никитаВ тусклом свете настольной лампы две фигуры склонились над разложенными на столе бумагами. Стук дождевых капель по карнизу создавал таинственный фон для их приглушенного разговора. Анна Сергеевна, женщина лет пятидесяти с аккуратно собранными в пучок русыми волосами, в которых серебрилась седина, нервно постукивала карандашом по столу. Её собеседник, мужчина в строгом тёмно-синем костюме, терпеливо объяснял детали документов.
— Значит, вот здесь нужно указать полную стоимость коллекции? — её дрожащий голос выдавал внутреннее напряжение.
— Совершенно верно, Анна Сергеевна. И не забудьте про экспертную оценку каждого предмета, — Михаил Андреевич придвинулся ближе, его дорогой парфюм смешивался с запахом свежезаваренного чая.
— А это точно останется конфиденциальным? — она понизила голос до шёпота. — Виктор Павлович не должен узнать раньше времени.
— Все документы будут храниться в строжайшей тайне, — юрист заверяюще коснулся её руки. — Доверьтесь моему опыту.
Скрип половицы заставил обоих вздрогнуть. В дверном проёме замер Виктор Павлович, его массивная фигура отбрасывала длинную тень на стену. Седые виски и залегшие под глазами тени выдавали бессонную ночь. Его взгляд метнулся от руки юриста к побледневшему лицу жены.
— Что здесь происходит? — голос звучал обманчиво спокойно, но желваки на скулах выдавали едва сдерживаемую ярость.
Анна резко выпрямилась, машинально прикрывая бумаги дрожащими руками: — Витя, милый, ты не спишь? Я думала…
— Очевидно, думала ты не обо мне, — он шагнул в комнату, половицы протестующе заскрипели под его тяжёлыми шагами. — Может, представишь своего… полуночного гостя?
— Добрый вечер, — незнакомец поднялся, одергивая пиджак. В свете лампы блеснул дорогой перстень на его пальце. — Михаил Андреевич, юрист.
— Юрист? В полночь? — Виктор горько усмехнулся, его пальцы побелели от напряжения. — Какие же юридические вопросы требуют такой срочности и… интимности?
— Виктор, прошу тебя… — Анна сделала шаг к мужу, но он отшатнулся как от удара.
— Не утруждайся объяснениями, — его голос сочился ядом. — Продолжайте ваше… совещание. Не буду мешать.
— Виктор Павлович, позвольте прояснить ситуацию… — начал было Михаил Андреевич, но осекся под испепеляющим взглядом хозяина дома.
Хлопнула дверь спальни с такой силой, что задребезжали стёкла в серванте. Анна обессиленно опустилась на стул, прижимая ледяные руки к пылающим щекам. За окном мерцали редкие фонари, а в доме повисла гнетущая тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов и шумом дождя.
***
Утро выдалось промозглым и серым. Виктор сидел на кухне, механически помешивая давно остывший чай.
Металлический звон ключей в замке возвестил о возвращении Анны из магазина. Она замерла на пороге кухни, глядя на осунувшееся лицо мужа. В авоське звякнули банки с консервами — вечное напоминание о их стеснённом положении.
— Доброе утро, — её голос был тих, как шелест осенних листьев.
Виктор молчал, изучая трещину на любимой чашке — такую же глубокую, как пропасть, что разверзлась между ними за одну ночь.
— Витя, нам нужно поговорить, — Анна присела на краешек стула, не снимая потрёпанного плаща.
— О чём? — он поднял воспалённые от бессонницы глаза. — О твоих полуночных рандеву с господином в дорогом костюме?
— Перестань, — она стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев. — Ты всё неправильно понял. Михаил Андреевич действительно юрист, он помогает мне с документами.
— Ночью? — Виктор резко отодвинул чашку, чай выплеснулся на скатерть. — За три месяца моего вынужденного безделья ты ни разу не упомянула о каких-то важных делах. Или я настолько погряз в своей никчёмности, что не заслуживаю даже простого разговора?
— Именно поэтому! — Анна всплеснула руками, её глаза заблестели от слёз. — После твоего увольнения ты сам не свой. Я не хотела добавлять тебе переживаний.
— Переживаний? — он горько усмехнулся, вставая из-за стола. — Конечно, зачем тревожить безработного мужа? У него и так проблем хватает. Пусть сидит в своём углу, пока жена решает важные вопросы с молодым юристом в дорогом костюме и с перстнем на пальце.
— Замолчи! — в голосе Анны зазвенела сталь. — Ты несправедлив. Я всё делаю ради нас, ради нашей семьи!
— Ради нас? — Виктор остановился в дверях, его плечи поникли. — Знаешь, что действительно несправедливо? Когда муж застаёт жену посреди ночи с незнакомцем в собственном доме. Когда каждое её слово звучит как оправдание. Когда двадцать пять лет совместной жизни разбиваются о какие-то секретные документы. Вот это, Аня, по-настоящему несправедливо.
За окном усилился дождь, его монотонный стук словно отсчитывал секунды их рушащегося счастья. Анна смотрела в спину уходящего мужа, и каждый его шаг отдавался болью в её сердце. Она знала: ещё немного, и правда откроется. Но будет ли это победой или окончательным поражением?
***
Вечером Виктор вернулся домой поздно, насквозь промокший от дождя. В гостиной горел свет — и снова эти двое над бумагами. В груди что-то оборвалось, руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Браво! — он саркастически зааплодировал, стоя в дверном проёме. Капли воды с его плаща оставляли тёмные следы на паркете. — Второй акт той же пьесы? Или уже финал?
— Витя, умоляю… — Анна вскочила, опрокинув чашку с чаем. Тёмная жидкость медленно расползалась по документам.
— Виктор Павлович, — Михаил Андреевич поднялся, заслоняя собой испуганную женщину, — давайте я всё объясню. Хватит недомолвок.
— Не стоит утруждаться, — Виктор в три шага оказался у стола. — Что тут у вас? Любовные записки? Или может, документы на развод?
Он резким движением схватил ближайшую бумагу, не обращая внимания на пятна от чая. Глаза лихорадочно забегали по строчкам: «Оценочная стоимость коллекции антикварных украшений…», «Благотворительный аукцион…», «Анонимный даритель…»
— Что… что это? — его голос предательски дрогнул, руки с бумагами опустились.
Анна медленно подошла к мужу, осторожно коснулась его плеча: — Помнишь мою коллекцию антикварных брошей? Ту самую, что я тридцать лет собирала. Каждая брошь — история, каждая — воспоминание. Михаил Андреевич помогает оформить документы для благотворительного аукциона.
— Но зачем? — он повернулся к жене, в глазах застыло непонимание. — Это же дело всей твоей жизни…
— Потому что ты — дело всей моей жизни, глупый, — её голос дрожал. — Нам нужны деньги, Витя. На твою переквалификацию, на курсы программирования. Я же вижу, как ты угасаешь без любимого дела.
Виктор тяжело опустился на стул, бумаги выскользнули из ослабевших пальцев: — Твоя коллекция… Ты же всю жизнь её собирала. Каждая брошь — это событие, это память…
— А ты всю жизнь работал ради нас, — она встала перед ним на колени, заглядывая в глаза. — Теперь моя очередь что-то сделать для тебя. Для нас.
***
Поздним вечером, когда Михаил Андреевич ушёл с папкой оформленных документов, Виктор и Анна сидели на кухне. Перед ними дымились чашки с чаем, в открытую форточку доносился свежий запах после дождя.
— Почему ты не сказала сразу? — тихо спросил Виктор, глядя на жену поверх чашки. — Зачем эта конспирация?
Анна улыбнулась, и в уголках её глаз собрались морщинки: — Ты бы не позволил. Сказал бы, что справишься сам, что найдёшь выход. Гордый мой…
— Прости меня, — он протянул руку через стол, накрывая её ладонь своей. — За подозрения, за резкость, за то, что усомнился…
— Знаешь, — она задумчиво посмотрела в окно, где в сгустившихся сумерках зажигались первые звёзды, — эти броши… Они ведь правда очень дорогие. На аукционе за них дадут хорошую цену. Хватит и на курсы, и на первое время.
Виктор крепче сжал её пальцы: — Даже не представляю, чем заслужил такую жену.
В темноте за окном мерцали фонари, их свет отражался в стёклах старого серванта.
На столе, рядом с чашками, лежал глянцевый буклет курсов программирования. Новое начало. Новая жизнь. Старая любовь.
Виктор поднялся из-за стола и крепко обнял жену. За окном продолжал шелестеть дождь, но теперь его звук казался не тоскливым, а умиротворяющим. Символом очищения и обновления.