугала меня. Но я боялась спросить его об этом. Боялась услышать «нет».
На седьмом месяце начались проблемы. Повышенное давление, отеки. Врач настаивала на больничном, но я боялась потерять работу. Приходила из офиса, падала на кровать. Ноги гудели, спина болела. Андрей никогда не спрашивал, как прошел день.
Его рейсы становились всё дольше. Иногда он не появлялся дома по три-четыре дня. Я начала сомневаться — действительно ли он на работе? Проверяла его телефон, когда он спал. Не находила ничего подозрительного, но беспокойство не отпускало.
Максим часто спрашивал: — Папа сегодня приедет? — Наверное, милый. Если не задержится. — А почему он всегда задерживается? — У него много работы. Он зарабатывает деньги для нас.
В один из вечеров, когда Андрей был дома, я попросила его поговорить с сыном перед сном — прочитать сказку, спросить, как дела в садике. — Я устал, Оля. Весь день за рулем. Глаза закрываются. — Пожалуйста. Ему не хватает тебя. — Завтра, ладно?
Но «завтра» никогда не наступало.
Когда до родов оставался месяц, у меня снова поднялось давление. Врач строго сказала: либо больничный, либо риск для ребенка. Я испугалась и взяла больничный.
В тот же вечер я рассказала Андрею: — Мне пришлось уйти на больничный. Врач боится осложнений. — И сколько это продлится? — он нахмурился. — До родов. И потом декрет… — То есть, зарплаты не будет? — Будет больничный, потом — декретные. Не так много, как обычно, но… — Ясно, — он поджал губы. — Значит, придется экономить.
Экономить начал с семьи. Деньги, которые раньше отдавал мне на продукты, теперь оставлял себе. Говорил, что на бензин, на обеды в дороге. Я не спорила. Тратила свои накопления.
За две недели до предполагаемой даты родов я почувствовала себя плохо. Давление подскочило, голова кружилась. — Надо в больницу, — сказала я Андрею. — Не уверена, что могу вести машину. — Сейчас? — он смотрел футбол. — Может, подождешь до утра? — Мне страшно, — я едва стояла на ногах.
Он нехотя поднялся, взял ключи от машины. По дороге молчал. Довез до приемного покоя, помог выйти. — Я поеду домой, к Максиму. Позвони, когда будут новости.
Меня положили в палату, поставили капельницу. Давление не снижалось. Врачи говорили о срочном кесаревом. Я звонила Андрею — не брал трубку. Отправляла сообщения — не отвечал.
Маму я попросила посидеть с Максимом, не говорить ему, что я в больнице — испугается.
Утром пришло сообщение от Андрея: «Как ты?» Я ответила: «Готовят к операции. Давление не снижается». «Сообщи, когда всё закончится».
Никакого «держись» или «всё будет хорошо». Ничего.
Когда я очнулась после наркоза, первым делом спросила о ребенке. — С малышом всё в порядке, — улыбнулась медсестра. — Три пятьсот, пятьдесят два сантиметра. Богатырь!
Я плакала от счастья и от боли. Где-то там, в другой палате, лежал мой сын. А рядом не было никого, кто разделил бы эту радость.
Я написала Андрею: «У нас родился сын. Три пятьсот, пятьдесят два. Здоровый». Он ответил через час: «Поздравляю».
Только вечером я узнала, что Андрей звонил в больницу, спрашивал о нас. А на следующий день он приехал. С букетом, с коробкой конфет. Глаза красные, как будто не спал. — Прости, — сказал он, целуя меня в лоб. — Я вел себя как идиот.
Я растаяла. Простила всё — холод последних месяцев, безразличие, отсутствие поддержки. Он стоял у кроватки, смотрел на малыша, и я видела в его глазах то, чего так долго ждала — тепло. — Как назовём? — спросил он. — Я думала об Артёме. Тебе нравится? — Да, хорошее имя.
Он приезжал каждый день. Привозил воду, еду, смешил меня историями с работы. Говорил, что дома всё в порядке, Максим скучает, ждёт нас с братиком.
Я поверила, что всё наладилось. Что рождение малыша изменило его. Что теперь мы снова будем счастливы — вчетвером.
Через неделю нас выписали. Андрей встречал с машиной, с шариками. Максим прыгал от радости, разглядывая маленького брата. — Он такой красивый! И похож на меня, да? — Конечно, милый, — я обнимала старшего сына. — Вы очень похожи.
Дома было чисто, на столе — цветы. Андрей помогал с малышом, вставал ночью, когда тот плакал. Я не могла поверить своему счастью.
14 февраля, в День святого Валентина, Артёму исполнилась неделя. Андрей подарил мне конфеты в форме сердца и поцеловал: — Ты лучшая мама на свете.
Вечером я готовила ужин, пока Андрей укладывал Максима. Его телефон лежал на столе, и вдруг пришло сообщение. Я не собиралась читать, но имя отправителя привлекло внимание — «Юля». Кто это? Я никогда не слышала об этой Юле.
Сообщение высветилось на экране блокировки: «Я скучаю и мечтаю тебя обнять в этот день. Напиши, когда сможешь приехать».
Мир остановился.
Я стояла, не шевелясь. На кухне тихо шипело масло на сковородке. Где-то далеко, будто в другом мире, Андрей читал Максиму сказку. А я смотрела на сообщение от незнакомой женщины, и пол уходил из-под ног.
Не помню, сколько я так простояла. Минуту? Десять? В какой-то момент масло начало гореть, запах заполнил кухню. Я машинально выключила плиту.
Телефон снова завибрировал: «Ты получил мои сообщения? Могу приехать к тебе сама, если ты занят с семьей».
«Если ты занят с семьей». Она знала. Знала о нас.
Я взяла телефон. Пальцы дрожали, когда я набирала номер.
Длинные гудки, потом — женский голос, молодой и звонкий: — Андрей? Ты смог вырваться?
— Это не Андрей, — мой голос звучал как чужой. — Это его жена.
Пауза. Потом смешок: — Оу. Неожиданно. Привет.
Никакого смущения, никакой вины. Словно мы знакомые, случайно столкнувшиеся в магазине.
— Кто ты? — спросила я.
— Я думаю, ты понимаешь, — она говорила спокойно, даже с ноткой превосходства. — Я Юля. Мы с Андреем вместе уже… полгода? Да, примерно. С тех пор, как ты забеременела.
Острая боль кольнула в животе. Шрам от кесарева запульсировал.
— Ты лжешь, — прошипела я.
— Зачем мне врать? — она засмеялась. — Послушай, я знаю о тебе и детях. Он мне всё рассказал.
— Всё? — я не узнавала свой голос.
— Что ты настояла на втором ребенке, хотя он не хотел. Что пригрозила разводом.
Тошнота подкатила к горлу. Моя личная жизнь, мои разговоры с мужем — всё стало достоянием этой женщины.
— А он рассказывал, что приезжал ко мне в больницу? Что говорил, что любит меня и нашего сына?
— О, не переживай, — ее голос сочился фальшивой заботой. — Я не против, чтобы он проводил время с детьми. Семья важна, я понимаю. Хотя, конечно, он больше хотел бы быть со мной.
— Ты… — у меня не находилось слов.
— Слушай, я не хочу ссориться, — она вдруг стала серьезной. — Просто знай — он со мной не из-за секса или чего-то такого. Ему со мной интересно. Я его понимаю. Не давлю, не требую.
Я молчала. И тут она добила:
— И я не ультиматумы ставлю, в отличие от некоторых.
Я сбросила звонок. Телефон выпал из рук.
В дверях кухни стоял Андрей.
— Что случилось? — он выглядел встревоженным. — Ты бледная.
Я подняла телефон с пола, протянула ему: — Тебе сообщение от Юли. Она скучает и мечтает тебя обнять.
Он изменился в лице. Забрал телефон, быстро проверил экран.
— Это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю? — мой голос стал спокойным, я сама удивилась. — Что моему мужу пишет женщина, с которой он встречается полгода? Что она знает о наших семейных проблемах? Что она готова приехать, если ты занят со мной и детьми?
— Оля, давай не будем сейчас…
— Нет, давай. Как раз сейчас. Я только что говорила с ней.
Он побледнел: — Зачем ты ей звонила?
— Серьезно? Это тебя волнует? — я начала закипать. — Не то, что ты изменяешь жене с недельным ребенком, а то, что я позвонила твоей подружке?
— Тише, — он покосился на дверь. — Максим услышит.
— О нет, — я качнула головой. — Не смей теперь изображать заботливого отца. Не после того, как эта… эта женщина сказала, что ты с ней, потому что она тебя понимает. Потому что тебе с ней интересно. Потому что она не ставит ультиматумы!
Слезы хлынули из глаз. Все те слезы, что я сдерживала месяцами.
— Вот значит как? Поэтому ты не хотел ребенка? Потому что у тебя уже была другая женщина?
— Нет, нет, — он покачал головой. — Всё не так. Мы познакомились позже. После того, как ты сказала про беременность.
— И это должно меня утешить?
— Оля, я запутался. Я не хотел тебя обидеть. Просто так вышло.
— Так вышло, — повторила я эхом. — Так вышло, что всю беременность ты измывался надо мной? Что я боялась тебе слово сказать? Что ты бросил меня в больнице?
— Я приезжал…
— Когда всё уже кончилось! Когда я рожала, где ты был? С ней?
Он не ответил, и это было красноречивее любых слов.
— Ты был с ней, — я опустилась на стул. — В тот день, когда родился твой сын, ты был с ней.
— Оля, — он сделал шаг ко мне, — давай поговорим спокойно. Я запутался, правда. Но я хочу быть с тобой, с детьми. Этот месяц показал мне…
— Месяц показал мне, какой ты лицемер, — я вытерла слезы. — Ты играл роль счастливого отца, а сам переписывался с ней? Встречался с ней между визитами в больницу?
— Нет, я не виделся с ней в это время. Правда.
— Но переписывался, — я покачала головой. — Боже, какая же я дура…
В дверь постучали. Максим, сонный, в пижаме: — Мам, я не могу уснуть. Почему вы кричите?
— Всё хорошо, милый, — я вытерла слезы. — Мы просто разговариваем. Иди, я сейчас приду.
Когда он ушел, я повернулась к Андрею: — Собирай вещи и уходи.
— Что? — он удивился. — Оля, ты не серьезно. У нас дети. Давай всё обсудим.
— Мы уже всё обсудили. Ты изменял мне всю беременность, врал, унижал. А теперь хочешь обсудить?
— Это твои эмоции говорят, — он сделал еще шаг ко мне. — Гормоны после родов. Давай ты успокоишься, и мы поговорим завтра.
— Не смей, — я выставила руку. — Не смей говорить со мной как с истеричкой. Я всё сказала. Уходи.
— Куда?
— К своей Юле, — я почти выплюнула это имя. — Она же тебя понимает, в отличие от меня.
— Оля, подумай о детях…
— Я и думаю о детях! — повысила голос. — О том, какой пример ты им подаешь. О том, что им нужен отец, который уважает их мать, а не предает ее.
Я вдруг почувствовала страшную усталость. Сил кричать и спорить больше не было.
— Уходи, Андрей. Просто уходи.
Он постоял еще несколько секунд, потом развернулся и вышел из кухни. Я слышала, как он собирает вещи в спальне, как шуршит пакетами. Когда он проходил мимо кухни с сумкой, я не подняла головы.
Хлопнула входная дверь. Наступила тишина.
Я сидела неподвижно, а в голове крутились обрывки фраз. «Он больше хотел бы быть со мной». «Я не против, чтобы он проводил время с детьми».
Заплакал Артём. Я поднялась, пошла к кроватке. Взяла его на руки, прижала к себе. Его маленькое тельце было теплым, живым.
— Ты не бойся, — шептала я, качая его. — Мы справимся. Мы вместе.
Максим выглянул из своей комнаты: — Мам, а где папа?
— Папа уехал, — я не знала, что еще сказать.
— На работу? — его глаза были сонными.
— Да, милый, — соврала я. — На работу. Давай ты поспишь, а утром поговорим.
Когда оба ребенка уснули, я села на кухне. В голове был туман. Что теперь? Как дальше жить? На что содержать детей? Справлюсь ли я одна?
Позвонила мама: — Оленька, ты как? Как малыш?
— Всё хорошо, мам, — я сдерживала слезы. — Спит сейчас.
— А Андрей помогает?
— Да, — снова соврала. — Всё отлично.
— Славно, доченька. Отдыхай тогда. Завтра приеду, помогу с малышом.
Я положила трубку и разрыдалась. Не могла рассказать даже маме. Стыдно было признать, что муж предал меня, что я такая дура, что ничего не замечала.
Утром приехал Андрей. Без вещей, с виноватым видом. — Можно войти?
Я молча открыла дверь.
— Оля, я всё обдумал, — он говорил тихо. — Я поступил ужасно, прости. Но я люблю тебя и детей. Я хочу быть с вами.
— А как же Юля? — спросила я сухо.
— Я порвал с ней. Всё кончено. Это была глупость, минутная слабость.
— Полгода — это не минутная слабость.
— Я понимаю, — он опустил голову. — Я не прошу простить меня сразу. Но дай мне шанс. Ради детей.
Он знал, на что давить. Ради детей. Я представила, как объясняю Максиму, что папа больше не придет. Как растить одной двоих детей. Как работать и тащить на себе всё.
— Оставайся, — наконец сказала я. — Но у меня условие: ты никогда больше не видишься с ней, не пишешь, не звонишь. Никаких контактов.
— Конечно, — он облегченно выдохнул. — Я клянусь.
Я тогда не знала, что его клятвы — пустой звук.
Мы продолжили жить вместе. Андрей старался быть внимательным — играл с Максимом, помогал с Артёмом. Но что-то надломилось между нами. Я больше не верила ему, проверяла телефон, когда он спал, прислушивалась к каждому звонку.
Через два месяца, когда я вышла из душа, он быстро убрал телефон. — Что ты прячешь? — спросила я.
— Ничего, — он нахмурился. — Просто рабочие вопросы.
Я протянула руку: — Покажи.
— Оля, ты что, не доверяешь мне?
— Покажи телефон, — я не отступала.
Он нехотя дал мне телефон. В сообщениях ничего подозрительного. Но в звонках — незнакомый номер, три вызова за день.
— Кто это?
— Клиент. По работе.
Я не поверила: — Позвони ему при мне.
— Что? — он вскинулся. — Ты с ума сошла? Сейчас ночь!
— Значит, Юля, — я бросила телефон на кровать. — Ты обещал.
— Это не она, — он взял меня за плечи. — Клянусь тебе. Просто клиент.
Я смотрела в его глаза и видела ложь. Снова ложь.
— Я не могу так жить, — прошептала я. — Постоянно подозревать, проверять, гадать.
— Тогда не проверяй, — он притянул меня к себе. — Просто доверься мне.
Я не могла. Доверие было убито.
Когда Артёму исполнилось полгода, Андрей предложил переехать в другой город. — У меня там работа намечается. Хорошая зарплата, перспективы.
— А как же я? — спросила я. — Моя работа здесь.
— Найдешь новую. Ты же в декрете, всё равно не работаешь сейчас.
Я колебалась. Может, это шанс начать с чистого листа? Уехать от прошлого, от Юли, от подозрений?
— Ты уверен, что там лучше будет?
— Абсолютно, — он улыбался. — Новая жизнь, новые возможности.
Мы переехали через месяц. Новый город, новая квартира. Андрей действительно больше зарабатывал, я сидела с детьми дома. Постепенно подозрения утихли. Я старалась верить, что всё наладилось.
Но иногда, когда он задерживался после работы, звонил и говорил, что совещание или пробки, сомнения снова поднимали голову. Я гнала их, убеждала себя, что всё хорошо.
Когда Артёму исполнился год, мы отметили день рождения в кафе. Андрей был заботливым, внимательным, расспрашивал Максима о школе, фотографировал нас. Я подумала: вот оно, счастье. Вот она, наша семья.
В тот же вечер, укладывая Артёма, я услышала, как Андрей разговаривает по телефону на балконе. Голос тихий, но взволнованный: — Не сегодня, не могу. У сына день рождения. Да, завтра. В то же время.
Когда он вернулся, я сделала вид, что ничего не слышала. Внутри всё оборвалось, но я молчала. Боялась снова разрушить иллюзию семейного счастья.
На следующий день я проследила за ним. Вышла из дома вслед за его машиной, взяла такси. Он приехал к гостинице на окраине города. В холле его ждала женщина — высокая, светловолосая.
Я сидела в такси и смотрела, как они обнимаются. Она — не Юля, другая. Высокая, светловолосая, уверенная в себе. Он целовал ее так, как когда-то целовал меня. У меня внутри что-то умерло.
— Куда дальше? — спросил таксист.
— Домой, — ответила я машинально и назвала адрес.
Шесть лет. С того дня, когда я увидела сообщение от Юли. Шесть лет притворства, игры в семью, попыток склеить разбитую чашку. Переезд ничего не изменил. Только лица у предательства стали другие.
Андрей вернулся поздно, довольный, расслабленный.
— Совещание затянулось, — привычно соврал он. — Как дети?
— Хорошо, — я не смотрела на него. — Спят.
Он включил телевизор, развалился на диване. Я наблюдала за ним и думала: вот так и проходит жизнь. День за днем, ложь за ложью. Ты делаешь вид, что веришь. Он делает вид, что не врет. И все счастливы.
— Андрей, — я наконец решилась. — Я видела тебя сегодня.
Он не сразу понял: — Где?
— У гостиницы. С твоим «клиентом».
Он побледнел, но быстро взял себя в руки: — Это не то, что ты думаешь.
Эту фразу я слышала столько раз, что могла бы написать ее на стене.
— Хватит, — я покачала головой. — Просто хватит.
— Оля, послушай…
— Нет, — я встала. — Я устала слушать. Шесть лет слушаю твою ложь. С того дня, как родился Артём. Шесть лет притворяюсь, что всё в порядке. Шесть лет теряю себя.
— Ты драматизируешь. Подумаешь, встретился с женщиной…
— Дело не в женщине, — перебила я. — Дело в тебе. В твоей лжи. В том, что ты не уважаешь меня. Не уважаешь наших детей. Обманываешь, изворачиваешься, живешь двойной жизнью.
Он закатил глаза: — Вот опять. Опять ты раздуваешь из мухи слона. У всех мужчин бывают… слабости.
— У тебя не слабости, а образ жизни, — горько усмехнулась я. — И знаешь, что самое страшное? Я позволяла тебе. Закрывала глаза. Унижалась. Верила твоим обещаниям.
Он резко сменил тактику: — Оля, я виноват, правда. Прости. Это больше не повторится.
Я смотрела на него и не видела мужа, отца моих детей. Видела чужого человека, который за шесть лет так и не научился честности.
— Не повторится, — согласилась я. — Потому что я ухожу.
— Что? — он даже привстал. — Ты с ума сошла? Куда?
— Не знаю пока. Но дальше так продолжаться не может.
— А дети? — он зацепился за последний аргумент. — Ты о них подумала?
— Каждый день думаю, — я вдруг почувствовала спокойствие. — О том, что они растут и видят, как их отец не уважает их мать. Как он врет, уходит, возвращается, и всё начинается по кругу.
— Детям нужна полная семья.
— Полная семья — это не просто наличие отца и матери. Это уважение, любовь, честность.
Я вдруг поняла, что говорю не заготовленными фразами, не тем, что репетировала мысленно много раз. Говорю то, что действительно думаю. И от этого стало легче.
— Ты не сможешь одна, — он сменил тон на угрожающий. — Без меня, без моих денег. Кому ты нужна с двумя детьми?
— Не нужно меня пугать, — покачала я головой. — Я справлюсь. Я сильнее, чем тебе кажется.
И в тот момент я поверила в свои слова. По-настоящему поверила.
Мы разговаривали до утра. Он угрожал, умолял, манипулировал, клялся, давил на жалость. Все шесть лет нашей совместной жизни, сжатые в одну ночь.
Под утро мы оба выдохлись.
— Дай мне время, — сказал он. — Месяц. Я докажу, что изменился.
— Нет, — я была тверда. — Я уже давала тебе время. Шесть лет времени.
После этого разговора что-то изменилось. Во мне, в нём, в нашем доме.
Я начала действовать. Нашла работу в офисе, рядом с домом. Договорилась с садиком для Артёма. Позвонила маме, рассказала всё. Она плакала, но поддержала.
— Давно надо было, доченька. Я же видела, что ты несчастна.
— Почему не сказала?
— А ты бы послушала? — грустно спросила она.
Я знала ответ. Нет, не послушала бы. Мне нужно было дойти до этого самой.
Андрей мечется, не понимает, что я серьезно. Каждый вечер — новые обещания, клятвы, угрозы. Я молча слушаю и готовлюсь к отъезду.
И вот настал день, когда все документы подписаны, все вещи собраны. Дети спят, а я стою у окна и смотрю на ночной город.
Пятнадцать лет с этим человеком. Столько страха, боли, унижений. Я закрыла от этого глаза ради «семьи». Ради детей. А ведь дети чувствуют. Всё чувствуют. Ложь, напряжение, фальшь.
Артём — совсем еще малыш, но Максим… Я видела, как он смотрит на отца, когда тот в очередной раз не приходит домой вовремя. Видела недоверие в его глазах.
Я не хочу, чтобы они выросли и считали это нормой. Не хочу, чтобы Максим научился так же лгать, а Артём думал, что любовь — это когда женщина терпит всё.
Андрей спит в другой комнате. Пьян, как обычно в последние дни. Утром его ждет сюрприз — пустой шкаф, прощальная записка, документы на развод.
Когда-то я думала, что у меня нет выбора. Что я должна сохранить семью любой ценой. Что без него я пропаду. Что никто не захочет женщину с двумя детьми.
Теперь я знаю: у меня всегда был выбор. И сегодня я его делаю.
Я смотрю на телефон. Три часа ночи. Такси приедет в шесть. Осталось немного.
Сажусь к зеркалу, вглядываюсь в свое лицо. Тридцать пять лет. Когда-то я была молодой, наивной девочкой, которая верила в сказки. Потом — затравленной женщиной, которая боялась быть одна.
Кто я сейчас?
Встаю, прохожу в детскую. Максим спит, раскинув руки. Артём свернулся клубочком в своей кроватке. Мои мальчики. Ради них стоит быть сильной.
Возвращаюсь в гостиную, сажусь на диван. В сумке — документы, деньги, билеты. Съемная квартира ждет нас. Новая жизнь.
Я не знаю, что будет дальше. Знаю только, что больше не боюсь. Впервые за много лет чувствую себя свободной. Я не злюсь на Андрея, не ненавижу его. Просто отпускаю.
И себя — отпускаю. От страха, от иллюзий, от надежд на то, что он изменится.
Сажусь писать записку. «Андрей, я ухожу. Не ищи нас. Дети будут в безопасности. Документы на развод у моего адвоката…»
Перечитываю. Зачеркиваю. Пишу заново: «Я долго думала, что любила тебя так сильно, что готова была терпеть любую боль. Теперь понимаю — это был не ты. Это была я. Я боялась остаться одна, боялась не справиться. Я не простила тебя — я простила себя. За слабость, за слепоту, за ложь самой себе. Теперь всё кончено. Разрешаю себе жить дальше. И тебе — тоже».
Складываю листок. Кладу на стол вместе с обручальным кольцом.
Часы показывают пять. Пора будить детей. Пора начинать новую жизнь.
Я подхожу к двери. Берусь за ручку. Делаю глубокий вдох.
И впервые за много лет я закрываю дверь не за ним, а за собой.
