— Ты серьёзно думаешь, что можешь вот так просто забрать свою долю? — Елена Викторовна постучала длинным ногтем по столешнице. — После всего, что было?
Нина молча смотрела на сестру. За тридцать пять лет совместной жизни в родительском доме она впервые видела, как та теряет самообладание.
— Что молчишь? Язык проглотила? — Елена поджала губы. — Или советуешься мысленно со своим драгоценным Павлом Сергеевичем?
Вот оно. Началось. Нина почувствовала, как немеют кончики пальцев — верный признак подступающего приступа. Но сейчас нельзя было показывать слабость.
— Лена, дом принадлежит нам обеим. Это наследство от родителей, и я имею право…
— Право? — Елена резко встала. — А кто ухаживал за мамой последние пять лет? Кто сидел с ней ночами? Кто возил по больницам? А ты где была со своим правом?
Нина сжала кулаки под столом. Старая обида поднималась к горлу горячей волной.
— Я присылала деньги. Каждый месяц…
— Деньги? — Елена почти кричала. — Думаешь, деньгами можно всё купить? Откупиться от родной матери?
— Я работала в другом городе…
— А я — нет? Я бросила всё! Карьеру, личную жизнь — всё! А ты присылала деньги!
В кухне повисла тяжёлая тишина. За окном шумел летний дождь, стучал по жестяному карнизу. Старый дом словно вздрагивал от каждого удара капель.
Нина посмотрела на настенные часы — подарок отца на новоселье. Тридцать пять лет назад он собственноручно повесил их, сказав: «Пусть отсчитывают только счастливые часы». Теперь эти часы были единственным свидетелем их ссоры.
— Лена, — Нина старалась говорить спокойно, — я не хочу ссориться. Давай просто разделим дом, как положено по закону. Продадим его, и каждая получит свою часть.
— Продадим? — Елена горько усмехнулась. — Ты хоть понимаешь, что несёшь? Это же родительский дом! Здесь каждый угол помнит маму, папу… А ты — продадим!
— А что ты предлагаешь? Я не могу здесь жить — у меня работа в Москве, семья…
— Ах да, твоя прекрасная семья! — Елена снова села, откинувшись на спинку стула. — Как там твой Павел Сергеевич? Всё так же читает лекции студенткам?
Нина почувствовала, как щёки заливает краска. История с молодой аспиранткой случилась три года назад, и они с мужем давно всё преодолели. Но Елена, как всегда, била точно в цель.
— Не надо, — тихо сказала Нина. — Это наше дело.
— Конечно, ваше! — Елена встала и подошла к окну. — Только почему-то ты примчалась тогда ко мне, рыдала на этой самой кухне… А я тебя успокаивала, хотя мама лежала с инсультом.
Нина закрыла глаза. Тот вечер она помнила слишком хорошо. Мама действительно была совсем плоха, но Елена нашла для неё и время, и силы. Как всегда.
— Спасибо тебе за всё, — сказала Нина. — Правда. Но сейчас другое время, другая ситуация…
— Да, конечно! — перебила Елена. — Теперь, когда мамы нет, ты вспомнила про свою долю. Очень удобно!
— Прекрати! — Нина тоже встала. — Ты не имеешь права попрекать меня! Я тоже любила маму!
— Любила? — Елена повернулась к ней. — А где ты была, когда она звала тебя по ночам? Когда спрашивала: «Почему Ниночка не приезжает»? Когда плакала, глядя на твои фотографии?
Нина почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она действительно редко приезжала последние годы. Сначала была работа, потом проблемы с Павлом, потом…
— Я не могла, — прошептала она.
— Не могла или не хотела? — Елена покачала головой. — Знаешь, что она сказала мне перед смертью? «Береги Нину, она слабая».
Эти слова ударили больнее любых упрёков. Нина опустилась на стул, чувствуя, как дрожат колени.
— Мама так сказала?
— Да. И знаешь что? Она была права. Ты всегда была слабой. Всегда убегала от проблем. А я… я оставалась и решала их.
В кухне снова повисла тишина. Только дождь всё так же стучал по карнизу, да тикали старые часы на стене.
— И что ты предлагаешь? — наконец спросила Нина.
Елена медленно вернулась к столу.
— Я выкуплю твою долю. Назови цену.
— Но… это же родительский дом. Ты сама только что говорила…
— Именно поэтому я не хочу, чтобы его продавали чужим людям. Назови цену, Нина.
Нина посмотрела на сестру. В её глазах читалась решимость и что-то ещё… усталость?
— А ты… справишься? Финансово?
— Не твоя забота, — отрезала Елена. — У меня есть сбережения. И я возьму кредит, если нужно.
— Кредит? В твоём возрасте?
— А что такого? — Елена усмехнулась. — Я ещё работаю, между прочим. И на пенсию не собираюсь.
Нина знала, что сестра преподаёт в школе математику. Та же работа, которой занималась их мать. Только мама ушла на пенсию в шестьдесят, а Елене уже шестьдесят два, и она и не думает уходить.
— Лена, может, всё-таки подумаем? Найдём другой вариант…
— Какой? — Елена устало потёрла переносицу. — Будем делить дом пополам? Проводить черту посередине? Или будешь приезжать раз в год проверять, всё ли в порядке с твоей половиной?
Нина промолчала. Они обе знали, что это невозможно.
— Назови цену, — повторила Елена. — И давай закончим этот разговор.
Нина встала и подошла к окну. Дождь уже заканчивался, сквозь тучи пробивалось солнце. На мокрой траве во дворе играли солнечные блики.
Здесь прошло её детство. Вот та яблоня, которую посадил отец, когда она пошла в первый класс. А там, у забора, до сих пор растут мамины любимые пионы. Каждое лето она собирала их в большие букеты и ставила на веранде…
— Знаешь, — сказала Нина, не оборачиваясь, — а ведь ты права. Я действительно всегда убегала. От проблем, от ответственности… От собственной совести.
Елена молчала, ожидая продолжения.
— Когда папа умер, я уехала в Москву, потому что не могла видеть мамины слёзы. Когда она заболела, я присылала деньги, потому что не могла видеть её беспомощной. А теперь…
Нина повернулась к сестре:
— А теперь я хочу всё исправить. Хочу вернуться домой.
Елена недоверчиво посмотрела на неё:
— Что ты имеешь в виду?
— То, что говорю. Я подала документы на перевод в местный филиал. Мне одобрили удалённую работу. Павел… — она запнулась, — мы с Павлом разводимся.
— Что? — Елена встала. — Когда ты собиралась мне об этом сказать?
— Говорю сейчас. — Нина грустно улыбнулась. — Ты была права насчёт него. Насчёт всего была права.
Она подошла к столу и села напротив сестры:
— Я не хочу продавать дом. И не хочу брать деньги за свою долю. Я хочу вернуться и жить здесь. С тобой. Как раньше.
Елена долго смотрела на неё, словно пытаясь найти подвох в её словах.
— А как же твоя московская жизнь? Друзья, знакомые…
— Какие друзья, Лен? — Нина махнула рукой. — Все эти годы я пыталась построить что-то там, а настоящее было здесь. Дом, семья… ты.
Елена молчала, но Нина видела, как дрогнули её губы.
— Ты правда этого хочешь? — наконец спросила она.
— Правда. — Нина накрыла ладонью руку сестры. — Если ты меня примешь.
Елена медленно высвободила руку и встала. Подошла к плите, начала греметь чайником.
— Тогда придётся делать ремонт, — сказала она, не оборачиваясь. — В твоей старой комнате обои совсем выцвели.
Нина почувствовала, как по щекам текут слёзы.
— Сделаем, — сказала она. — Вместе всё сделаем.
Елена поставила на стол две чашки:
— И мамины пионы надо пересадить. Они совсем заросли.
— Обязательно пересадим.
— И крышу проверить перед осенью…
— Лена, — перебила Нина, — спасибо.
Сестра наконец посмотрела ей в глаза:
— За что?
— За то, что не выгнала. Не отказала. Не…
— Глупая, — Елена покачала головой. — Мама же просила беречь тебя.
Они пили чай в той самой кухне, где провели столько лет. За окном окончательно распогодилось, и солнечные лучи играли на старых фотографиях на стене. Мама и папа улыбались им с чёрно-белых снимков, а старые часы всё так же отсчитывали время. Теперь уже их время.
Дом принял Нину обратно. Она чувствовала это по скрипу половиц под ногами, по запаху маминых пирогов, который, казалось, навсегда въелся в стены, по теплу, разливающемуся в груди.
Вечером, разбирая вещи в своей старой комнате, Нина нашла школьный альбом. На пожелтевших страницах — их с Леной фотографии. Вот они в пионерских галстуках, вот на выпускном… Такие молодые, счастливые, полные надежд.
Она не слышала, как вошла Елена.
— Нашла старые сокровища? — сестра присела рядом на кровать.
— Помнишь этот день? — Нина показала фотографию, где они, взявшись за руки, стоят у той самой яблони.
— Конечно, — Елена улыбнулась. — Папа только что посадил дерево, а ты всё переживала, что оно не приживётся.
— А ты сказала, что будешь его поливать каждый день.
— И поливала!
Они рассмеялись, и на мгновение им показалось, что время повернулось вспять. Что они снова те девчонки, у которых вся жизнь впереди.
— Знаешь, — сказала Елена, закрывая альбом, — я ведь тоже скучала по тебе. Все эти годы.
Нина обняла сестру:
— Я больше никуда не уеду. Обещаю.
Так и началась их новая жизнь. Первые недели пролетели в хлопотах — они затеяли ремонт, разбирали старые вещи, строили планы. Нина работала удалённо, а Елена всё так же преподавала в школе.
Но прошлое не отпускало так просто.
— Нина Сергеевна! — окликнул её знакомый голос в супермаркете. — Сколько лет, сколько зим!
Она обернулась. Галина Петровна, бывшая соседка, смотрела на неё с плохо скрываемым любопытством.
— Здравствуйте, — Нина попыталась улыбнуться.
— Надолго к нам? Или как обычно — на пару дней?
— Я теперь здесь живу.
— Да что вы! — Галина Петровна всплеснула руками. — А как же ваш профессор? Как Москва?
— Всё в прошлом, — отрезала Нина.
— Ах, вот оно что… — протянула соседка. — Ну да, ну да… Годы-то идут. В нашем возрасте надо о душе думать, а не о столичной жизни.
Нина молча положила в корзину хлеб.
— А Елена Сергеевна как? Всё работает? — не унималась Галина Петровна. — Не боится молодых учителей? Сейчас ведь везде оптимизация, сокращения…
— Лена — лучший учитель математики в городе, — отчеканила Нина. — Её ученики постоянно побеждают на олимпиадах.
— Ну да, ну да… — снова протянула соседка. — А всё-таки странно. Столько лет одна жила, а теперь вдруг сестра вернулась. Не теснова́то будет?
— Всего доброго, Галина Петровна, — Нина развернулась и пошла к кассе.
Вечером она рассказала об этой встрече Елене.
— А, эта сплетница! — махнула рукой сестра. — Она ко всем цепляется. Ей бы только посудачить.
— Но ведь она права, — тихо сказала Нина. — Ты столько лет жила одна…
— И что? — Елена оторвалась от проверки тетрадей. — Мне надоело одной. Вот, сижу тут с этими контрольными, а ты мне чай принесла. Разве плохо?
Нина улыбнулась. За последний месяц они действительно притёрлись друг к другу, нашли общий ритм жизни. Лена допоздна проверяла тетради и готовилась к урокам, а Нина вела хозяйство и работала за компьютером.
Но иногда по ночам её мучила совесть. Она лежала без сна, вспоминая мамины последние дни, которые пропустила. Вспоминала, как Лена звонила ей тогда, просила приехать, а она всё откладывала…
— Эй, — Елена тронула её за плечо, — ты чего задумалась?
— Да так… — Нина покачала головой. — Просто…
— Опять себя грызёшь? — Елена сняла очки. — Прекрати. Что было, то было.
— Но мама…
— Мама тебя любила. И простила давно. И я простила. Хватит об этом.
Она встала и подошла к окну:
— Лучше скажи, что будем с яблоней делать? Видишь, как ветки разрослись? Того и гляди, окно закроют.
— Может, обрежем немного?
— Надо садовника вызвать, — кивнула Елена. — Я одна уже не справляюсь с такой работой.
— Я помогу, — вызвалась Нина.
— Ты? — Елена усмехнулась. — Ты же всегда боялась высоты!
— Я многое боялась, — тихо сказала Нина. — Пора перестать.
Они занялись яблоней на следующих выходных. Нина держала лестницу, пока Елена орудовала секатором.
— Осторожно там! — то и дело восклицала Нина.
— Не командуй! — отвечала сестра. — Лучше скажи, где ещё обрезать.
К обеду работа была закончена. Они сидели на веранде, пили чай и любовались результатом.
— Красиво получилось, — сказала Нина.
— Папа бы одобрил, — кивнула Елена.
И вдруг, без всякого перехода:
— Знаешь, я ведь тоже виновата.
— В чём?
— В том, что ты уехала тогда. Я слишком давила на тебя. Всё требовала, требовала…
— Лена…
— Нет, дай договорить. — Елена отставила чашку. — Я была старшей, и мне казалось, что я всегда знаю, как правильно. А ты… ты задыхалась рядом со мной. Я это понимала, но ничего не могла с собой поделать.
Нина молчала, слушая сестру.
— И когда ты уехала, я злилась. На тебя, на себя, на весь мир. Потом начала учить других детей математике, как мама. И поняла: нельзя давить. Нельзя требовать. Нужно просто любить и ждать.
— И ты ждала?
— Ждала, — просто ответила Елена. — И дождалась.
Они помолчали, глядя на яблоню. Дерево словно помолодело, сбросив лишнюю тяжесть веток.
— Знаешь, что я думаю? — сказала вдруг Елена. — Нам надо устроить праздник.
— Какой праздник?
— День рождения нашего дома. Помнишь, родители всегда отмечали день новоселья?
— Помню, — улыбнулась Нина. — Мама пекла яблочный пирог…
— А папа доставал свой коньяк…
— И обязательно говорил тост…
— «За этот дом, где всегда будет тепло нашим детям!» — процитировали они хором и рассмеялись.
— Так что, устроим? — спросила Елена.
— Устроим, — кивнула Нина. — Только…
— Что?
— Я не умею печь мамин пирог.
— А я умею, — Елена встала. — Пойдём, научу.
Они провели весь вечер на кухне. Елена показывала, как правильно замешивать тесто, как нарезать яблоки, какие специи добавлять. Нина старательно запоминала каждое движение.
— Мама научила тебя?
— Да, в последний год, — Елена посыпала пирог корицей. — Она уже плохо ходила, но всё равно стояла рядом и объясняла. Говорила: «Передай потом Ниночке рецепт».
Нина почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— Лена, спасибо тебе. За всё.
Сестра обняла её:
— Не реви, тесто солёное станет.
Они отпраздновали день рождения дома в субботу. Пригласили соседей, Лениных коллег из школы. Пирог получился именно таким, как пекла мама. А вечером, когда гости разошлись, сёстры сидели на веранде и смотрели на звёзды.
— Знаешь, — сказала Нина, — я только сейчас поняла, что значит слово «дом».
— И что же?
— Это не стены, не крыша, не вещи… Это место, где тебя ждут. Где прощают. Где любят, несмотря ни на что.
