Чашка грохнулась об пол. Михаил вздрогнул и поднял глаза от газеты.
— Ань, ты чего? — он отложил газету и потянулся к трости.
Анна стояла у шкафа с чемоданом. Волосы растрепаны, глаза — красные. На полу осколки любимой чашки из набора, подаренного на свадьбу.
— Прости. Я… собираюсь.
Михаил замер, не понимая.
— В смысле собираешься? К маме, что ли?
— Нет, Миш. Я ухожу. Совсем, — она говорила тихо, глядя куда-то мимо него.
Он рассмеялся нервно:
— Ты шутишь, да?
— Я не могу больше, — она запихнула в чемодан какую-то блузку, потом вытащила и сложила аккуратнее. — Я два года… два года здесь как в тюрьме. Я устала.
Михаил медленно поднялся с дивана, опираясь на трость. Неуверенно шагнул к ней.
— Подожди-подожди… Ты о чём вообще? Что случилось?
— Ничего не случилось! — вдруг выкрикнула она, и голос сорвался. — В том-то и дело, что ничего не случилось! Два года моей жизни — коту под хвост!
— Как… коту под хвост? — он потерянно уставился на неё, чувствуя, как пол уходит из-под ног, как тогда, в больнице, когда впервые попытался встать. — Ты меня спасла. Мы вместе справились…
— Вот именно! — она резко захлопнула чемодан. — Справились. Ты уже ходишь. Врачи говорят, через полгода и трость не нужна будет. Всё, Миш. Миссия выполнена, понимаешь?
Михаил доковылял до кресла и тяжело опустился.
— Ты… к кому-то уходишь?
Анна замерла на секунду, потом кивнула, не глядя на него.
— К Виктору. Я… познакомилась с ним в группе поддержки. Для родственников… ну, таких как ты.
Комната поплыла перед глазами. Михаил вцепился в подлокотники.
— Как давно?
— Полгода, — она нервно заправила прядь за ухо. — Но ничего не было, клянусь! До недавнего времени…
— Да какая уже разница! — он ударил кулаком по столу. Чашка с недопитым кофе подпрыгнула и опрокинулась, тёмная лужа медленно расползалась по поверхности. Совсем как кровь тогда на асфальте.
Два года назад
— Миша? Ми-и-и-ша! Очнись, пожалуйста!
Он плавал в тумане. Голос Анны доносился откуда-то издалека, будто через вату. Хотелось ответить, но горло не слушалось.
— Доктор говорит, ты должен очнуться, слышишь? Пошевели хоть пальцем!
Что-то горячее капнуло ему на руку. Слёзы? Анька плачет? Надо открыть глаза, сказать, что всё нормально…
— У него дёрнулись веки! — голос дрожал от возбуждения. — Миша, давай, ещё чуть-чуть!
Он разлепил глаза. Яркий свет больно резанул по сетчатке. Размытое лицо жены медленно обретало чёткость.
— Ась…
— Тише-тише, не говори пока, — она гладила его по щеке. — Ты попал в аварию, помнишь? Тебя сбила машина, когда ты переходил дорогу.
Он смутно вспомнил визг тормозов, удар и… пустота.
— Ск… колько?
— Три недели, Миш. Ты был в коме. У тебя множественные переломы, ушиб головного мозга и… — она запнулась.
— И что? — прохрипел он.
Анна отвела взгляд.
— Врачи говорят… возможно… ты не сможешь ходить.
— Давай, Миш! Ещё шажок! — Анна стояла в конце коридора, протягивая руки.
— Не… не могу… — Михаил стиснул зубы, пот катился градом. Руки дрожали на поручнях, ноги не слушались.
— Можешь! Вчера ты прошёл три метра, сегодня давай четыре!
— Отстань! — он в бессилии опустился на пол. — Хватит! Не выйдет ничего!
Анна подбежала, опустилась рядом на колени.
— Миша, послушай. Ты уже делаешь успехи. Головинский сказал, что у тебя потрясающая динамика.
— Динамика… — он горько усмехнулся. — Полгода прошло, а я и до туалета дойти не могу без твоей помощи! Какая к чёрту динамика?
— Не говори так, — она взяла его за руки. — Помнишь, что сказал доктор Коренев? «Мозг продолжает формировать новые нейронные связи…»
— Да сколько можно! — он вырвал руки. — Хватит цитировать мне врачей! Они всё время врут! Сначала говорили, что я не выживу, потом — что не очнусь, теперь вешают лапшу про ходьбу. А я… я как был овощем, так и останусь.
Анна сглотнула, глаза наполнились слезами.
— Знаешь что? — она встала. — Хватит себя жалеть. Ты не овощ. Овощи не орут на тех, кто пытается им помочь.
Она развернулась и быстро пошла на кухню. Михаил услышал, как она там плачет, пытаясь делать это тихо, но стены в хрущевке тонкие. Он закрыл лицо руками и тоже заплакал — от бессилия, от стыда, от того, что превратился в такое ничтожество.
Через пять минут Анна вернулась с чашкой чая и без следов слёз.
— Четыре метра, Миш. Всего четыре метра сегодня. А завтра пять.
— Виктор, значит? — Михаил вытер кофе со стола салфеткой. Руки дрожали. — И чем он тебя привлёк? Тем, что ноги у него работают?
Анна вздрогнула.
— Не говори так. Это всё сложнее.
— Куда уж сложнее, — он усмехнулся. — Муж-инвалид надоел, захотелось здорового мужика.
— Прекрати! — она резко выпрямилась. — Ты даже не представляешь, через что я прошла эти два года!
— А я, значит, на курорте был? — он с силой сжал трость. — Это не ты училась заново ходить! Не ты чувствовала, как мышцы разрываются от напряжения!
— Зато я каждый день пахала на двух работах, потому что твоего больничного не хватало! — она почти кричала. — Я спала по три часа, потому что надо было делать тебе упражнения, готовить отвары, массировать спину! Я тащила тебя в ванную, когда ты обмочился, потому что не мог дойти! Я…
Она замолчала, закрыв рот рукой, будто испугавшись собственных слов.
Тишина звенела в ушах. Михаил смотрел в пол, не в силах поднять глаза. В горле стоял комок.
— Прости, — наконец выдавила Анна. — Я не должна была этого говорить.
— Нет, ты права, — он поднял на неё пустой взгляд. — Это было унизительно. Для обоих.
Она присела на край дивана, не глядя на него.
— Я не из-за этого ухожу. И не потому, что ты… был беспомощным. Я просто… Я не чувствую себя женой. Я медсестра, сиделка, тренер — кто угодно, только не жена.
— А я не чувствую себя мужем, — тихо ответил он. — Я обуза.
Год назад
— А-а-а-а! Больно! — Михаил вцепился в спинку кровати.
— Терпи! — Анна методично разминала его сведённую судорогой икру. — Сейчас пройдёт.
— Легко тебе… говорить… — он дышал через сжатые зубы. — Как будто через мясорубку пропускают…
— Знаю. Но так надо, — она надавила чуть сильнее, и он взвыл.
— Хватит! Пожалуйста…
— Почти всё, — пот блестел на её лбу, руки покраснели от напряжения. — Ещё немного…
Наконец мышца расслабилась. Михаил обессилено упал на подушку.
— Спасибо.
Анна молча вытерла руки полотенцем и пошла на кухню. Вернулась с таблетками и стаканом воды.
— Держи, это новое обезболивающее. Доктор Головинский выписал.
Он послушно выпил, откинулся на подушку. Анна присела рядом, осторожно поправила одеяло.
— Завтра попробуем с тростью, хорошо? — в её голосе звучала усталость. — По коридору, до ванной и обратно.
Михаил поймал её руку.
— Ань… извини. Я знаю, тебе тоже тяжело.
Она слабо улыбнулась.
— Ерунда. Я справлюсь.
— Ты уже год этим занимаешься. Дома сидишь, со мной возишься…
— И буду возиться, пока не поставлю тебя на ноги, — она наклонилась и поцеловала его в лоб. — А теперь спи. Завтра трудный день.
Он посмотрел на её осунувшееся лицо, синяки под глазами, потускневшие волосы. Когда она успела так постареть? Ей ведь всего тридцать два…
— Ань?
— М?
— Я люблю тебя.
Она замерла на мгновение, потом кивнула.
— И я тебя.
Но в её голосе что-то изменилось, он это почувствовал. Будто она говорила о чём-то далёком, почти забытом.
— Когда ты… — Михаил запнулся, подбирая слова, — когда ты поняла, что больше не любишь меня?
Анна подняла на него удивлённые глаза.
— Я… я не переставала любить тебя, Миш. Просто это стала другая любовь. Как к… — она замялась.
— Как к пациенту? — он горько усмехнулся. — Как к ребёнку?
— Нет! — она отчаянно замотала головой. — Не так. Просто… я выгорела. Понимаешь? Во мне ничего не осталось. Ни желаний, ни надежд. Только долг.
До всего этого.
Михаил опустил голову. Что тут скажешь? Он и сам уже плохо помнил, каким был раньше. Успешным юристом, мужчиной, который носил жену на руках и планировал завести ребёнка. Сейчас от того Михаила осталась лишь оболочка.
— Он хороший человек, Миша, — продолжила Анна, и каждое её слово било, как молотком. — Его жена погибла в такой же аварии. Он понимает…
— А я, значит, не понимаю? — перебил он.
— Ты не понимаешь, через что прошла я, — она встала. — И я больше не могу объяснять. Прости.
Она взяла чемодан и направилась к двери. Михаил смотрел ей вслед и чувствовал странное оцепенение. Будто снова оказался в той больничной палате, не чувствуя собственного тела.
— И всё? — его голос прозвучал хрипло. — Два года… и просто «прости»?
Анна остановилась у двери, не оборачиваясь.
— А что я должна сказать?
— Не знаю, — он судорожно сжимал и разжимал кулаки. — Может, «спасибо, что не сдался»? Или «прости, что я оказалась слабее, чем ты думал»?
Она обернулась, и он увидел её лицо — измученное, с красными от слёз глазами.
— Я не слабая, Миша. И ты это знаешь.
И вдруг он понял. Действительно понял.
— Знаю, — тихо сказал он. — Ты самый сильный человек из всех, кого я встречал.
Он с трудом поднялся, опираясь на трость, и, прихрамывая, подошел к ней.
— Возьми, — он достал из кармана связку ключей и протянул ей. — Тут от квартиры и от машины. Она на твоё имя всё равно.
— Миша, я не…
— Бери, — он вложил ключи в её ладонь и сжал её пальцы. — Ты заслужила.
Они стояли так несколько секунд, не отпуская рук друг друга. Потом она осторожно высвободилась.
— Что ты будешь делать? — спросила она шёпотом.
Он пожал плечами.
— То же, что и весь последний год. Учиться жить заново.
Через три месяца
Михаил стоял у окна, наблюдая, как во дворе дети гоняют мяч. Летнее солнце заливало комнату. На столе лежала стопка документов — его восстановили на работу в юридической фирме. Пока на полставки, но это только начало.
Раздался звонок в дверь. Михаил нахмурился — он никого не ждал. Отложив трость (последнее время он пользовался ей всё реже), он подошёл к двери и открыл.
На пороге стояла Анна. Выглядела она… иначе. Свежее, моложе. Волосы подстрижены, в глазах — давно забытый блеск.
— Привет, — она неуверенно улыбнулась. — Можно войти?
Он молча отступил, пропуская её. Она прошла в комнату, остановилась у окна, неловко перебирая ремешок сумочки.
— Как ты? — спросила она, оглядывая квартиру. — Вижу, ремонт затеял?
— Понемногу, — он пожал плечами. — Мне Петрович помогает, сосед сверху. А ты как?
— Нормально, — она кивнула. — Работаю в новой клинике. По специальности, наконец-то.
Повисла пауза. Михаил разглядывал её и пытался понять, что чувствует. Боль? Обиду? Тоску? Но ничего этого не было. Только лёгкая грусть и… облегчение?
— Зачем пришла, Ань?
Она глубоко вздохнула.
— Хотела убедиться, что с тобой всё в порядке. И… извиниться. Я не должна была уходить так.
— И ещё… я принесла твои вещи, — она протянула небольшой пакет. — Документы на квартиру и… кольцо.
Он взял пакет, заглянул внутри. Она помедлила.
— Да. Мы… планируем пожениться осенью.
— Поздравляю, — он улыбнулся, и сам удивился, что улыбка была искренней.
Она подняла на него недоверчивый взгляд.
— Правда?
— Правда, — он кивнул. — Ты заслуживаешь счастья, Ань. Больше, чем кто-либо.
— Я пытался, — честно признался он. — Первый месяц очень старался тебя ненавидеть. Не получилось.
Она слабо улыбнулась.
— А как твои ноги? Я вижу, ты почти не хромаешь.
— Восстанавливаюсь. Записался в бассейн, хожу в тренажёрный зал.
— Молодец, — она кивнула. — А… личная жизнь? Встречаешься с кем-нибудь?
Он хмыкнул.
— Не поверишь. С нашей медсестрой из реабилитационного центра.
Её брови взлетели вверх.
— С Мариной?
— С ней самой, — он не мог сдержать улыбки. — Она пригласила меня на кофе, представляешь? Сказала, что давно хотела, но боялась, что я ещё не в себе после… всего.
Анна улыбнулась — широко, открыто, как раньше.
— Ох, Миша, это же замечательно! Она хорошая девушка.
— Знаю, — он кивнул. — Мы пока просто встречаемся, никаких серьёзных планов.
— Ну, всё правильно, — она поправила волосы нервным жестом. — Время нужно.
Снова наступила пауза, но теперь уже не такая напряжённая.
— Что ж, — Анна взглянула на часы, — мне пора. У меня смена через час.
Она направилась к двери, он проводил её.
— Миша… — она остановилась на пороге. — Ты ведь понимаешь, что я не бросила тебя, когда ты встал на ноги? Я… просто поняла, что мы оба заслуживаем большего, чем отношения из чувства долга.
Он кивнул.
— Я понял это не сразу. Но да, теперь понимаю.
Она неуверенно протянула руку, и он крепко пожал её.
— Будь счастлив, Миша.
— И ты, Ань.
Он стоял у окна, наблюдая, как она идёт через двор к машине. Её походка изменилась — стала легче, увереннее. Будто с плеч свалился огромный груз.
Михаил повертел в руках коробочку с кольцами. Потом решительно убрал её в ящик стола. Это уже прошлое. А у него впереди — целая жизнь, которую он чуть не потерял дважды. И с которой он теперь точно справится.
Он взял телефон и набрал номер.
— Привет, Марина. Слушай, как насчёт встретиться сегодня? Да, я теперь вполне могу дойти до кафе без трости. Честное слово!
