Иван с женой проснулись среди ночи оттого, что за стеной, в квартире, где проживала пожилая соседка, кто-то громко пел женским голосом. И женщина эта пела не какую-то там популярную песню, которую обычно поют за столом подвыпившие люди, — это была ария из какой-то оперы.
Голос поющей был не очень ровный, порой даже визгливый, но он явно претендовал на то, чтобы называться поставленным голосом.
— Она что, с ума там сошла, что ли?.. — сонно пробормотала Галина. – Два часа ночи…
— Действительно… — пробубнил недовольно и Иван. — Только, я не пойму, неужели это наша Изольда Петровна голосит?.. Она же раньше никогда не пела…
— Ну, да… Не пела… — не очень уверенно согласилась Галина. — Но тогда кто это может быть? Гостей у соседки вчера, вроде бы, не наблюдалось…
— Может, она пьяная? — предположил Иван. — Напилась с горя, или, наоборот, с какой-нибудь радости…
— Какая пьяная, Ваня? Этой Изольде Петровне почти восемьдесят. Она кроме лекарств давно ничего не пьёт.
В это время голос за стеной попытался вытянуть какую-то высокую ноту, сорвался, закашлялся, замолчал, сделал маленькую паузу, и снова продолжил пение.
— И что нам теперь делать? – в отчаянии спросила Галина.
— А что делать? — Иван злорадно хмыкнул. – Нам остаётся только слушать… И наслаждаться…
— Ваня, ты что, издеваешься?! Два часа ночи! Мне завтра просыпаться очень рано!
— Не тебе одной. Мне тоже с утра на работу…
— Значит, надо это безобразие прекратить!
— И что ты предлагаешь?
— Может, нам постучать по батарее чем-нибудь железным? Так, вроде, сигнализируют, что тебе мешают спать.
— Если я сейчас начну стучать по батарее, половина дома проснётся, – возразил муж. — И потом нервные соседи мне набьют лицо.
— Эти нервные соседи и так уже проснулись. Так что, ты никого не разбудишь. Но зато намекнёшь соседке, что пора прекращать глотку рвать. Нужно подумать о людях.
— Я думаю, она мой сигнал даже не заметит, — задумчиво ответил Иван. – Она так орёт, что никого кроме себя не слышит. Давай немного потерпим. Должна же она когда-то устать…
— Ваня! А вдруг она, действительно, пьяная? — не успокаивалась Галина. — Тогда она до утра может петь! Я до утра слушать её визг не согласная!
— Что же с ней, всё-таки, случилось?.. – Иван задумчиво вздохнул. — Может она поёт от радости, что ей пенсию прибавили?
— Какую пенсию? Она пенсию получит только через неделю.
— А ты откуда знаешь?
— А ты, как будто сам не знаешь, когда к нам в дом почтальоны приносят пенсию. Хотя нормальные люди давно уже получают пенсию на пластиковую карту.
— Значит, ей так удобнее… — опять вздохнул Иван. – И вообще, странная она какая-то… Не такая как все… Как будто из прошлого века. Выглядит она очень старомодно. Ты заметила?
— Она не из прошлого, а из позапрошлого века, — нервно воскликнула Галина. – Даже сейчас она не обычные песни поёт, а какие-то жуткие арии.
А за стеной, действительно, продолжалось очень экспрессивное, почти агрессивное пение. Ивану с Галиной показалось, что громкость звучания увеличилась в несколько раз.
— Ну, почему эти арии в операх такие длинные? — со злостью пробормотала Галина. — И главное, ведь, она поет, а нам с тобой ничего не понятно. О чём она поёт? Про что эта ария?
— Мне кажется, что она на итальянском языке шпарит… – Иван несколько секунд прислушивался. — Сейчас, погоди-ка… — Он вскочил с кровати, и прямо в трусах куда-то побежал.
— Ты куда? – испугалась Галина. – Ты к ней, что ли, в дверь звонить? Штаны хотя бы надень!
Но Иван уже возвращался из кухни со стеклянной банкой в руке. Он скорее приставил её к стене, и приложил к дну банки своё ухо. Послушал несколько секунд, потом восторженно воскликнула:
— Точно! Она поёт на итальянском! Во, даёт, бабка! Интересно, а откуда она знает итальянский язык? Может, она у нас шпионка?
— Какая шпионка? — засмеялась Галина. — Она больше на сильно постаревшую Мэри Поппинс похожа. Наверное, она сейчас какую-нибудь тарабарщину поёт, добавляя в неё итальянские слова. Так многие певцы делают. Притворяются, что на иностранном поют, а сами звуки непонятные издают, и всё.
— Нет. — Иван опять приложил ухо к банке. — Точно, итальянский. Вообще-то, Италия – это родина оперы. Поэтому, все оперные певцы трещат на итальянском, как на родном языке. Но ведь, она же у нас, вроде, не оперная певица. Интересно, кем эта Изольда Петровна была в молодости?
Вдруг за стенкой громкость стала снижаться, и через несколько секунд наступила полная тишина.
— Фу, наконец-то… — радостно простонала Галина. – Теперь, главное, чтобы она не завела новую арию…
— Да уж… — не веря счастью, пробормотал и Иван. – И всё-таки, почему она сейчас пела?..
— Да не всё ли равно, отчего сумасшедшие люди по ночам поют? Если бы она была молодой, можно было бы заявить на неё, чтобы её оштрафовали. Чтобы она больше не мешала жить соседям. А на такую пожилую – разве на неё заявишь? Те же соседи потом съедят с потрохами. Обзовут нас с тобой — бессердечными. Всё, Ваня. Кажется, она устала и уснула. И мы — давай спать.
Наутро, проснувшись, Иван с Галиной вдруг услышали на лестничной площадке какую-то подозрительную возню.
Они скорее прошли в прихожую, открыли дверь и увидели, как из двери соседки выходят люди в белых халатах, и заплаканную дочь Изольды Петровны. Дочь была уже и сама пожилая женщина. Она здесь давно не проживала, но навещала мать очень часто.
— Всё, ушла моя мама… — обратилась дочь к соседям, заметив их лица в двери. — Сегодня ночью, в два часа, послала мне сообщение, что ей очень плохо. А я это сообщение только утром прочитала. Приезжаю, а она уже… — И дочь снова заплакала.
— Извините, а ваша мама в молодости в опере не пела? – спросил её вдруг Иван.
— Как? – Женщина замерла. – Вы разве не знали, что мама пела в столичной опере почти до сорока лет. А потом она заболела, потеряла голос… И мы переехали жить в этот город…
— Господи… — пробормотала Галина. – Значит, сегодня ночью была её последняя песня? А мы-то думали…
— Что? Какая песня? – насторожилась дочь Изольды Петровны.
— Изольда Петровна сегодня ночью, в два часа, пела арию… На итальянском языке…
— Мамочка… — застонала дочь соседки, и Галина с Иваном скорее заключили её в свои объятия.
