Ключ не поворачивался. Клавдия дёрнула дверную ручку раз, другой, потом ещё — замок не поддавался. Может, сломался? Да нет, не мог. Вчера закрывался нормально.
Она приложила ухо к двери. Тишина. И даже телевизор не бормочет — Серафима Витальевна всегда смотрела свой любимый сериал в это время.
— Ты чего там шебуршишься? — Соседка Регина Павловна, грузная женщина в потёртом халате, выглянула из своей квартиры напротив. — Не откроешь, что ль?
— Замок… кажется, не работает, — Клавдия посмотрела на ключи в своей руке, будто они могли дать ответ.
— А-а-а, — протянула Регина Павловна, и что-то такое было в её интонации, что Клавдия сразу насторожилась. — Так Радомир твой вчера приходил. Сумки твои приволок. Сказал, мол, ты на подольше уехала. Я их к себе забрала, чтоб не сперли.
Клавдия уставилась на соседку.
— Какие… сумки?
— Ну, с одёжей твоей. Две штуки, — Регина Павловна махнула рукой в сторону своей квартиры. — Сейчас принесу.
Клавдия стояла, прислонившись к стене, и пыталась понять, что происходит. Они ведь договорились с мужем, что она уехала переночевать всего на день. К подруге. Проветриться. После того как Серафима Витальевна в очередной раз сказала: «У тебя руки не из того места выросли». Посуду и то не можешь нормально помыть». Клавдия тогда промолчала психанула и ушла проветриться на улицу, но муж не пустил ее обратно ночевать — он попросил переночевать у Миланы: «Можно к тебе? Переночевать. Иначе я её…» Милана всё поняла.
Соседка Регина Павловна вышла с двумя большими сумками.
— Вот, держи. Радомир-то сказал, что вы того… повздорили.
Клавдия смотрела на сумки, а в голове крутилось только одно: «Моя квартира. Моя. Добрачная. Я его пустила. И мать его. А теперь…»
Она достала телефон и набрала номер мужа. Гудки. Один, второй…
— Да, — голос Радомира был неожиданно спокойным.
— Что происходит? — Клавдия изо всех сил старалась говорить ровно. — Почему я не могу попасть в свою квартиру?
Пауза. Вздох.
— Клав, не нервничай. Маме… маме сейчас нужен покой. У неё давление подскочило вчера после вашего… после того… ну, ты понимаешь.
— После чего? — Клавдия почувствовала, как внутри закипает что-то опасное. — После того, как твоя мать в сотый раз меня оскорбила? А я просто переночевала у подруги
— Клав, — в голосе Радомира появились нотки усталости, — давай не сейчас. Маме правда нужен покой. Мы же договаривались, что после операции ей нужна реабилитация. Тишина. Постельный режим. А вы постоянно… ну…
— И поэтому ты выставил меня из моей же квартиры? — Клавдия почти кричала, и ей было плевать, что её слышит вся лестничная клетка. — Ты понимаешь, что это моя квартира? МОЯ! Я тебя в неё пустила! И твою мать!
— Клав, подожди немного, — Радомир говорил почти умоляюще. — Недельку. Поживи у Миланы. Или у родителей. Пожалуйста. Мама восстановится, и мы всё… уладим.
Клавдия оборвала звонок. Хотелось швырнуть телефон о стену. Закричать. Вызвать полицию. Выломать дверь.
Вместо этого она сползла на пол, прижавшись спиной к стене, и закрыла лицо руками. Она не заплачет. Нет. Не сейчас.
Регина Павловна потопталась рядом и тихо произнесла:
— Может, чаю? Зайдёшь?
Полгода. Целых полгода Радомир уговаривал её.
— Клав, ну что тебе стоит? — он сидел на краю кровати и смотрел на неё этими своими глазами, в которых она когда-то утонула без остатка. — Маме операцию назначили. Серьёзную. Потом реабилитация. Врачи, капельницы. В её квартире это невозможно — пятый этаж, нет лифта. Ты же… ты же взрослая женщина. Сможешь потерпеть. Перетерпеть.
Клавдия смотрела в потолок. Она знала, чем это закончится. Серафима Витальевна никогда не считала её достойной своего сына. «Радик, ну что ты в ней нашёл? Ни красоты особой, ни образования приличного. И характер — поганый!» Она говорила это прямо при Клавдии, словно та была глухой или невидимой.
— И сколько она пробудет у нас? — Клавдия не смотрела на мужа.
— Ну… пока не окрепнет. Месяц, может два, — Радомир взял её за руку. — Я тебе обещаю, я всё буду делать сам. И уход, и врачей, и еду. Тебе даже общаться с ней не придётся. Ты будешь на работе целыми днями. А вечером я… я буду забирать её в свою комнату. Мы телевизор посмотрим. Или ещё что-нибудь. Ты не заметишь её присутствия.
Клавдия тогда вздохнула. Может быть, хотя бы так она докажет и Серафиме Витальевне, и Радомиру, что она не чудовище. Что она способна на компромисс.
— Хорошо, — она наконец посмотрела на мужа. — Пусть приезжает. Но я хочу, чтобы ты понимал — это моя квартира. И если станет совсем невыносимо…
— Спасибо! — Радомир прервал её, целуя в щёку. — Ты самая лучшая! Я знал, что ты поймёшь.
А сейчас Клавдия сидела на кухне у Регины Павловны и бездумно размешивала чай. Сумки — две большие сумки с её вещами — стояли у стола. Муж собрал их. Муж вынес их и оставил у соседки. Всё было… продумано.
— Звони своим, — Регина Павловна смотрела на неё с беспокойством. — Родителям или кому там. Или в полицию? Это же твоя квартира, так?
— Моя, — кивнула Клавдия. — В наследство от бабушки досталась. Я её сама отремонтировала. До знакомства с Радомиром.
Она достала телефон и набрала номер матери. Та ответила после первого гудка, словно ждала звонка.
— Клавочка? Что случилось? У тебя голос…
— Мам, — Клавдия вдруг почувствовала, как слёзы подступают к горлу, — можно я приеду? Сегодня. Сейчас.
— Конечно! — в голосе матери тревога смешалась с радостью. — А что такое? Вы с Радиком…
— Потом расскажу, — Клавдия перебила её. — Я скоро буду.
Она нажала отбой и посмотрела на Регину Павловну.
— Спасибо за чай. Я поеду к родителям.
— Правильно, — закивала соседка. — Только… ты это… ты себя в обиду не давай. Квартира-то твоя.
Клавдия кивнула, подхватила сумки и вышла.
Уже в автобусе, глядя в окно на пробегающие мимо дома, она наконец позволила себе осознать произошедшее. Её муж. Её муж выставил её из собственной квартиры. Как… как ненужную вещь. Как помеху. Чтобы она не раздражала его драгоценную мамочку.
Её затрясло — то ли от гнева, то ли от обиды. Она достала телефон, хотела позвонить Радомиру, высказать всё… но отложила. Нет. Она должна всё обдумать. Успокоиться. Решить, что делать дальше.
Родители встретили её с тревогой. Особенно когда увидели сумки.
— Что случилось? — отец, Антип Васильевич, забрал у неё поклажу. — Вы что, разводитесь?
Клавдия прошла на кухню и тяжело опустилась на стул. Мать, Зинаида Игоревна, засуетилась вокруг:
— Сейчас поесть разогрею. Ты голодная?
Клавдия покачала головой:
— Мама, папа… Радомир меня из квартиры выставил. Из моей собственной квартиры.
Антип Васильевич замер:
— В каком смысле «выставил»?
— Я переночевала у Миланы. Вернулась — замок сменили. Вещи мои… к соседке вынесли.
Зинаида Игоревна охнула и присела рядом:
— Как это? Почему?
Клавдия глубоко вздохнула и начала рассказывать. Как полгода назад согласилась принять свекровь после операции. Как изо всех сил старалась сдерживаться, когда та начинала свои выпады. Как вчера не выдержала и сорвалась, как муж попросил поехать переночевать к подруге, чтобы не устраивать скандал.
— И вот… получается, я теперь бездомная, — она горько усмехнулась. — В своей же квартире.
Антип Васильевич ходил по кухне, сжимая и разжимая кулаки:
— Нет, ну это… это беспредел! Поехали прямо сейчас! Я ему… я им обоим…
— Нет, пап, — Клавдия остановила его жестом. — Ты только сделаешь хуже. Радомир скажет, что вы пришли меня… «подбивать» на скандал. А мне надо подумать.
— О чём тут думать? — возмутился отец. — Квартира твоя! Вызывай полицию, пусть его… выдворят оттуда!
— Антип, успокойся, — Зинаида Игоревна положила руку на плечо мужа. — Клава правильно говорит. Тут надо… с холодной головой.
Она повернулась к дочери:
— Клавочка, может, это недоразумение? Может, он погорячился? Вы же столько лет вместе. И любите друг друга…
— Мам, он СПЛАНИРОВАЛ видимо это, — Клавдия почувствовала, как внутри снова поднимается горячая волна. — Он подготовился. Собрал мои вещи. Сменил замок. И всё это, пока меня не было. Это не… выплеск эмоций. Это. Обдуманное. Решение.
Она встала:
— Я пойду лягу. Устала. Завтра… завтра буду решать, что делать.
Клавдия лежала в своей старой комнате, смотрела в знакомый с детства потолок и думала. Может, Радомир прав, и ей просто переждать неделю? Может, свекровь действительно нужен покой? Может…
Зазвонил телефон. Милана.
— Ну как ты? Добралась?
— Да, я у родителей, — Клавдия села на кровати. — Радомир… он меня выставил, Мил6 представляешь… Из моей же квартиры.
— Как выставил?! — Клавдия почти увидела, как у подруги округлились глаза. — В смысле?
— В прямом. Я приехала — замки сменены. Вещи мои соседке отдал. Сказал «подожди недельку».
— Нихо-хо себе! — в голосе Миланы звенело возмущение. — И ты… что ты будешь делать?
— Не знаю, — Клавдия потёрла лоб. — Родители, конечно, зовут полицию вызывать. Но…
— Но ты же любишь его, — тихо закончила Милада. — И думаешь, может, правда подождать?
— Да, — призналась Клавдия. — Мы же пять лет вместе. У всех бывают… сложности. Может, ему просто нужно время с матерью побыть. Она всё-таки после операции…
— Клав, ты себя слышишь? — Милада была предельно серьёзна. — Он. Тебя. Выгнал. Из твоего же дома. Это… это не «сложности». Это предательство. Если ты сейчас это проглотишь, он решит, что может делать с тобой всё, что угодно.
Клавдия молчала. Где-то в глубине души она знала, что Милана права.
— Я… подумаю ещё. Спасибо, что позвонила.
Она отключилась и снова легла, уставившись в потолок. А в голове крутились слова мужа: «Подожди недельку. Пожалуйста. Мама восстановится, и мы всё уладим».
Прошло три дня. Клавдия не выходила на связь с Радомиром. Он тоже не звонил. Она почти убедила себя, что всё образуется, что нужно просто переждать, дать время…
И тут позвонила Регина Павловна.
— Клавдия, ты это… сидишь?
— В каком смысле? — Клавдия напряглась.
— Тут твоя… свекровь эта… ходит по соседям, — Регина Павловна говорила быстро, словно боялась, что её прервут. — Спрашивает, не замечали ли мы чего странного в твоём поведении. Говорит, ты того… психически нестабильная. Кричишь часто, агрессивная. И «всё это на почве гормонального сбоя».
Клавдия почувствовала, как холодеет.
— И… что ей отвечают?
— Да кто ж ей такую ерунду подтвердит! — фыркнула Регина Павловна. — Я ей так и сказала — нормальная ты. С характером, конечно, но кто без него? А она мне: «Не скажите, не скажите, она давно лечиться должна. Она на меня набрасывалась. Она явно не понимает происходящего — я с операции, а она меня ругает, выгоняет, швыряется вещами. Мы с сыном как раз готовим документы на освидетельствование».
Клавдия задохнулась от возмущения:
— На какое ещё освидетельствование?!
— Во-во, я о том же! — Регина Павловна явно была на её стороне. — Это они тебя под… это самое… недееспособность подвести хотят. А потом — р-раз, и квартирка-то ваша общая. Как у мужа с женой. А потом наверняка выяснится, что ты «не можешь ей распоряжаться». Я видела в передаче одной — такое муженёк устроил. Чуть не увёл всё имущество.
Клавдия сглотнула:
— Спасибо, что позвонили, Регина Павловна. Я… я разберусь.
Она положила трубку и замерла. В голове эхом звучали слова соседки: «Готовим документы на освидетельствование».
Это бред сумасшедшего.
Клавдия сидела на кухне, обхватив ладонями остывшую чашку. Мать тревожно поглядывала, отец ходил из угла в угол.
— И что делать? Документы-то все там остались! — выпалила она. — Даже паспорт в сумке.
— Ничего, восстановим, — буркнул отец. — Только сначала по шее этому… благоверному надо надавать.
— Пап, перестань, — поморщилась Клавдия. — Мне нужен совет, а не… это.
Мать подсела ближе:
— Помнишь Толика? Ну, который с тётей Валей через стенку жил? Он сейчас нотариусом работает. Тут недалеко.
— И что я ему скажу? — Клавдия невесело усмехнулась. — Здрасьте, меня муж из квартиры выпер, документов нет, помогите?
— А что, неплохое начало, — отец внезапно остановился. — Надо с кем-то знающим посоветоваться. А то полезем сами — ещё хуже сделаем.
Через час они втроём топтались у обшарпанной двери с табличкой «Нотариус». Клавдия нервно теребила рукав.
— Ну? — подтолкнул отец. — Стучи давай.
Анатолий Петрович, лысоватый мужчина с усталыми глазами, слушал, почёсывая подбородок. Перебил только раз:
— То есть свекровь соседей обходит, про твоё состояние выспрашивает? Дело дрянь.
— Это так плохо? — Клавдия напряглась.
— Не то слово, — нотариус поскрёб ручкой по столу. — Они, походу, тебя под недееспособность подвести хотят. А потом — р-раз! — и муженёк заявит, что общим имуществом распоряжается.
— Но это же моя квартира! Добрачная — голос Клавдии дрогнул.
— Вот именно, что твоя, — кивнул Анатолий Петрович. — Иначе бы так не суетились. Слушай, я знаю одного толкового юриста…
— А документы? Как без них? — вклинился отец.
— Восстановим, не проблема, — отмахнулся нотариус. — А пока… — он нацарапал что-то на листке, — вот, позвони этому человеку. Объясни ситуацию. Скажи, от меня.
Клавдия взяла бумажку, разглядывая телефонный номер.
— И что делать дальше?
— Разводиться, — пожал плечами Анатолий Петрович. — И выселять. Обоих. Ты ж не хочешь с таким жить? После такого?
Клавдия замялась. Перед глазами мелькнуло лицо Радомира — утреннее, сонное, родное. Было родное. Когда-то.
— Не хочу, — тихо сказала она.
— Ну вот, — кивнул нотариус. — Звони адвокату. Действуйте быстро, пока они свои бумажки на экспертизу не настрочили.
Выйдя на улицу, Клавдия глубоко вдохнула. Хватит. Хватит бояться. Пора возвращать своё.
Через неделю Радомир получил письмо. В нём было два уведомления — о подаче искового заявления о расторжении брака и о выселении из жилого помещения.
Он позвонил ей сразу же:
— Клава? Что это такое? Что за… что происходит?
Голос мужа звучал обеспокоенно. Растерянно. Испуганно. Клавдия когда-то любила его голос. Сейчас он вызывал только усталость.
— А ты не понимаешь? — она говорила спокойно. Слишком спокойно. — Я расторгаю наш брак. И выселяю вас. Обоих.
— Но… как же… мы же договорились! — Радомир нервно дышал в трубку. — Неделя! Ты сказала…
— Я ничего не говорила, — перебила Клавдия. — Это ты сказал «подожди недельку». И я подождала. Узнала много интересного. Например, что вы с матерью готовите документы для психиатрического освидетельствования. Чтобы признать меня недееспособной.
Тишина. Долгая, звенящая тишина.
— Клав, — наконец произнёс Радомир, и в голосе его звучало что-то похожее на раскаяние, — ты же понимаешь, это всё… это из-за мамы. Она… она после операции, ей нужен покой…
— Нет, — Клавдия чуть повысила голос. — Это не из-за твоей мамы. Это из-за тебя. Ты выбрал сторону. Всегда выбирал её. И вот теперь… окончательно выбрал.
Она помолчала и добавила:
— Я потеряла не только дом. Я потеряла тебя. Точнее, ты потерял меня. Но теперь я верну хотя бы дом.
Радомир заговорил быстро, сбивчиво:
— Клав, мы можем всё решить! Давай поговорим! Я… я перевезу маму обратно к ней. Я сделаю всё, что…
— Поздно, — Клавдия оборвала его. — Слишком поздно.
Она отключилась, не дожидаясь ответа.
Клавдия бросила телефон на кровать и откинулась на подушку. Странно. Должна бы реветь, а внутри — пусто и легко. Как будто наконец-то выдохнула после долгой задержки дыхания.
«Вот и всё», — подумала она, глядя в потолок. Бабушкина квартира. Её собственный угол, который она так глупо чуть не потеряла. Больше такого не повторится. Никогда.
Вспомнились слова Миланы: «Предал раз — предаст снова». Тогда злилась на подругу, а теперь понимает — та была права. С самого начала права.
Радомир сделал выбор. Теперь её очередь.
