Вот ведь угораздило подслушать, а! Захотелось среди дня водички прохладной из-под фильтра. Захожу на кухню, а там – Игорь мой, благоверный, у телефона раскраснелся весь, будто уголь в печке. И шепчет, будто воришка какой: «Да, мама… Конечно, мама… Я понял…» А потом вдруг голос у него словно прорвало, нервный такой, чужой совсем: «Хорошо, мама, я скажу…» И трубку кладет с таким грохотом, будто бомбу бросил.
А я стою, как громом пораженная, бутылку с водой в руке держу, слова эти последние в голове верчу: «Скажу… скажу… что скажет-то?» И тут, будто током меня прошибло. Сердце в пятки ухнуло. Нехорошо, думаю. Очень нехорошо.
Игорь ко мне поворачивается, глаза виноватые-превиноватые, словно нашкодивший кот. Я на него смотрю в упор, а внутри уже червячок сомнения точит, плохое предчувствие разрастается, как пятно на скатерти.
— Кто звонил? – спрашиваю тихо, хотя внутри уже пожар бушует.
Он глаза отводит, губы кусает. Ну, все понятно. Мама звонила, Светлана Петровна, царица наша нерасположенная.
— Мама… – тянет он жалким голосом. – Просила позвонить…
— И что же мама просила сказать? – не отступаю я, голос ровный стараюсь держать, хоть внутри все кипит.
И тут он выдает эту фразу, как приговор мне:
— Сказала… чтобы мы… без отпуска обошлись…
Вот тут меня и прорвало. Бутылка из рук чуть не выскользнула, еле удержала. Отпуска без отпуска? Это как так понять? Мы этого отпуска два года ждали! Два года экономили на всем, копейку к копейке складывали, путевку эту в санаторий выбирали, как последнее сокровище. Мечтали, как там воздухом сосновым надышимся, ноги в морской водичке омоем, от городской суеты отдохнем, наконец-то! А тут – «без отпуска»?
— Это как – без отпуска? – переспрашиваю, словно не поняла. Хотя поняла прекрасно, слишком хорошо поняла.
— Ну… мама сказала… нужно путевки сдать… – бубнит он под нос, словно школьник, на парта перед директором.
— Сдать? Путевки сдать? Ты серьезно сейчас говоришь? – голос у меня уже дрожит от гнева. – Игорь, ты что себе позволяешь? Мы же два года мечтали об этом отпуске! Два года копили!
— Ален, ну мама… она просила… – опять за свое заводит. – Сестре Ольге нужны деньги…
— Ольге? Опять Ольге? – у меня уже просто слова кончаются. – Сколько можно, Игорь? Сколько можно кормить эту ненасытную Ольгу? Она же у нас на шее сидит сколько лет! То ей на бизнес деньги дай, который прогорел, то на машину новую, то на ремонт в квартире, который она сама же и угробила! И сколько можно вестись на мамино «Оля – родная кровь»? А я тебе кто, Игорь? Не родная кровь, что ли? Я – никто для тебя, да?
Он стоит передо мной бедняжка, плечами пожимает, словно не знает, куда глаза деть. Вот такой он у меня, добрый слишком, мягкотелый. Мама скажет – как отрежет, против слова не пойдет. А на мое мнение – плюнуть и забыть.
— Ален, ну пойми, мама же старенькая, ей переживать нельзя… Она так волнуется за Олю… – пытается он оправдаться, а у меня от этих слов еще больше злости внутри поднимается.
— Старенькая? Переживает? А обо мне кто подумает? О моих переживаниях? О моих мечтах, которые вот так просто рушатся из-за маминого хочу? – я уже на крик срываюсь. – Я тоже хочу отдохнуть, Игорь! Я тоже заслужила отдых после всех этих лет работы и домашней кабалы! Или я не человек для вас? Я – мебель в этом доме, да? Которую можно отодвинуть в сторону, когда маме приспичит?
Он молчит, голову опустил. Знает, что не прав, чувствует вину, но слова оправдания все равно не находит. Да и что тут скажешь? Тут сказать нечего. Тут делать надо. Только вот что делать? Как поступить, чтобы и семью сохранить, и себя не потерять? Чтобы и Игоря не обидеть, и свои права отстоять? Задача не из легких, ох, не из легких.
— Хорошо, – говорю я, уже немного успокоившись, хотя внутри все еще бурлит. – Хорошо, Игорь. Я все поняла. Но ты послушай меня теперь. Я хочу поговорить с мамой. Лично. И ты пойдешь со мной. Вместе мы послушаем, что она нам скажет. И вместе мы решим, как нам быть дальше. Согласен?
Он вздыхает облегченно, видно, что рад, что я не устраиваю скандал, а предлагаю «мирное» решение. Соглашается кивком головы, словно маленький ребенок, который боится гнева родителей. Ну что с него взять? Такой уж он у меня, мягкий да добрый. В этом и его сила, и его слабость.
И вот вечером мы уже сидим в гостях у Светланы Петровны. Она нас встречает приветливо, будто ничего и не было. Чай наливает, пирожки домашние предлагает, словно лучших гостей в доме не видела. Только глаза у нее хитрые, блестят из-под очков, словно лисички в норе. Чувствует ведь, что пришли не просто так, не чай пить.
— Ну что вы такие хмурые? Что случилось? – спрашивает она голосом сладким-сладким, словно мед льет.
Игорь молчит, глаза в пол опустил. Ну что с него возьмешь? Придется мне за двоих отдуваться.
— Светлана Петровна, – начинаю я спокойно, стараясь держать тон ровным, уважительным. – Мы хотели поговорить с вами насчет отпуска.
Лицо у нее сразу каменеет, сладость с голоса исчезает, как будто и не было. Вот она, настоящая Светлана Петровна, во всей своей «красе».
— А что тут говорить? Я все Игорю сказала. Путевки сдавайте, деньги нужны Оле. Вот и все разговоры.
— Светлана Петровна, но ведь это наши деньги, мы их зарабатывали, мы на этот отпуск копили, – пытаюсь я достучаться до ее совести. – Разве это справедливо? Из-за долгов Ольги лишать нас долгожданного отдыха?
— Справедливость? Вот еще слово умное нашла, – морщится она, словно от кислого лимона. – Какая тут справедливость? Тут семья на первом месте должна быть! Оля – родная кровь, а ты… ты жена, сегодня одна, завтра другая. А мать и сестра – это навсегда. Неужели ты этого не понимаешь?
— Понимаю, – говорю я спокойно, хотя внутри все кипит от обиды. – Но семья – это и мы с Игорем. И наши интересы тоже должны учитываться. Мы ведь не против помогать Ольге, но не такой ценой. Не ценой нашего отдыха, наших мечт, наших планов. Мы тоже хотим пожить для себя, Светлана Петровна. Неужели это так сложно понять?
— Эх, молодая еще, жизни не знаешь, – машет она рукой, словно от назойливой мухи. – Семья – это жертвы и уступки. Надо уметь жертвовать своим ради близких. А вы все о себе да о себе думаете. Эгоисты молодые.
Игорь все молчит, словно воды в рот набрал. Сидит рядом, беспомощный и жалкий. Вот она – власть материнской любви во всей ее «красе». Любви, которая душит и калечит жизни своих детей.
Я смотрю на нее, на ее каменное лицо, на ее непоколебимую уверенность в своей правоте. И понимаю, что уговаривать бесполезно. Стена непробиваемая. И Игорь рядом сидит, готов опять подчиниться ее воле, предать наши мечты, предать меня. И вдруг меня пронзает мысль – а зачем мне все это? Зачем мне бороться с ветряными мельницами? Зачем унижаться и просить то, что мне и так принадлежит по праву?
И тут внутри меня что-то щелкает, переламывается. Обида и злость уступают место какой-то неожиданной решимости. Я встаю со стула, говорю спокойно, но твердо, как никогда в жизни:
— Хорошо, Светлана Петровна. Делайте, как считаете нужным. Игорь пусть поступает, как мама скажет. Но тогда и я буду поступать, как считаю нужным.
Смотрю им в глаза – Светлане Петровне и Игорю. Вижу недоумение и непонимание на их лицах. Но мне уже все равно. Я уже решила. И никто меня не остановит.
Разворачиваюсь и ухожу. Не прощаюсь, не объясняю. Просто ухожу. Пусть думают, пусть гадают, что это значит – «буду поступать, как считаю нужным». И пусть готовятся к сюрпризу.
Дома собираю небольшую сумку. Паспорт, деньги на карточке, немного вещей самых необходимых. Захожу в интернет, нахожу тот самый санаторий, куда мы собирались ехать вместе с Игорем. Смотрю – есть места! На те самые даты, на которые у нас были куплены путевки. И тут меня осеняет – а почему бы и нет? Почему я должна сидеть дома и страдать, пока они решают судьбы других людей? Я же заслужила этот отдых, я же копила на него два года! И никто, никто не имеет права меня его лишить.
Беру телефон, звоню в санаторий, бронирую место на одно лицо. Оплачиваю карточкой. Все – дело сделано. Билет в одну сторону куплен. Пусть подавится Светлана Петровна своими пирожками. Я еду в отпуск. Одна. Но еду!
Игоря дома нет, на работе задерживается. Ну и ладно. Меньше слез, меньше уговоров. Оставляю ему на кухне записку на видном месте: «Игорь, я уехала в санаторий. Одна. Не звони, не ищи. Когда вернусь – поговорим. Алена».
И выхожу из дома, хлопнув дверью так громко, что в ушах звенит. Словно ставлю жирную точку в этой истории с маминым «скажи жене, что без отпуска обойдется». Вот и обойдется. Только не я.
В санатории оказываюсь вечером следующего дня. Дорога утомила, но в душе какая-то легкость появилась, словно камень с плеч свалился. Воздух свежий, сосновый бор вокруг шумит тихонько, море плещется недалеко. Красота! И тишина какая! Никто не жужжит над ухом, никто не требует ничего. Только ты и природа. То, что нужно сейчас больше всего на свете.
Первые дни хожу сама не своя. Вспоминаю Игоря, звонка его жду постоянно, хоть и сказала не звонить. Сердце ноет от обиды и непонимания. Почему он такой слабый? Почему позволяет матери так манипулировать нами? Почему не может отстоять нашу семью, наши интересы?
Но потом постепенно отпускает. Море шумит успокаивающе, солнце греет ласково, лес дышит свежестью. Начинаю замечать красоту вокруг, людей доброжелательных, разговоры неспешные. Появляется время для себя, для размышлений, для отдыха души и тела.
Игорь все же звонит через пару дней. Трубку снимаю, хоть и не собиралась. Голос у него виноватый-виноватый, жалобный какой-то.
— Ален, ну ты где? Что с тобой? Я записку нашел, как с ума сошел! Мама ругается, Оля звонит бесконечно, а я не знаю, что делать! Прости меня, Ален, я виноват, я дурак, не слушал тебя… – бормочет он в трубку как провинившийся мальчишка.
Слушаю его и злиться перестаю. Жалко его становится. Понимаю, что он сам запутался, сам страдает от этой ситуации. Но жалость не значит прощение. Пока не значит.
— Игорь, сейчас не время для разговоров, – говорю спокойно, ровно. – Я в отпуске. Отдыхаю. Когда вернусь – поговорим обо всем. А пока – прости, мне пора.
И кладу трубку. Пусть помучается немного, пусть подумает над своим поведением. Пусть поймет, что нельзя так поступать с любимыми людьми, ради маминых прихотей. Пусть у него время будет осознать все, что произошло.
Отпуск проходит быстро, незаметно. Возвращаюсь домой с новой головой, с новым ощущением себя. Более уверенной, более сильной, более независимой. Понимаю, что молчание не всегда золото, особенно когда речь идет о собственной жизни и собственных желаниях.
Игорь встречает меня на вокзале с букетом цветов и глазами полными раскаяния. Ведет домой молча, словно боится нарушить хрупкий мир, который наконец-то установился между нами.
Дома садимся за кухонный стол, наливаем чай. Смотрим друг на друга долгим взглядом. В его глазах вижу искренность, раскаяние, надежду. В своих – решимость и готовность к серьезному разговору.
— Ален, прости меня, – говорит он тихо, голос дрожит. – Я был неправ. Я понял все. Мама… она слишком сильно на меня влияет. Но я обещаю, что все изменится. Я буду ставить нашу семью на первое место. Я буду слушать тебя, уважать твое мнение. Я обещаю…
Смотрю на него, слушаю его слова. Вижу искренность в его глазах. И верю ему. Хочу верить. Потому что люблю его, несмотря ни на что. И хочу сохранить наш брак, хоть и понимаю, что шрам от этого конфликта останется надолго.
— Хорошо, Игорь, – говорю я мягко, но твердо. – Я верю тебе. Но это последний раз. Больше я не позволю никому манипулировать нами и нашими отношениями. Мы вместе – семья. И мы должны решать все вместе, на равных. Согласен?
— Согласен, Ален, согласен на все, – кивает он головой и тянется ко мне руками.
Обнимаемся крепко, словно только что вынырнули из глубокого омута на поверхность. Впереди еще много работы, много разговоров, много усилий нужно будет приложить, чтобы восстановить доверие и гармонию в нашей семье. Но первый шаг сделан. Самый главный шаг – к пониманию и уважению. И это уже немало. Отпуск перенесем, это не беда. Главное – что мы снова вместе. На новых условиях. Условиях уважения и партнерства. И этот отпуск мы обязательно проведем. Вместе. И никто уже не сможет нам его отменить.
