«Ну вот, теперь я тряпка, — думала Таня. — Или, как говорят злыдни в интернете, «терпила»! Словечко-то какое пакостное…»
Но до виртуальных злыдней далеко, а вот мама рядом. Да и добрая подруга спешит-торопится со своим осуждением и советами. Будто Таня только их и ждала.
Да, она простила Сашке измену! Простила потому, что почти двадцать пять лет брака просто так на помойку не вынесешь. Потому, что сына хорошего вырастили, Андрюшку. В жизнь выпустили. А еще потому, что любит. Да, любит до сих пор, даже после этого. И без него ей хуже, чем с ним. А еще потому простила, что в чем-то сама виновата. Слово не воробей. Иногда оно хлыст! И ранит так, что мама не горюй!
***
Сильно они поругались в тот вечер. Начали за здравие, как говорится, а кончили за упокой. Накопилось. Некоторые скандалы, как гроза: отгремит и затихнет. А бывает, что скандал, словно ком липкого снега. Вроде начинается все с пустяковой претензии. А потом на нее налипает всякой дряни столько, что глядишь, а комок-то уже с многоэтажку размером. Вот-вот раздавит.
Их и раздавило. Ух, что она ему наговорила: и денег-то он не зарабатывает, и руки у него не из того места растут, и растолстел, и постарел. А под конец хлестнула добивая:
— Да кому ты нужен, кроме меня, неудачник!
Саша побагровел, словно перезрелый томат, хотел было «дать сдачи», да слов не нашел. Покидал в сумку какие-то вещи, хлопнул дверью и исчез. Несколько дней от него ни слуху ни духу. Таня уже давно остыла, голову пеплом посыпала, испереживалась вся. От нервов оборвала телефон и самому Саше — без толку, и маме, и подружкам…
Через неделю муж появился на пороге. Таня сразу поняла: что-то случилось!
— Я кое-что забрать хотел. — Голос у мужа тихий, виноватый. — Собирался-то в спешке.
— И не поговорим даже? — Таня сделала шаг навстречу.
— Можно и поговорить, только ничего хорошего из этого не получится. — В глаза Саша не смотрел, ковырял взглядом линолеум.
— Все равно проходи.
Сели за стол на кухне один напротив другого и замолчали. Тишина тяжелая, плотная повисла. Таня не выдержала первой: «лучше уж любая правда, чем эта молчанка».
— Наговорила я… Но ты тоже виноват.
— Виноват! — ухватился Саша за слово, и понесло: — Еще как виноват. Поэтому за вещами пришел, а не прощения просить. Не простишь все равно. Такое не прощают.
— Ну ты же никого не убил? — полушутливо, полуиспуганно.
— Убил! Семью нашу убил и на могиле, считай, нужду справил! Изменил я тебе, Танюха! — Он поднял на нее глаза, сухие, злые, уставшие. — Напился от обиды, с мадам одной познакомился в баре. И с пьяных глаз решил доказать себе что-то! Проснулся в незнакомой квартире. Рядом тетка чужая храпит. Чего было, и не помню толком. Тошно стало, мерзко. К тебе идти смелости не хватило, вот и скрывался у Петрухи Сергеева.
Как поступают в таких случаях, Таня не знала. Не было у нее практики. Хорошо они жили с Сашей до этого. Не без ссор, конечно. Но всегда умели помириться. Всегда, кроме этого самого раза.
— Ты посиди, Сашка, помолчи, — сказала она. — Я подумать должна, как мне быть.
— Простишь? — В его голосе слабенькая надежда.
— Помолчи!
Встала, посуду принялась мыть: нужно было руки занять, а голову освободить. Саша послушно молчал, тискал в руке бумажную салфетку, смотрел в окно: нервничал. Наконец, последняя тарелка встала в сушилку, а мысли на место:
— Я попробую простить, Саша.
— Спасибо… — У мужа голос сел, несчастная салфетка полетела в помойное ведро. — Да чтобы я еще когда-нибудь… Неужели сможешь забыть? Спасибо.
Таня верила, что сможет. Все же двадцать с лишним лет вместе, и не просто по привычке. Близкие они люди, родные. Любовь опять же никуда не делась. Превратилась из легкой бабочки во что-то другое, более весомое, но ведь не ушла!
Глупая, она-то думала, что бороться ей придется только с внутренними монстрами, а оказалось, их и снаружи предостаточно.
***
Первой явилась мама. Вроде как поддержать Таню. А у самой взгляд-рентген:
— Явился твой?
— Пришел…
— Натаскался, небось?
— С чего ты это взяла?
— По твоему поведению поняла. Кабы хорошо вернулся — ты бы мне наверняка позвонила, похвасталась. А так из тебя клещами все тянуть приходится. Да и не рада ты будто его возвращению. Значит, что-то не так. А что может быть не так? Первое, что приходит на ум: натаскался, рогов наставил, во все тяжкие пустился. Как хочешь назови — суть от этого не меняется.
И тут Таня сглупила. Может, сочувствия ждала, а может, просто поняла, что маму не обманешь.
— Было…
— И ты так запросто об этом говоришь?! — Грянул гром, сверкнула молния. — А что Андрей скажет, когда узнает?
— Мама, ну перестань. И сына не приплетай. Не его это печаль, взрослый уже. Мне и без тебя нелегко. Вляпался Сашка в грязюку, так я сама же его плечиком и подтолкнула. Теперь вот хочу все это просто забыть…
— Ненормальная! Такое безнаказанным оставлять ни в коем случае нельзя. А что если он опять? Один раз на сторону пошел, и второй раз ждать себя не заставит. Помяни мое слово — мужицкая натура она такая!
— Да что же ты мне душу-то мотаешь? Совсем ведь недавно ты Сашку любила, хвалила, приговаривала, как мне с мужем повезло. А тут один раз оступился и все — давайте добьем лежачего! — вскипела Таня.
— Я предупредить хотела. А там делайте что хотите. Хоть со шведов пример берите! — в свою очередь, разобиделась мама.
Разобиделась и ушла, чтобы потом донимать звонками. Словно жаждала она продолжения. Будто не семья дочери перед ней, а ток-шоу телевизионное.
Эту атаку Таня выдержала. Реже брала трубку, когда звонила мать, отвечала односложно.
***
Но именно это и сподвигло, видно, разговорчивую Танину маму подложить дочке свинью в обличии подружки Верочки. Хорошо хоть внуку не додумалась позвонить. Зато Вера однажды появилась у Тани в гостях сильно взбудораженная:
— Чего же ты молчала, подруга? От твоей мамы последние новости узнаю!
Таня, предвидя недоброе, все же спросила:
— Что за новости? Со мной-то поделись.
— Да про Сашку твоего гулящего! Как ты его из дома-то не выставила? Гордость твоя в отпуск ушла, что ли?!
— Ну мама! — рассвирепела Таня. — Язык без костей! И с какой это стати она тебе про мою личную жизнь рассказывает?!
— Да ты не ори! — приказала Вера. — Кому, если не мне? Она же меня с детства знает. Вот и поделилась. Может, хотела, чтобы я тебе глаза открыла на то, что твой муж к.озел! Хоть и долго маскировался под приличного!
— Быстро же ты переобулась, Верка. Совсем недавно соловьем пела, какой у меня Саша замечательный. Мол, если бы у тебя был такой муж, то ты бы никогда не развелась. Вот я и не развожусь! Отстаньте вы от меня!
— Тряпка! — сообщила Вера. — Истеричка, а еще д.ура набитая! Ну ничего, когда он в следующий раз об тебя ноги вытрет, сама прибежишь. Адьес!
И она ушла, горя праведным гневом и лелея свою добродетель. А Таня осталась злая и растерянная.
***
Саше говорить о том, как ее осуждают близкие, не хотелось. Он и без этого ходит тише воды, ниже травы. Лишнее слово сказать боится. Но пришлось. По Таниному состоянию видно, что у нее в душе творится. Саша выслушал, повздыхал и сказал:
— Может, они и правы. Хочешь, я уйду? Тошно тебе небось на меня любоваться.
Разозлило это Таню. Она сама решает, как себя вести со своим мужем.
— Еще чего! Уж если я тебя простила, так им вообще нос совать не стоит! — сказала и даже кулаком по столу стукнула для убедительности.
Выстояли они и этот раунд. Затихли любопытствующие. Вот тут, казалось бы, можно жить как прежде. Да не вышло. Пока Таня боролась с «сочувствующими», вроде как они были заодно с мужем. А вот когда доброжелатели устали, тут-то и началось…
***
Стоило Саше задержаться с работы хоть на пятнадцать минут, гаденькие подозрения муравьями начинали сновать в душе Тани.
— Где был? — встречала она его в прихожей, а сама принюхивалась: не пахнет ли от мужа чужими духами.
— Автобус долго ждал.
— Понятно, — она обнимала Сашу и изучала воротник рубашки: вдруг где случайный мазок помады.
Сашка чувствовал: не верит ему жена. Имеет, конечно, право. Но так ведь жить невозможно! Она же сама предложила остаться, обещала простить. Перед мамой и подругами отстояла их семью. Неужели только для того, чтобы потом собственноручно ее разрушить?
«Ей нужно время, — успокаивал он себя. — Это развалить все можно одним махом, а чтобы что-то построить нужно терпение и силы». И он старался. Дарил цветы и водил в рестораны, все вечера был рядом с Таней, каждую секунду старался ей угодить, но…
— Ты опять задержался! Неужто у нас автобусы каждый божий день опаздывают? — спрашивала она и заранее не верила.
И, наконец Сашка сдался:
— Таня, не войти в одну реку дважды. Не мучай ты себя. Вижу, что умом простила, а сердцем не получается.
Таня и сама это понимала. Не выйдет уже как раньше. Себя подозрениями с ума сведет или Сашку ревностью затиранит. И про реку он прав: и она, Таня, изменилась, да и та вода давно утекла.
— Я думала, что я смогу, — вздохнула она.
Саша ничего не ответил, поцеловал в макушку и пошел собирать вещи.
— Пока у Петрухи поживу. А дальше разберемся как-нибудь.
И он ушел.
***
Вскоре они развелись, тихо-мирно поделили нажитое. Сын их и понял. Хоть и удивился сначала:
— Чего это вы вдруг разбежаться решили, родители?
В подробности его посвящать, конечно, не стали, объяснили, как сумели:
— Ругаемся часто, раздражаем друг друга, прошла любовь.
— Неожиданно, ну ладно. Будет помощь нужна, обращайтесь!
И только! У молодых все просто — раз вместе плохо, надо расходиться. Ради чего страдать?
Танина мама, конечно, тоже вставила свои пять копеек:
— Глупо! Раз уж простила: жили бы себе дальше. Сама же говорила, что мужик хороший, один раз оступился…
— Не понимаю я тебя, мама. То ты за развод, то против. Не семья это была, — попыталась объяснить Таня: — агония.
— Так чего же ты сразу не послала своего Сашку туда, где он валандался? На что надеялась? Или, может, он опять?! Тогда правильно! Я бы еще сковородкой поучила. Ты мне все расскажи, а я тебе, глядишь, чего посоветую, — она вперилась в Таню глазами-буравчиками, словно ждала, жаждала стыдных подробностей.
«Господи, откуда это в ней? — ужаснулась Таня. — Раньше не замечала, что она у меня как гриф-падальщик на корявом суку».
— Нет, мама, вот чего точно не нужно, так это советовать, — ответила Таня.
— Ну как знаешь, — с разочарованием ответила мать.
Вера тоже сподобилась позвонить, Таня уж надеялась, чтобы посочувствовать, ан нет:
— Ну что, подруга, решилась-таки прогнать мужа? А я вот тут подумала — зря! Нет, ну правда! Прогонять, так сразу. А то сперва приняла, от грязи отмыла, а теперь — на выход? Нелогично.
— Да отвяжитесь вы от меня! Что ты, что мама! Друг другу советы давайте! — Таня бросила трубку.
На душе было и так тоскливо, а теперь к тоске добавился страх: одна она остается, совсем одна. У сына своя жизнь. А остальные близкие за ее злоключениями, как за шоу по телевизору наблюдают. На кого же тогда рассчитывать? Получается — только на себя.
***
Время показало, что это не так уж плохо. Сначала было непривычно, а потом освоилась. Даже радость от жизни появилась. Сама себе хозяйка: ни скандалов, ни потрясений, ни измен, ни непрошеных советов. И пусть в одну реку дважды войти не получилось, вокруг еще много водоемов. Может, Таня когда-нибудь и рискнет потрогать в них водичку. Но пока ей это не нужно. Пока ей прекрасно отдыхается на берегу.
