Мария Павловна закрыла дверцу холодильника с тихим вздохом. Обед готов, в квартире прибрано, стирка сделана. Жизнь по расписанию — тридцать пять лет одно и то же. Муж вернется с работы, поест молча, сядет перед телевизором. Потом ужин, сон и новый день — точная копия предыдущего.
— Витя звонил? — спросила она у кота Мурзика, который лениво потягивался на подоконнике.
Мурзик, конечно, промолчал. Виктор в последнее время и сам был немногословнее кота. Приходил поздно, говорил мало, смотрел как-то мимо. Раньше хоть спрашивал про детей и внуков, теперь даже эти разговоры сошли на нет.
«Может, устал просто», — думала Мария, помешивая борщ на плите.
Звук ключа в замке заставил ее повернуться. Странно, Витя обычно приходил на час позже.
— Ты сегодня рано, — улыбнулась Мария, вытирая руки полотенцем.
Виктор кивнул, но не посмотрел ей в глаза. Прошел в комнату, сел на диван. Руки его нервно теребили ремень часов.
— Маш, нам нужно поговорить.
Что-то в его голосе заставило ее похолодеть. За тридцать пять лет она слышала это «поговорить» всего несколько раз, и никогда ничего хорошего за этим не следовало.
— Что случилось? — она села рядом, сложив руки на коленях.
Виктор глубоко вздохнул и наконец посмотрел ей в глаза.
— Я ухожу.
— Куда? — не поняла она.
— Я ухожу, Маш. Совсем. Мне нужно начать новую жизнь.
Мария почувствовала, как комната вокруг нее качнулась.
— Ты шутишь? — ее голос прозвучал глухо, словно издалека.
— Нет. Я всё решил.
— Но почему? Что случилось? — она старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось где-то в горле.
Виктор встал и прошелся по комнате.
— Я устал. От всего этого. От одинаковых дней. От нашего молчания. Хочу побыть один, понимаешь?
— А я? — только и смогла спросить Мария. — А как же я?
— Ты справишься, — он говорил уверенно, но взгляд бегал по комнате. — Ты сильная.
Он пошел в спальню и достал с антресоли большую дорожную сумку. Мария следовала за ним, все еще не веря происходящему.
— Вить, может, мы просто поговорим? Может, это просто… ну, кризис какой-то? У всех бывает.
Он молча открыл шкаф и начал складывать вещи. Футболки, рубашки, брюки — все летело в сумку без особого разбора.
— Ты уже нашел, где жить? — спросила она.
— Сниму что-нибудь. Не переживай.
— Не переживай? — она нервно рассмеялась. — Серьезно? Ты после тридцати пяти лет брака говоришь мне не переживать?
Телефон Марии зазвонил в кармане фартука. На экране высветилось «Катя» — их дочь.
— Мам, ты знаешь, что папа собрался съезжать? Он мне только что звонил! Что у вас происходит?
— Кать, я сама только узнала. Перезвоню позже, — Мария сбросила вызов.
Виктор продолжал собирать вещи, словно ничего не слышал.
— Ты даже детям сказал раньше, чем мне?
Он пожал плечами.
— Так получилось.
— А что ты им сказал? Что я тебя достала? Что плохая жена?
— Ничего такого, Маш. Просто сказал, что ухожу. Мне нужно пространство.
— Пространство, — эхом повторила она. — Тридцать пять лет его не требовалось, а теперь вдруг понадобилось.
Телефон снова зазвонил. Теперь это был сын.
— Да, Андрюш. Нет, всё нормально. Папа решил пожить отдельно. Нет, я не знаю почему. Спроси у него сам. Перезвоню позже.
Виктор застегнул сумку и выпрямился.
— Я заберу остальное потом, хорошо?
Мария смотрела на него и не узнавала. Это был тот самый Витя, с которым она прожила большую часть жизни? Который держал ее за руку, когда рождались дети? Который каждое утро пил ее чай и ел ее завтраки?
— Ты всё решил? — тихо спросила она. — И ничего нельзя изменить?
— Прости, Маш. Так будет лучше.
— Для кого?
Он не ответил, взял сумку и пошел к выходу. У двери остановился.
— Я позвоню.
Когда дверь за Виктором закрылась, Мария медленно опустилась на стул в прихожей. Борщ на плите! Она вскочила и побежала на кухню. Выключила огонь под кастрюлей и уставилась на свое отражение в оконном стекле. Глаза сухие, лицо бледное.
— Он ушел, — сказала она вслух, пробуя эти слова на вкус. — Муж ушел от меня.
Телефон снова зазвонил. Соседка Нина.
— Маш, я только что видела твоего с сумкой! Он чего, в командировку?
— Нет, Нин. Он… ушел.
— В смысле ушел? Совсем?
— Говорит, устал. Хочет новой жизни.
— Да что ты! — ахнула Нина. — На старости лет! Совсем с ума сошел? А ты как?
— Не знаю, — честно ответила Мария. — Пока не поняла.
— Я сейчас приду. С пирогом. Посидим, поговорим.
— Нин, не надо…
Но соседка уже отключилась. Мария вздохнула. Через полчаса вся улица будет знать, что Виктор Степанович ушел от жены. Начнутся разговоры, сплетни, жалостливые взгляды.
Телефон зазвонил снова. Дочь.
— Мам, мы с Андреем решили: я сегодня приеду, переночую у тебя.
— Кать, не надо. Я в порядке.
— Какой в порядке? Папа с ума сошел! Тридцать пять лет прожили, и вдруг ему приспичило. Я сейчас ему позвоню, мозги вправлю!
— Не надо! — почти крикнула Мария. — Пожалуйста. Это наше с ним дело.
— Но мам…
— Катюш, — голос Марии смягчился. — Я правда хочу побыть одна. Подумать. Это… шок, да. Но мне нужно время.
В дверь позвонили. Нина примчалась с пирогом. За ней маячила Валентина Петровна с третьего этажа.
— Мне пора, — быстро сказала Мария дочери. — Соседки пришли.
Вечер превратился в хаос сочувствия. Нина причитала, Валентина Петровна рассказывала про свою племянницу, от которой муж тоже ушел, но потом вернулся. К ним присоединилась Зина из соседнего подъезда с наливкой. Мария сидела среди этой суматохи, кивала и думала: «Они говорят обо мне так, будто я уже умерла».
Когда соседки наконец ушли, в квартире стало оглушающе тихо.
Борщ остыл. Мария посмотрела на часы — десять вечера. Обычно в это время она уже мыла посуду после ужина, а Виктор смотрел новости.
— А теперь что? — спросила она у пустой кухни.
Мария подошла к плите, посмотрела на кастрюлю с борщом и вдруг резко отвернулась. Впервые за тридцать пять лет ей не захотелось мыть посуду. Впервые не захотелось следить за порядком, готовить завтрак на завтра, раскладывать по местам вещи.
Она прошла в спальню. На кровати еще была видна вмятина от сумки Виктора. В шкафу зияли пустоты — полки, где раньше лежали его вещи. Мария открыла антресоль, нащупала старую коробку и достала ее. Фотоальбомы, письма, открытки. Их история.
Рука нащупала бархатный футляр. Серьги с гранатами — подарок Виктора на двадцатилетие свадьбы. Она их почти не носила — берегла для особых случаев. А особые случаи всё не наступали.
Мария надела серьги, подошла к зеркалу. Из отражения на нее смотрела усталая женщина с покрасневшими глазами и гранатовыми капельками в ушах.
— Вот и настал особый случай, — сказала она отражению и вдруг рассмеялась — нервно, с надрывом.
Мария вернулась на кухню, взяла телефон и отключила его. Потом открыла холодильник, достала бутылку вина, которую держала для гостей, и налила себе бокал. Устроилась на диване, включила телевизор и впервые за много лет позволила себе просто сидеть, ничего не делая.
— За новую жизнь, — сказала она, поднимая бокал. — Раз уж ты так хотел.
Утро встретило Марию непривычной тишиной. Никто не шаркал тапочками по коридору, не гремел на кухне чашкой, не бормотал что-то про погоду. Она открыла глаза и уставилась в потолок. Часы показывали девять — она проспала! Впервые за много лет не встала в шесть, чтобы приготовить завтрак мужу.
Мария резко села на кровати, но тут же вспомнила: некому готовить. Виктор ушел.
— Ушел, — повторила она вслух и удивилась: вчерашней боли уже не было. Только глухая обида и… любопытство? Что теперь будет?
Телефон, включенный утром, разрывался от сообщений. Дети, соседки, даже свекровь позвонила — видимо, Виктор сообщил матери о своем решении.
— Да, Антонина Васильевна, — сказала Мария в трубку. — Нет, я не знаю, почему он так решил. Спросите у сына.
Она повесила трубку, не дослушав причитания свекрови. Впервые за тридцать пять лет.
На кухне Мария машинально потянулась за сковородкой — и остановилась. Сегодня она будет завтракать иначе. Йогурт и яблоко. То, что она любит, а не то, что привыкла готовить для Вити.
День пролетел странно. Мария не убиралась, не готовила обед на двоих, не проверяла, погладила ли рубашку мужу. Она просто сидела с книгой, которую давно хотела прочитать. Потом позвонила подруге Тамаре, с которой не общалась уже год — всё времени не хватало.
— Тома, привет. Это я, Маша.
— Машка? Ты чего вдруг?
— Виктор от меня ушел.
— Да ладно! — Тамара ахнула. — И куда его понесло на старости лет?
— Не знаю. Говорит, новой жизни захотел.
— И как ты?
Мария задумалась. Как она? Разбита? Убита горем? Нет. Ей было… странно. Пусто. Но и свободно одновременно.
— Знаешь, я, кажется, тоже хочу попробовать новую жизнь, — неожиданно для себя сказала Мария.
В дверь позвонили на следующий день, когда Мария примеряла перед зеркалом старое платье, которое не надевала лет десять. Оно всё еще хорошо сидело, только в талии немного жало.
На пороге стоял Виктор с неловкой улыбкой.
— Забыл кое-что, — сказал он, проходя в квартиру. — Документы в столе и зимние ботинки.
Мария кивнула. Она не бросилась к нему с расспросами, не стала плакать и умолять вернуться. Просто пошла на кухню и включила чайник.
— Чаю будешь?
Виктор замер, удивленно глядя на нее.
— Ты… нормально?
— А как я должна быть? — Мария пожала плечами. — Валяться в истерике? Рвать на себе волосы?
— Нет, но… — он растерянно смотрел на нее в непривычном платье, с аккуратной прической. — Не ожидал.
Мария достала чашки, насыпала заварку.
— Витя, ты взрослый человек. Решил уйти — ушел. Я не буду тебя держать. У тебя своя жизнь.
— А ты? — он смотрел на нее так, словно видел впервые.
— А у меня, представь, тоже своя жизнь, — она легко улыбнулась. — Впервые за столько лет у меня появилось время подумать о себе. Побыть одной. Дать себе право на отдых и… даже на мечты.
Виктор молчал. Он ожидал слез, обвинений, может, даже скандала. Но не этого спокойного достоинства.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно, — Мария поставила перед ним чашку. — Знаешь, я вчера весь день валялась с книжкой. Не готовила, не убиралась. И знаешь что? Мир не рухнул.
— И ты… не злишься на меня?
— Злюсь, конечно, — она посмотрела ему в глаза. — Но это ничего не изменит, верно? Ты всё решил.
Виктор медленно помешивал чай, не поднимая глаз.
— Твои документы в среднем ящике, — сказала Мария. — Ботинки в коридоре. Еще что-то нужно?
— Нет, — он отставил нетронутую чашку. — Спасибо.
Он прошел в коридор, достал из шкафа коробку с ботинками, затем вернулся в комнату за документами. Всё это время Мария спокойно сидела на кухне и пила чай.
— Ну, я пойду, — сказал Виктор, остановившись в дверях.
— Удачи тебе, — она даже не поднялась проводить его.
Когда дверь за ним закрылась, Мария выдохнула. Сердце колотилось, но она справилась. Не унижалась, не плакала. Сохранила достоинство.
Виктор шел по улице, сжимая в руках коробку с ботинками, и чувствовал себя странно опустошенным. Он ожидал драмы, слез, может даже, немного надеялся на них — так было бы проще оправдать свой уход. Но Мария… она была другой. Не той женщиной, от которой он уходил.
Дома — в съемной квартире, которую он снял неделю назад — было тихо и неуютно. Никто не встречал его, не спрашивал, как прошел день. Ужин нужно было готовить самому или заказывать. И почему-то чай был невкусным, сколько ни пытался его заварить.
Через три дня позвонил сын.
— Пап, ты как там?
— Нормально, — соврал Виктор.
— А мама в порядке, знаешь? — в голосе Андрея звучало удивление. — Записалась на курсы компьютерные. Говорит, давно хотела.
Виктор промолчал. Что-то кольнуло в груди.
Через неделю он встретил соседку Нину в магазине.
— Маша-то твоя расцвела прямо! — сообщила она, не скрывая любопытства. — С Тамаркой в театр ходили. Платье новое купила. Говорит, теперь время появилось — для себя пожить.
Вечерами Виктор сидел в пустой квартире и думал. Вспоминал, как Мария поддерживала его, когда он потерял работу. Как ухаживала, когда болел. Как всегда находила нужные слова, не осуждая и не требуя объяснений. Она была рядом — просто и надежно. А он принимал это как должное.
Прошло еще две недели. Виктор стоял перед дверью их квартиры, сжимая в руках коробку с тортом. Сердце колотилось как у мальчишки. Он нажал на звонок.
Мария открыла. В домашнем платье, но с аккуратной прической и — он заметил — в тех самых гранатовых сережках.
— Вить? Что-то случилось?
— Можно войти? — он переминался с ноги на ногу. — Поговорить.
Мария пропустила его в квартиру. В комнате что-то изменилось.
— Красиво, — кивнул он на вышивку.
— Я сделала. На курсы хожу.
Они сели на кухне. Виктор поставил торт на стол.
— Маш, я… я, наверное, ошибся.
Она молча смотрела на него.
— Я думал, что хочу свободы, другой жизни. А оказалось… — он сглотнул. — Оказалось, что лучшей жизни, чем с тобой, не будет.
— И что теперь? — спросила она спокойно.
— Можно вернуться?
Мария задумалась. Потом медленно кивнула.
— Можно. Но по-другому, Вить. Без прежней рутины. С разговорами. С уважением. С пространством для каждого из нас.
— Согласен, — он впервые за много недель улыбнулся по-настоящему.
Месяц спустя Мария сидела у окна с вязанием. Виктор вошел в комнату, неся две чашки чая. Поставил одну рядом с ней.
— Спасибо, — она улыбнулась.
Он сел напротив, глядя, как ловко движутся ее пальцы с вязальными спицами.
— Что вяжешь?
— Шарф Кате. Зима скоро.
— Красивый, — он отпил из своей чашки. — Знаешь, я сегодня думал… Может, съездим на выходных на дачу? Просто вдвоем. Давно не были.
— Давай, — согласилась Мария. — Я пирог испеку.
Они помолчали. Но это было другое молчание — теплое, комфортное. Молчание двух людей, которые наконец-то видят друг друга.
За окном падали первые снежинки. Мария отложила вязание, взяла чашку и сделала глоток. Виктор смотрел на нее и думал, что иногда нужно потерять, чтобы по-настоящему обрести. И что их история, возможно, только начинается.
