никитаВ тридцать два года Мария научилась различать мужчин по их первым фразам. Кто-то сразу начинал с комплиментов — таких она отсеивала автоматически. Кто-то пытался произвести впечатление рассказами о доходах — мимо. А кто-то говорил о равенстве, о партнёрстве, о том, что время мачо прошло.
Алексей был из последних.
— Знаешь, — сказал он в тот первый вечер, когда они сидели в кафе, а за окном октябрь раскрашивал город в золото, — я не из тех, кто считает, что женщина должна. Я вообще против слова «должна». Я за то, чтобы всё было честно. Поровну.
Мария отпила глоток кофе и подумала, что, возможно, жизнь наконец-то решила сделать ей подарок. После двух лет одиночества, после череды неудачных свиданий с мужчинами, которые либо искали маму, либо служанку, либо декорацию к своей успешности, она встретила того, кто говорил на её языке.
— Поровну — это как? — спросила она, не скрывая интереса.
— Ну, как в нормальных отношениях. Каждый сам за себя отвечает. Я не хочу быть грузом и не хочу, чтобы ты была грузом для меня. Всё честно: и счета, и решения, и ответственность.
Звучало разумно. Звучало по-взрослому. Звучало как то, чего она искала всю жизнь.
Алексей был архитектором — как и она. Работал в другой компании, над другими проектами, но они понимали друг друга с полуслова. Он мог часами рассказывать о японском минимализме, а она — о том, как важно учитывать психологию пространства. Они ходили на выставки, обсуждали книги, спорили о том, нужны ли городу новые торговые центры.
И он действительно делил всё поровну.
В ресторане Алексей не хватался за счёт геройски — он просто доставал карту, когда приходило время платить. Если ужин стоил две тысячи, каждый платил тысячу. Если билеты в театр — по билету на человека. Он не задавался вопросом, прилично ли это, и не ждал от неё восхищения своей щедростью.
— Слушай, — говорил он, когда она задерживалась в офисе до полуночи над очередным проектом, — я принёс тебе кофе. И сэндвич. Не хочу, чтобы ты голодала.
Приятно. Заботливо. Не навязчиво.
Когда у неё был дедлайн по конкурсному проекту, он писал: «Как дела? Если что — звони. Помогу, чем смогу». Не лез, не отвлекал, не требовал внимания к себе. Казалось — идеал.
Но где-то через полгода эта идеальность начала царапать. Незаметно, как потёртость на любимой кофте, которую сначала не замечаешь, а потом она вдруг становится невыносимой.
Первый звонок был в марте. Мария сидела в офисе, и вдруг стало нечем дышать. Сердце заколотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди, руки тряслись, в голове плыло. Паническая атака — она знала эти симптомы, но от этого не становилось легче.
Она позвонила Алексею дрожащими пальцами.
— Лёш, мне плохо. Можешь приехать?
— Что случилось?
— Не знаю. Задыхаюсь. Кажется, паническая атака.
Пауза.
— Марь, а ты уверена, что это не от переутомления? Может, тебе просто домой пора?
— Алексей, мне страшно. Можешь просто приехать?
— Слушай, а смысл? Ты же сильная, ты справишься. А я сейчас на совещании. Если совсем плохо будет — вызови скорую.
Она положила трубку и поняла, что дышать стало ещё тяжелее.
Домой добралась сама. Алексей пришёл вечером с вином. И цветами.
— Как ты? — спросил он, целуя её в щёку.
— Лучше.
— Вот и хорошо. А то я уже волноваться начал.
Они выпили вина, он рассказывал про совещание, про нового заказчика, про планы на выходные. А она слушала и думала: почему у неё такое ощущение, что её накрыли стеклянным колпаком? Что она здесь, а он — где-то там, за стеклом?
В мае у неё был важный конкурс. Проект торгового комплекса, на который она положила три месяца жизни. Трое суток без сна перед подачей заявки — это было нормально в их профессии. Но когда на вторые сутки у неё начали дрожать руки от усталости, она написала Алексею:
«Так плохо. Можешь хоть поесть принести?»
Ответ пришёл через час: «Машь, я в спортзале. Если что — заказывай доставку. Не хочу отвлекать тебя от работы».
Доставку она заказала сама. Поела сама. Довела проект до финиша сама. И когда Алексей пришёл вечером, радостный и свежий после тренировки. Она поняла, что ненавидит его белоснежную футболку. И аромат дорогого парфюма.
— Как дела? Закончила?
— Закончила.
— Молодец! Я так и знал, что ты справишься.
Всегда он так и знал, что она справится. Справится с работой, с усталостью, с приступами паники, с собственными проблемами. Он был уверен в её силе больше, чем она сама.
А ещё он был уверен, что не должен в эту силу вмешиваться.
— Машь, — говорил он, когда она пыталась обсуждать их будущее, — а зачем загадывать? Живём и радуемся. Главное — не нарушать границы друг друга.
— А если я хочу детей?
— Когда-нибудь потом поговорим.
— А если я хочу жить вместе?
— А зачем спешить? У каждого своё пространство — это же здорово.
Каждый раз, когда она пыталась заглянуть за горизонт их отношений, он отступал на шаг, прикрываясь красивыми словами о свободе и уважении к личности.
Он был рядом, когда было хорошо. Он исчезал, когда становилось трудно. И называл это равенством.
Последней каплей стал тот вечер в июне. Мария пришла домой после провального совещания, где заказчик разнёс её проект в пух и прах. Она едва сдерживала слёзы в машине, а дома просто села на пол у двери и заплакала.
Алексей пришёл через час, увидел её красные глаза и замер.
— Что случилось?
— Всё плохо. Проект провалился. Полгода работы коту под хвост.
Он постоял несколько секунд, потом подошёл и неловко погладил её по плечу.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не знаю. Наверное, да.
— А хочешь, я лучше схожу в магазин? Куплю что-нибудь к ужину? Не хочу лезть, если ты не готова говорить.
И ушёл.
Когда он вернулся с продуктами, она уже не плакала. Сидела на диване, смотрела в окно и думала о том, что такое равенство.
Равенство — это когда оба платят за ужин. А что, когда один болеет. А другой здоров? Когда у одного кризис. А у другого всё хорошо? Когда одному страшно, а другой чувствует себя спокойно?
Алексей резал салат на кухне и что-то рассказывал про свой день. Нормальный день, без стрессов и провалов. А она смотрела на него и понимала: он не жестокий. Он не равнодушный. Он просто не включён. Не готов нырнуть в её боль, разделить её страхи, принять на себя часть её тяжести.
Он был рядом, пока ей не нужна была опора.
В тот вечер она поняла: этого недостаточно.
Утром, когда Алексей ушёл на работу, Мария собрала свои вещи. Немного — только то, что принесла к нему за эти месяцы. Оставила на кухонном столе записку:
«Алексей, ты обещал делить всё поровну. Но делил только счета. Ты спрашивал, как дела, но не был рядом, когда дела шли плохо. Ты думаешь, что равенство — это не мешать. А я думаю, что равенство — это нести вместе. Спасибо за то, что помог мне это понять. Мария.»
Вечером он прислал длинное сообщение. Писал, что не понимает, что произошло, что он же не запрещал ей звонить, если нужна помощь, что он уважал её самостоятельность.
Она не ответила.
А через неделю сидела в баре с подругой Леной, пила вино и впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему услышанной.
— Понимаешь, — говорила она, вертя бокал в руках, — он был правильным. Политкорректным. Продвинутым. Но он не был… не был в этом. В нас. Он был рядом, но не вместе.
— А в чём разница?
— Ну, рядом — это когда ты сидишь в одной комнате. А вместе — это когда ты готов упасть в мою яму и выбираться оттуда вдвоём. Он не хотел падать. Он хотел просто не мешать мне карабкаться.
Лена кивнула.
— И знаешь, что самое ужасное? Он считал себя идеальным мужчиной. Потому что не был тираном. Не требовал, чтобы я готовила борщи и рожала детей. Но он и не давал ничего взамен. Ну, кроме половины счёта в ресторане.
— А что ты хотела от него?
Мария помолчала, подбирая слова.
— Я хотела, чтобы он хотел меня спасать. Иногда. Не всегда — я же правда самостоятельная. Но иногда. Когда мне плохо. Я хотела, чтобы он бежал ко мне, не думая о своих границах и личном пространстве. Я хотела быть его слабостью. А он хотел, чтобы у него не было слабостей.
— Понятно.
— Знаешь, равенство — это не арифметика. Это про то, что когда одному плохо, второй подхватывает. А когда станет плохо второму — подхватит первый. А у нас каждый сам за себя. Это не равенство. Это параллельные жизни.
Они допили вино в тишине. А Мария думала о том, что в следующий раз будет искать не правильного мужчину. Будет искать того, кто умеет быть неправильным. Того, кто готов потерять голову. Того, кто не боится нырнуть в её хаос и увести её в свой.
Потому что любовь — это не про поровну. Это про всё сразу. Про то, чтобы отдавать больше, чем можешь, и получать больше, чем заслуживаешь.
А поровну — это для счетов в ресторане. Не для сердца.